– Так точно, – отвечаю не своим голосом, быстро соскочив со стула. И добавляю:

– А я еще и с Удачного, товарищ капитан второго ранга.

– Хорошо, знаю, – смягчился служивый. – Удача нам тоже пригодится. Вот, товарищи призывники, берите пример. Призывник “Удачный” готов защищаться. Присядьте пока. Я кивнул и сел, чувствуя как без моего участия и желания, загорелись щеки. А кожа на голове, закипала…

Затем, с каждым новобранцем побеседовали отдельно, подозвав за стол. Кто? Зачем? И почему? И вроде-бы, всех ребят утвердили.

– Можете меня сразу, в дизельный отсек записывать!? – заявляю сходу, присаживаясь последним на стул перед комиссией.

– И по моей специальности, техник – механик, – продолжаю, – и я еще летом изучал строение подводных дизельных лодок, по интернету.

– Ну-ну, – по-голливудски улыбаясь, объяснял капитан – подводник. – Это Вам молодой “Удачный” человек, только предстоит доказать: что Вы именно тот, кто нужен на подводной лодке. Ведь случайных людей у нас нет. Команда субмарины – это семья, где каждый выполняет свою функцию. Но может, если потребуется, всегда заменить или помочь товарищу. И даже, если для этого предстоит совершить героический поступок. Вы готовы на это? Я, пожав плечами и не задумываясь, естественно кивнул.

Потом, майор – военком объявил: – Через неделю, сбор тут, в десять. В понедельник, девятого сентября. Ничего с собой брать не нужно. Денег, тоже много не берите. Так, если на первое время. Потом, каждый получит жалование. А от “Алросы” – нашей якутской компании, будет каждому рюкзак в подарок. Там как всегда, самое необходимое: Мыло, сланцы, полотенце, бритва и мочалка. Зубная паста со щеткой, тетрадь, ручка, туалетная бумага. И еще Н.З., – сухой паек. Вот так. Теперь парни, у вас все будет по – взрослому. И оглянувшись заговорщицки на закрытую дверь, гораздо тише добавил:

– По взрослому, – это значит целоваться без трусов.

Конечно, все призывники рассмеялись. Нам только палец покажи, будем хохотать.

Хорошо, что с юмором он – отмечаю про себя. А то долго быть серьезным, это тяжело: большой вес. Можно надорваться. Так, все призывники и выбежали на улицу. Необходимо было все это как-то переварить. И глотнуть свежего воздуха не помешает, а кому – то, наверное и покурить: успокоить нервы.

Интересно, – размышлял я на ходу, – какая там погода на Черном море?

– У нас, не очень жарко, – так всегда поговаривает мой отец, приходя с работы в январе, при более чем минус сорока пяти градусах.

– Сегодня не жарко было, – говорил тогда. – Вот при минус тридцати, уже теплее будет. Погреемся. И смеется. Поэтому, с юмором в моей семье всегда было отлично.

– Ты что куришь, “Удачный”? – услышав вопрос из-за спины, я возвращался из воспоминаний на улицу. Оборачиваюсь, сзади парень – призывник, один из нашей дюжины.

– Не курю, родной. Бросил еще в детском саду, – отвечаю тактично. Он улыбается, видимо ответ понравился. Смотрю: а улыбка у него добрая, искренняя. Ведь давно заметил: если незнакомый человек улыбаясь и глаза чуть-чуть прикрывал; то действительно ему весело и смеялся от души. А если улыбается и глаза как две большие “О”, то притворяется. С каким – то, своим скрытым умыслом. Так вот, у этого черноглазого и черноволосого крепыша: глаза были узковаты – это правда, но вот улыбка широкая, вразвалочку гуляла – от одного уха до другого. Словно по пути, пересчитывала и перепроверяла ровные зубы.

– Ты “Удачный” молоток. Вместе будем служить, – сказал он. – Я Валерий Золотов, город Мирный.

– А я, – отвечаю, – из Удачного, Сергей Рудь.

– А почему? – спросил он. – Там капитан сказал, что ты еще из Севастополя? – поинтересовался Валерий.

– Родился там, понимаешь? – Отвечаю. – А потом, мы переехали сюда. Ведь Крым отдали Украине, теперь другому государству.

– Бывает. А я тут родился, и отец мой тут и дед. И вообще все мои. А теперь, представляешь, море смогу увидеть? – восторгался Валерий, предвкушая свое скорое будущее.

– Да не только увидеть, но и пощупать сможешь и даже.., что-то похлеще сделать с ним, – намекаю с юморком.

