– А как иначе? – отозвался полковник. – Он вверяет себя своим соотечественникам, и нет большей уверенности в торжестве справедливости, чем вердикт двенадцати честных англичан.

– И никакого права на апелляцию, – заметил Дарси.

– Разве это возможно? Решение суда присяжных священно. А что ты предлагаешь, Дарси, второе жюри, согласное или не согласное с первым, а потом еще одно? Это будет полный бред, и если будет продолжаться ad infinitum[9], то процесс, возможно, перейдет в иностранный суд, который станет рассматривать английские дела. И это будет концом нашей системы правосудия.

– Разве нельзя создать апелляционный суд из трех или пяти судей, который собирался бы в случае разногласий в трудном деле? – спросил Дарси.

В спор вступил Элвестон:

– Могу себе представить реакцию английских присяжных, узнавших, что их вердикт обжалован и дело передано трем судьям. Решения по правовым вопросам принимает судья на самом процессе, и если он не способен с этим справиться, то, значит, занимается не своим делом. Но апелляционный суд в определенной форме существует. Участвующий в рассмотрении дела судья может инициировать процесс о даровании помилования, если он не согласен с результатом, а вынесенный вердикт, который представляется собравшейся публике несправедливым, вызывает крики несогласия, а иногда и более резкий протест. Уверяю вас, нет никого сильнее англичанина, если он объят праведным негодованием. Как вы, возможно, знаете, я вхожу в группу адвокатов, изучающих эффективность нашего законодательства по уголовному праву, и нам хотелось бы провести одну реформу: право обвинителя произносить свою окончательную речь, прежде чем заключение передается защите. Я не вижу возражений против такой реформы, и мы надеемся, что она осуществится еще в этом столетии.

– А какие могут быть возражения? – поинтересовался Дарси.

– Все упирается во время. Лондонские суды завалены работой, и многие дела рассматриваются с неприличной быстротой. Англичане не то чтобы не любят адвокатов, они просто не хотят сидеть часами и слушать дополнительные речи. Считается, что обвиняемый может сам постоять за себя, а перекрестного допроса обвинителя и защитника достаточно, чтобы гарантировать справедливость. Я не считаю эти аргументы убедительными, но они искренне поддерживаются многими.

– А ты говоришь как радикал, Дарси, – заметил полковник. – Я и не подозревал, что ты так интересуешься законодательством и сторонник его реформирования.

– Я и сам этого не знал, но когда сталкиваешься, как мы сейчас, с реальностью, от которой зависит судьба Джорджа Уикхема, и видишь, как узка грань между жизнью и смертью, то, естественно, тебя это начинает интересовать и волновать. – Помолчав, Дарси прибавил: – Если это все и нам нечего больше сказать друг другу, может быть, присоединимся к дамам, которые ждут нас к обеду?

Утро вторника обещало впереди прекрасный день, теплилась даже надежда, что проглянет солнце. У кучера Уилкинсона была заслуженная репутация надежного предсказателя погоды, и два дня назад он обещал, что дождь и ветер сменятся солнцем, а дожди будут мелкими и короткими. В этот день Дарси должен был встретиться за ленчем со своим управляющим Джоном Вулером и уже затем отправиться верхом в Ламтон, чтобы повидать Уикхема, хотя он отдавал себе отчет, что эта встреча не принесет радости ни одному из них.

Во время его отсутствия Элизабет планировала посетить вместе с Джорджианой и мистером Элвестоном Лесной коттедж, справиться о здоровье Уилла и отнести вина и разных вкусностей, которые, как она и миссис Рейнолдс надеялись, вызовут у него аппетит. Она также хотела убедиться, что его мать и сестра не боятся находиться одни в те дни, когда Бидуэлл работает в Пемберли. Джорджиана изъявила горячее желание ее сопровождать, Генри Элвестон тут же предложил себя в попутчики, что одобрил Дарси, да и дамы понимали, что с ним им будет спокойнее. Элизабет торопилась выйти раньше, сразу же после ленча; осеннее солнце – дар судьбы, который не может длиться вечно, к тому же Дарси настаивал, чтобы они вернулись из леса до сумерек.

