От знакомых, полуистеричных интонаций Эванс по-доброму хмыкнул.

— Мой прощальный подарок, Малфой. Хотя Лили всегда говорила, что ты был ужасным засранцем… ты не давал мне скучать.

Малфой нахмурил бледные, практически незаметные брови и протянул руку. Эванс очень осторожно, а оттого неловко пожал её, боясь спугнуть момент.

— Рад был быть засранцем, красноголовый. Удачи тебе… куда бы ты ни шёл.

Эванс шёл в покои Волдеморта.

Тёмный Лорд уже решил все вопросы с Пожирателями и лежал на постели, закрыв глаза сгибом локтя. Когда Эванс лёг прямо на Волдеморта, тот едва пошевелился.

— Опять мигрень?

— Снова. Боль только усиливается.

Эванс положил голову на грудь Волдеморта и вслушался в стук его сердца. Ритм был неровный: то частил, то замедлялся, словно не мог определиться.

Головные боли начались не так давно, как раз после того, как Эванс заключил ещё один кусочек души в халькантит. За две недели мигрени извели Волдеморта так, как не удавалось ни смерти, ни Дамблдору. Тёмный Лорд был готов буквально на что угодно, лишь бы прекратились эти изматывающие, непроходящие боли — и у Эванса было лекарство. Горькое, противное, неприятное… но оно бы точно помогло.

Он всё равно был не уверен в том, что делает, когда предлагал это:

— Хочешь, я помогу тебе?

Волдеморт посмотрел на Эванса из-под ресниц; радужка у лорда была ярко-красной от сильнейшей головной боли.

— Избавишь меня от боли? Конечно же хочу.

Эванс сел и упёрся руками о грудь Волдеморта — так, как тот делал раньше с магглами после ритуального секса. Лорд убрал руку с лица, но глаза закрыл: от света всегда становилось хуже и в висках начинали стучать барабаны. Когда Эванс наклонился и осторожно поцеловал в уголок губ, Волдеморт слабо усмехнулся.

— Ну, тоже лекарство. Хотя я думал, что ты действительно вылечишь меня.

— Я вылечу.

Спустя несколько лёгких, невесомых поцелуев Волдеморт легонько дёрнул Морри за прядку длинных белых волос. Эванс послушно придвинулся и углубил поцелуй.

Халькантит, до этого бережно хранимый Эвансом под языком, скользнул в рот Волдеморту. Тот рефлекторно проглотил камень, а потом оттолкнул от себя любовника — с такой силой, что Эванс слетел с кровати.

— Какого…

Он даже договорить не успел. Ядовитый камень, ставший ещё опаснее из-за магии смерти, убил его практически мгновенно.

Некоторое время Эванс сидел абсолютно без движения, бессмысленно смотря перед собой. Белые волосы стали короче и вернули кровавый оттенок; глаза из мутных озёр превратились в яркую зелень. Школьная форма Слизерина совершенно не подходила для ситуации.

Эванс попытался было подняться, но ноги его подвели. Тогда он подполз к кровати и забрался на неё.

Его вишнёвый лежал прямо по центру, раскинув руки. Глаза у него закатились, радужки совсем не было видно.

Юноша кое-как стёр рукавом мантии пену, выступившую на губах Волдеморта. Это отобрало последние силы, так что Эванс лёг рядом с лордом и прикрыл глаза. В остывающем теле он не чувствовал души — ни кусочка.

Всё закончилось.

Комментарий к Глава 19

Кислота подъехала.

Нет, я не буду добавлять сами-знаете-какое предупреждение в шапку.

Читайте дальше.

========== Книга третья. Материнство. ==========

По мнению Лили, кладбище было серым и унылым. Его не спасали ни кипельно-белые одинаковые надгробия солдат, ни яркий зелёный газон, ни высаженные клумбы. Даже солнечный день не делал это пристанище мёртвых приятнее.

А она-то надеялась как-то разбавить эту серость принесённым букетом. Глупая. Не надо было выбирать белые лилии — это оказалось слишком пошло и уныло. Как картинка из низкобюджетного кино.

Снейп, стоящий у неё за правым плечом, был похож на работника похоронного бюро или на священника. Кроме шуток: к нему уже несколько раз подходили всевозможные старушки и просили то благословения, то помолиться за упокой усопших родственников. Северус на это только мрачно кивал, но при этом ничего не обещал.

