Когда аконит закончил рост, Дин аккуратно срезал все стебельки, зачистил стол и утащил цветы в зельеварню. Что домовик делает с волшебными растениями, Лили не интересовалась. То ли солит, то ли сушит, а может и вовсе продаёт — стоила на рынке такая редкость довольно дорого. На что-то же он покупает всяческие обновки для дома? Да и еду, и лекарства, и даже одежду… расходы должны быть нешуточные.

В дверях опять мелькнуло движение. Лили прервала себя на середине фиги — привычка. Вместо Регулуса неприкаянным призраком теперь бродил Эванс.

Пирог оказался немного пересушен, о чём Лили сообщила Кричеру. Старый эльф сразу заменил недоеденное блюдо на другое и поставил новую чашку сладкого чая. Потом заворчал и исчез, чтобы появиться через пару мгновений. Девушка понимающе ухмыльнулась.

Всё то время, что Лили и Эванс жили в доме Блеков, юноша шатался по особняку и не давал нормально отдохнуть старому Кричеру. Лили знала, что Эванс буквально охотится за одной вещью, которая принадлежала домовику; эльф с нездоровой педантичностью не давал своему не-хозяину эту вещь найти, перекладывая её с места на место. Получались буквально кошки-мышки: Эванс идёт к вещи, Кричер её перекладывает, Эванс меняет направление и идёт к вещи, чтобы Кричер её переложил. Так и проводили время. Несчастный Кричер от нехватки сна стал раздражительнее и рассеяннее. Эванс-то совсем не спал и мог «охотиться» каждую свободную минуту.

— Время мази, — появился рядом с Лили Дин.

Девушка, как всегда, попыталась откосить от неприятной процедуры:

— Она не помогает и воняет!

— Дин сказали следить, чтобы юная Госпожа делала мазь на лицо, — большие глаза домового эльфа глядели разочарованно и серьёзно, — Дин должен проследить, чтобы так оно и было. Или юная Госпожа хочет, чтобы Дин был должен себя наказывать? Дин не Кричер, Дин не любит наказания — они болят.

Лили закатила глаза.

— Ну ты и вымогатель… давай свою мазь.

— Дин сам.

Эльф магией собрал волосы Лили в высокий пучок и аккуратно наложил толстый слой жёлтой вонючей мази девушке на лицо — прямиком на шрам. Повреждённый глаз он предварительно залепил магией так, что Лили не могла его открыть при всём желании. Просто склеил ресницы.

В клинике в Швейцарии, кстати, лечился не только Блек, но и Лили. У неё, по её собственным наблюдениям, после близкого знакомства с Августом из не-средневековья знатно потекла крыша; после «развлечения» с Августом из-настоящего она просто съехала. В клинике всё поправили, поставили на место, подлечили по мере возможностей, но иногда Лили… глючило. Несильно, но неприятно. К примеру, она стала более жестокой, спокойнее смотрела передачи про животных где все друг друга едят, читала страшилки как обычную беллетристику, могла зависнуть, рассматривая сырую говядину. Что-то было не так в её ярко-рыжей голове, сильно не так.

Она это особенно поняла тогда, когда чуть не свернула голову Кричеру — просто влепила домовику слишком сильную пощёчину за резкие, злые слова в сторону Эванса. Эльф после этого смотрел на неё чуть ли не влюблённо и называл юной Госпожой, чёртов мазохист.

Послышался хлопок перемещения из кухни — это Кричер. Видимо, Эванс опять нашёл то, что искал. Потом Лили услышала возню в коридоре, где висел портрет Вальбурги. После — ещё и пыхтение, повизгивание, грохот.

Пришлось взять в руки недопитый чай и идти смотреть, что там происходит.

В коридоре была куча-мала, прямо перед портретом матушки Сириуса. Вальбурга изменила себе в лице: оно вытянулось и стало по-лошадиному похожим на лицо Регулуса. В этот момент Лили даже поверила, что они близкие родственники.

Куча-мала состояла из Эванса и Кричера; эти двое яростно сражались за что-то. Лили предположила, что за то самое сокровище, которое Эванс, похоже, наконец смог взять в руки.

— Что… что за стыд?! — взвизгнула Вальбурга. — Непотребство! Прекратить! Немедленно прекратить! Кричер! Это недостойно! Кричер, немедленно… немедленно… Стоя-ять!

Домовик, по привычке слушаться гневного крика, замер; Эванс выцепил из его лягушачьих лапок сокровище — медальон на толстой золотой цепочке. Выглядел Эванс при этом так, что Лили сразу поняла: не отдаст ни за что на свете. Примерно так же он реагировал на дневник некоего Тома Марволо Риддла — тот самый, из-за которого Лили попала в прошлое.

— Стыд! Позор! Непотребство! — продолжала разоряться Вальбурга. — Какой стыд, Кричер! Невозможно, чтобы ты! У меня нет слов!

Кричер, пристыженный, всё-таки выхватил у Эванса из рук медальон; Вальбурга отреагировала незамедлительно:

— Прекрати-ить! Немедленно отдай мальчишке этот… это… что бы это ни было! Немедля!

Посрамлённый, Кричер отдал медальон счастливому Эвансу. Брат Лили даже потрудился кивнуть в благодарность — это было воспринято Вальбургой достаточно благосклонно. Кричер, понурый, остался перед портретом, чтобы выслушивать ругательства любимой хозяйки.

Лили вернулась на кухню, где её уже ждало сдобное мягкое печенье, лимонад, несколько фруктов и новая кружка с горячим чаем. Ещё там был Дин — маленький, лысый, насмешничающий эльф-лекарь с полотенцем, пропитанным очередным зельем.

Пора было снимать маску.

Лили послушно следовала инструкциям эльфа: села за стол, спиной к выходу. Закрыла глаза. Позволила Дин протирать её лицо от подсохшей и ставшей липкой мази от шрамов. Горячие пальцы сновали по её лицу туда-сюда, массируя мягкую кожу.

Другой её щеки коснулись ледяные пальцы, пахнущие стоячей водой, трупной гнилью и сладко-горьким ядом.

— Это мой… медальон, — услышала Лили шипящий голос. — Мой… не бери… отдай!

— Его взяла не я, — ответила Лили.

Она сложила пальцы в мудру. Привычным, отработанным жестом.

========== Глава 2 ==========

Волдеморт в последний раз дёрнулся и наклонился к мужчине под собой близко-близко — так близко, что практически уткнулся носом в шею.

Вдохнул.

Усмехнулся.

Они все пахли одинаково в момент смерти — стерильной сладостью. Будто в дезинфицированном морге забыли букет душных цветов. Не лилий и не роз, чего-то попроще, вроде полевых. Похожий запах Лорд ощущал в далёком детстве, когда приютских детишек вывозили за город «подышать и порезвиться» на природе.

В этих поездках дети пахали как рабочие лошади, невзирая на возраст или болезненность. Ему удавалось избежать трудовой повинности — тогда-ещё-Том просто убегал в поле и лежал там целыми днями, смотря на небо. Возвращался в дом фермера только под ночь, перед этим воруя что-нибудь съестное из холодильника или из кормушек зверей. Морковка у кроликов, к примеру, была очень даже ничего. Сладкая.

Тело под ладонями быстро остывало. Волдеморт ощущал, как переходит жизненная энергия из его жертвы в него, как наполняются силой руки и ноги, как уходит головная боль и неприятно крутит в животе.

Он привстал с мужчины, внутренне передёрнувшись, когда вялый член недо-любовника вышел из него. Неприятно. Отвратительно. Влажно, липко, гадко — совсем как в детстве, из тех воспоминаний, которые тогда-уже-не-Том пытался выбросить из головы.

Теперь вот… приходится.

По ногам текло — дрянной маггл спустил внутрь. Они все так делали, часть ритуала. Только с семенем из тел выходила та самая жизненная сила, что была нужна Волдеморту. Приходилось терпеть, потому что умирать он совсем не планировал, а как решить свою деликатную проблему — пока ещё не знал.

Тело под руками хрустнуло. Волдеморт задумался, а потому не успел отстраниться, убрать руки с грудной клетки — и провалился в грудную клетку маггла по запястья, когда хрупкие косточки рёбер сложились внутрь. Там не было ни лёгких, ни сердца — только сухая пыль, на ощупь напоминавшая муку.

Они все так кончали. Волдеморт буквально выпивал их досуха.

Молчаливый эльф Краучей подал ему мантию и помог очистить руки от пыли, а внутренности от спермы. Жаль только, что с той же лёгкостью ушастый паразит не мог очистить сознание Тёмного Лорда от гадких мыслей.