Но прежде надо было написать письма, и после раннего завтрака Элизабет посвятила несколько часов этому занятию. Надо было ответить на письма приглашенных на бал друзей, они все еще приходили, полные сочувствия и расспросов; и Элизабет знала, что родные в Лонгборне, которым Дарси послал срочное уведомление, ждут от них чуть ли не ежедневных отчетов. Еще надо сообщить, как идут дела, сестрам Бингли, миссис Херст и мисс Бингли, но, пожалуй, это может сделать сам Бингли. Они навещали брата и Джейн дважды в год, но больше месяца жить в деревне не могли, их как магнитом тянуло к лондонским развлечениям. Живя в Хаймартене, они снисходили и до посещения Пемберли. Тот факт, что впоследствии они могли хвастаться родством с мистером Дарси, роскошью его дома и великолепием поместья, был очень важен и перевешивал воспоминание о несбывшихся надеждах и чувство обиды, хотя видеть Элизабет в роли хозяйки Пемберли по-прежнему оставалось для них болезненным испытанием. Так что их визиты, к большому облегчению для Элизабет, были редкими.

Она знала, что брат тактично отговорит их от посещения Пемберли в это трудное время, и они, конечно, послушаются его. Убийство в известной семье может щекотать нервы на светских приемах, но кому интересна жестокая расправа с никому не известным пехотным капитаном, незнатным и небогатым? Даже самые щепетильные из нас редко откажутся послушать сплетни о любовных делах – раз уж их не избежать, лучше посмаковать, поэтому и в Лондоне, и в Дербишире знали, что мисс Бингли совсем не хочется именно сейчас покидать столицу. Ее охота на богатого пэра-вдовца вступала в подающую большие надежды фазу. По правде говоря, без звания пэра и денег он считался бы самым скучным человеком в Лондоне, но, если к тебе обращаются «ваша милость», можно смириться с некоторыми недостатками, и борьба за его богатство, титул и остальные привилегии была, по понятным причинам, исключительно острой. Парочка алчных мамаш, понаторевших в матримониальных баталиях, яростно сражалась за счастье своих дочерей, и мисс Бингли не собиралась оставлять Лондон в такой решающий момент.

Элизабет уже успела написать письма родным в Лонгборн и тете Гардинер, когда вошел Дарси с письмом, пришедшим еще вчера вечером срочной почтой, но которое он распечатал лишь сейчас.

– Леди Кэтрин, разумеется, все рассказала мистеру Коллинзу и Шарлотте и вложила в конверт их письма вместе со своим. Не думаю, что они доставят тебе удовольствие или удивят. Я буду в кабинете с Джоном Вулером, но надеюсь увидеть тебя за ленчем, прежде чем отправлюсь в Ламтон.

В своем письме леди Кэтрин писала:

Дорогой племянник!

Как ты понимаешь, твое письмо стало для меня настоящим шоком, однако могу заверить тебя и Элизабет, что, к счастью, я выдержала испытание. Хотя все-таки пришлось пригласить доктора Эвериджа, который похвалил меня за крепость духа. Не сомневайся, я в порядке. Смерть этого несчастного молодого человека (о котором я, конечно, ничего не знаю) неизбежно станет национальной сенсацией, которую трудно избежать, учитывая значение Пемберли. У мистера Уикхема, заслуженно арестованного полицией, прямо талант приносить неприятности и несчастья достойным людям, и я не могу отделаться от мысли, что потворство твоих родителей его детским капризам, о чем я часто серьезно говорила с леди Энн, лежит в основе его поздних проступков. Однако я верю, что хотя бы в этом чудовищном преступлении он не виновен, так как в противном случае тебе придется потратиться на адвоката: ведь он вследствие постыдной женитьбы на сестре твоей жены стал тебе родственником. Будем надеяться, что это не навредит тебе и твоим сыновьям. Тебе понадобится хороший адвокат. Ни в коем случае не нанимай кого-нибудь из местных; ты получишь ничтожество, сочетающее в себе неэффективность и необоснованные надежды на солидное вознаграждение. Я уступила бы тебе своего адвоката мистера Пегуорти, но он нужен сейчас здесь. Давний спор из-за границы с соседом, о котором тебе известно, достиг критического уровня: в прошлом месяце прискорбно участились вторжения на мою территорию. Я приехала бы сама – мистер Пегуорти говорит, будь я мужчиной и занимайся юриспруденцией, могла бы стать украшением английского суда, – но сейчас мое присутствие необходимо здесь. Если я буду ездить ко всем, кто нуждается в моем совете, то никогда не буду дома. Предлагаю тебе нанять адвоката из «Иннер-Темпл». Говорят, там настоящие джентльмены. Сошлись на меня, и тебя там прекрасно примут.