Людям хватало и этого.

Гарри Эванса похоронили на том же кладбище, что стало последним пристанищем для Эвелины Оллсандей. Лили посчитала это правильным: при своей не-жизни её брат был очень привязан к старухе и частенько навещал её. Теперь они лежали рядышком, — Лили не хотела вспоминать, сколько денег, нервов и заклинаний она потратила, чтобы выкупить могилу Эвелины, — как бабушка и слишком рано ушедший внук.

Лили правда считала, что Эванс ушёл рано. Ему бы ещё жить и жить, вместе со своим вишнёвым или хотя бы просто вместе с Лили. Но её брат выбрал, и она должна была смириться с этим…

Только всё никак не могла простить.

— Ну ты и засранец всё-таки, — тихо сказала она, кладя букет рядом с надгробием. — Хотя бы попрощался бы нормально.

Прошло почти десять лет, давно минул её двадцать первый год, из солнечной Колумбии она с Северусом переехала обратно в Англию, исчезли из её жизни бессмертие и безликий — а Лили всё никак не могла смириться с тем, что брата не было рядом. Слишком много места он занимал в её сердце, слишком глубоко пророс. Слишком много воспоминаний на двоих.

Книги по психологии говорили, что когда-нибудь эта боль утихнет. Лили не была в этом уверена, но заглушала тоску любовью — к Северусу, к их дочери, к Сириусу и его выводку. Блек нашёл себе девицу из клана Макнейра, и та оказалась на диво плодовитой. У счастливчика-Сири три раза подряд рождались девочки-двойняшки. Благо, для имён на небе было достаточно звёзд. И даже Регулуса удалось отправить на перерождение.

Признаться честно, Лили была почти счастлива. Всё складывалось хорошо: Министром Магии стал полностью оправданный Барти, партия Пожирателей из террористов переросла в нормальную политическую организацию — спасибо за это Люциусу. Она сохранила дружбу с Виктором и частенько гостила в Болгарии. Даже Малфой оказался на диво приятным засранцем. Фламель с супругой регулярно звали на обеды, Анжела недавно родила мальчишку то ли от Сэма, то ли от Майкла, и просила у подруги стать крёстной…

Лили и Северус занимались наукой: для общества он выбрал зельеварение, она чары; в действительности его интересовал малефицизм и тёмные искусства, её — некромантия. Дочка унаследовала от родителей тягу ко всем этим направлениям, и Лили побаивалась отпускать её в Хогвартс. Девочка оказалась на диво болтливой.

У неё были чёрные некромантские глаза и ярко-рыжие волосы. Она совсем не была похожа на брата Лили — и слава всем богам.

Унылость кладбища наводила тоску. Серые могилки, серые тучи, слишком зелёная трава. От этой серости тошнило, она напоминала о Пустошах и смерти.

Заклинанием Лили рассекла себе ладонь и набрала в ней крови. Не скупясь, Эванс брызнула красным на могилу и на надгробия. Лишь бы разбавить серость.

— У меня всё хорошо, Эванс, бессердечная ты скотина, — сказала Лили, быстро вытирая набежавшие слёзы окровавленной рукой. — И будет ещё лучше. И у тебя пусть… тоже будет. Где бы ты ни был.

Она развернулась и, не оглядываясь, ушла. Её ждали муж, дочь и пара поднятых умертвий.

На могилах цвёл кровавый аконит.

========== ПОСЛЕ ==========

Серые Пустоши никогда не менялись.

В мире живых рождались и умирали короли, правили боги, их свергали люди, людей пожирали звери — Пустоши оставались неизменны. Их пепла не касался ни ветер перемен, ни настроение Магии, ни волны Удачи.

Эванс часто был здесь ещё при своей не-жизни. Ходил по сухому мелкому песку, — праху? — смотрел по сторонам, видел похожих на эмбрионы чёрных существ сверху и иссохших мумий под ногами. Видел он и железный трон, украшенный костями, но никогда к нему не приближался.

Сейчас же его путь лежал именно к нему. И к женщине, что сидела на нём.

Она ждала Эванса, он это знал. А может, она ждала не его, а ребёнка, что он нёс на руках — безобразного, морщинистого, иссохшего с одной стороны и раздувшегося от гноя с другой. Это существо было безобразнее всего на свете, что Эванс только видел, и вместе с тем казалось юноше самым прекрасным.