– Оно красивое. Черное? – не унимался Валерий, приглаживая свои волосы, также – воронова крыла.

– Да, конечно. Наверно… Только я не видел, мне годик было, как переехали и все там оставили, на Украине, – отвечаю немного погрустнев.

– А я что – то не пойму. Вот вы: русские и украинцы, – это разве разная национальность? – разводя руками в стороны, интересовался Валерка.

– Вот я: якутский россиянин. И по – моему: Эти украинцы – это русские, просто жившие на краю или с края, когда то большой страны. У края. У кра – ин – цы, – выговаривая по слогам, объяснял мне Валера.

– Да знаю я, – соглашаюсь. – Одна страна сначала была, Киевская Русь. Затем, Российская империя. А теперь вот, сам ничего не пойму. Ведь по паспорту я украинец, так как родился в Крыму после того, как его отдали. Родители также, папа украинец, а мама русская. Но мы всегда и везде представлялись русскими. Да и за границей все люди знают, что украинцы – это просто вид русских. А теперь, как то все иначе. Не пойму, почему это произошло? Видимо, кому то выгодно, разделить один народ на два, а нет – на три. Белорусы же, такие как и мы, просто белого у них внешне больше.

– Да уж, – вздохнул Валерий. – Мы все россияне в России; никто не делит на национальности. Так и вы вообще, для всех одинаковы. Что русские, что украинцы. Славяне, они и в Африке славяне. Зачем делиться?

– Извини Валер. Я не знаю кто это сделал, но явно, что не сами. Из-за границы руководят. Сам по телеку видел: по Киеву нацисты ходят, “бандеровцы”. Кошмар. Поэтому, знаешь? Считаю так: украинцы – это мы, ну и те, кто за мир и дружбу, за совместную историю. А они, кто ходит со свастикой, – не украинцы, хоть и живут там. Они “бандеровцы” и нацисты, оккупировавшие Киев и страну.

– Что – то совсем не весело там, – Валерка расстроился.

– А знаешь, – он снова оживился. – Я тоже против фашистов: у меня дедушка защищал Родину, на московском направлении. В сибирской дивизии от Гитлера, слышал?

– Еще бы! – восхищаюсь. – Молодец твой дед, надавал им тогда, на орехи. Наложили они зимой под Москвой в сорок первом, свои полные фашистские штаны.

– И мои деды, – немного хвастаюсь в свою очередь, – прошли всю войну и дошли до самой Германии. Мы помолчали.

Теперь и вся куча парней – если так можно выразиться, подошла. И мы перезнакомились. Все они – оказывается, друг друга знали с детства. Также, закончили один колледж: города Мирного. А с Удачного, такой призывник был один. И еще один парень, он Юрой назвался; тоже был не с Мирного. А издалека, аж с самого Хабаровска: голубоглазый блондин Юра Гаран.

Юрка этот, как будто и самым старшим был. И точно – он вскоре признался: нам то всем, по восемнадцать – девятнадцать лет, а ему: двадцать один. Но, несмотря на свой старший возраст, был самым веселым из всех и самый улыбающийся. И наверное, был большим модником: потому как свои белокурые и волнистые волосы, через каждые пять – десять минут старательно поправлял.

Затем, распрощавшись до девятого, наша “десятка” разъехалась. Как говориться: по своим домам, по хазам да малинам. Понимая точно: что будет о чем подумать на досуге; и не до конца понимая: что ждало впереди.

4

А девятого и ровно в десять, Ваш покорный слуга стоял в середине разношерстного строя из двадцати человек на плацу военкомата Мирного. Солнце светило по-летнему, но практически не грело. И то, что это нормально, понимали все собравшиеся. Но не потому, что было утро, а от того что север. Ничего не поделать, одним словом Якутия – это пока что не Крым.

Еще бросалось в глаза: провожатых было в разы больше. Кто-то из военных крикнул:

– У Вас ровно пятнадцать минут, на “попрощаться с родными”.

Все парни мгновенно разбежались по своим кучкам, собранным из лучших друзей и родни. Вот только я ни кого не пригласил, зачем? Мои все – в городе Удачном. А здесь, в Мирном и сам справлюсь – большой. Да и не люблю эти панты – расставания. Смотрю: также и Юрка – тот светловолосый хлопчик, стоит один. Вот вместе с ним и стали общаться. Слово за слово, понимаю: он нормальный парень, не какой-то свистун. Я поинтересовался: