Это обычно работало с воспитательницами, но с магессой пришлось поступить чуть иначе. Лили давно заметила, что полное игнорирование от ребёнка пугает или злит взрослых. Чаще злит, конечно, но попробовать-то стоило.

В любом случае, отличный результат. Профессор Септима Вектор не стала злиться, а, напротив, сильно занервничала. Как итог — она переговорила с таинственным директором школы волшебства и получила ожидаемое разрешение на обучение для Лили. Учиться Лили очень-очень хотела, тем более, магии. Девочка заметила, с какой лёгкостью эта Септима Вектор обдурила приставалу Мэган, самую назойливую из воспитателей. Лили хотела уметь так же!

А то придумали: Эванса, да одного, отправлять непонятно куда. Да он же без сестры не выживет!

Буквально.

Косой переулок, волшебная улочка Лондона, впечатления на Лили не произвёл. Слишком ярко, слишком шумно и бестолково, а ещё — слишком людно. Ни сама Лили, ни Эванс не любили большие скопления людей, потому что старались избегать прикосновений. Лили просто не любила излишней тактильности, а Эванс… ну, там всё было сложно.

К тому же, входить в эту «сказку» предполагалось через грязный, пропахший кислятиной паб. Отличное место для одиннадцатилетних детей, ничего не скажешь!

— Идём, — сказала Септима, прерывая размышления девочки.

Профессор Вектор вела в волшебной школе что-то вроде математики, только с магическим уклоном. К счастью Лили, которая не особо любила цифры, предмет вводился по выбору и лишь с третьего курса. Можно будет обойтись без него и противных сложений-вычитаний.

Сама профессор не слишком напоминала учителя сухой математики. У неё было подвижное лицо, живые чёрные глаза, прямые тяжёлые тёмные волосы и красивые брови. Одежда, правда подкачала: какой-то невыразительный балахон, массивные неинтересные ботинки и остроконечная шляпа, как в сказках про злых колдуний. Но так, вроде, одевались все ведьмы.

Косой переулок бурлил и клокотал. Летали совы и маленькие бумажные самолётики, под ногами вились коты всех окрасов, толкались люди. Улочка была не слишком широкой, около трёх или четырёх метров, из-за чего создавалась настоящая толчея из магов. В такой потеряться, особенно ребёнку — раз плюнуть.

Профессор Вектор, судя по недовольному взгляду, это хорошо понимала.

— Давайте руки, — сказала она.

Лили безропотно протянула горячую ладошку, а вот Эванс, как и всегда, замешкался. Пришлось Лили боднуть его локтём, чтобы братец отмер.

Но это ничего, он сегодня ещё активный. Ходит. Обычно-то всё намного хуже, не дозовёшься.

Профессор Вектор двинулась вперёд, рассекая толпу, как ледокол. Иногда с женщиной здоровались ученики и их родители, причём обращались к ней с уважением и радостью. Лили внимательно смотрела и запоминала: по общению человека с другими можно многое о нём узнать.

Вот профессор, к примеру, была неплохой женщиной, это видно сразу. Может быть, она слишком увлекалась своим предметом, но для хорошего учителя это было простительно, как бы Лили ни любила математику. С профессором хорошо общались, не стеснялись подходить и уточнять учебные вопросы, с ней не боялись заводить разговор в общем. Определённо, к такому человеку стоило присмотреться и показать себя с самой выгодной стороны. Лили рассчитывала на то, что в школе профессор не превратится в строгого учителя и поможет двум сироткам, если что.

Пока профессор Вектор разговаривала с учениками и их родителями, Лили вовсю крутила головой, рассматривая переулок. Вокруг творилась магия, такая обыденная для волшебников, что дух захватывало. Взметались разноцветные искры, одни предметы превращались в другие, сумки и чемоданы уменьшались, увеличивались, летели и бежали за хозяевами на коротеньких наколдованных лапках. Лили только и успевала удивляться творящейся вакханалии. Действительно, одно дело читать и знать о волшебстве, а другое — видеть его своими глазами.

Но особенно в этом хаосе выделялся уличный фокусник в шутовском наряде. Да он как будто из сказки сошёл, в самом деле! Про принцесс, драконов и умных скоморохов.

— Дети, — обратилась к Эвансам профессор Вектор, — сходите, посмотрите на представление. Я сейчас подойду.

Лили скептически осмотрела молодого мужчину, завладевшего вниманием профессора, и послушно направилась к уличному фокуснику. Опомнившись, Лили вернулась к сопровождающей, взяла брата за руку и потащила Эванса за собой. Иначе он бы так и остался стоять рядом с профессором.

Уличные представления магов мало отличались от таких же у магглов. Разве что мелькали разноцветные искры и летали вокруг фокусника крошечные бабочки и птички. А так — всё те же карты, голубки, много шума и разноцветного дыма.

Сам иллюзионист был необычайно высок и худ; казалось, он мог бы спрятаться за молоденьким деревцем. Его землянистое чумазое лицо создавало поразительный контраст с богатыми яркими одеждами, очень напоминающими шутовские. Лили подобные видела в историческом фильме. Разве что маг выглядел побогаче, чем актёр.

Фокусник улыбался, но улыбка была профессиональная. Такие оскалы Лили умела отличать с полувзгляда: обычно так улыбались те, кто хотел усыновить Эванса или её только ради пособий.

Волосы у фокусника были длиннее, чем Лили привыкла видеть на мужчинах, и на кончиках завивались в симпатичные кудряшки. Но больше всего поразили девочку глаза: ярко-жёлтые, как луна в мультиках.

Обычные вроде бы трюки с картами захватили всё внимание девочки. Её брат стоял рядом, безучастно следя за движением ловких пальцев фокусника. Его не трогали ни красота творящегося волшебства, ни общая атмосфера праздника вокруг, ни веселье взбудораженных детей. Яркие зелёные глаза смотрели на мир абсолютно равнодушно.

— Люси, мы уходим, — раздалось сбоку, и Лили повернула голову, на миг оторвавшись от фокусов.

Какая-то пожилая дама, с опаской смотрящая на шута, уводила недовольную маленькую Люси подальше от мужчины. Лили только брови подняла: выступление было просто великолепным! И что ей не понравилось, грязное лицо фокусника? Или она просто против всякого веселья?

— Ты с ума сошёл, Джейкоб, — уже с другой стороны услышала Лили. — Это же оборотень!

Последнее слово стало спусковым крючком. Маги заволновались, принялись обеспокоенно переглядываться и внимательно рассматривать иллюзиониста. Убеждаясь в чём-то, они быстро подхватывали своих детей на руки и уходили, несмотря на недовольство ребятни.

Около оборотня, спокойно продолжавшего играться с картами, остались Эванс, Лили и улыбающаяся беловолосая девочка. Блондиночка, к несчастью, тоже скоро ушла, перед этим бросив в котелок для подаяний всё, что было у неё в карманах: несколько конфет, четырёхлистный клевер, какую-то ракушку и пару медных монеток.

Закончив выступление, оборотень доброжелательно подмигнул детям и, подхватив котелок, хотел было уйти, как его остановил вопрос Лили:

— Почему они увели детей?

Оборотень остановился, непонимающе моргнул жёлтыми глазами и снова нацепил на лицо вежливую улыбку.

— Оборотней… здесь не любят.

— Не любят? — внезапно отреагировал Эванс.

Лили тяжело вздохнула. Проблема любви всегда была на первом месте для равнодушного ко всему Эванса; ей самой пришлось несколько лет доказывать, что она его любит, но, как ей казалось, брат всё ещё не мог в это поверить. А ведь он для неё стал решительно всем, и представить другую жизнь, где его бы не было, она уже давно не могла.

Но нет, этот упёртый мальчишка предпочитал лежать на полу, на ковре, на своей и её кровати, но только не играть с Лили, чтобы почувствовать её любовь! А она бы его и чай усадила пить с куклами, и машинки бы показала, и рисовала бы его своими самыми лучшими цветными карандашами и ручками на самой хорошей бумаге, которую она купила на деньги, честно заработанные мытьём машин и продажей печенья…

Она на всё была для него готова. Даже умереть!

Пояснять оборотень ничего не стал, только словно в извинении развёл руки. Затем, улыбнувшись, он вытащил из котелка конфеты — те самые, что бросила беловолосая девочка. Фантики у них были на диво чудными: переливались всеми цветами радуги.