Чтобы не расстраивать мать, Мария-Владислава потащила меня не в особняк Айзиковичей, а в свое тайное убежище - небольшой искусственный грот, вырытый в прошлом веке по капризу сумасбродного магната. Мария-Владислава хранила там свою этнографическую коллекцию. У нее лежали каменные славянские идолы - существа без рук и ног, туловища коих испещряли непонятные острые знаки. Дальше валялись кувшины древней лепки и аккуратная кучка костей енота, сложенных в его шкуру.

  - Это для гадания - объяснила ведьмочка. - Берешь вслепую одну кость, а я тебе скажу, что это значит.

  - Как что? - поразился я. - Кости енота, и ничего более.

  Но Мария-Владислава по ним старалась предсказать будущее. Весьма бесполезное занятие - чего быть, то не предвидишь.

  Однажды, жарким июльским днем, когда панночка призналась, что нам придется еще немного подождать, пока мама утихомириться, забудет, а уж тогда и свадьба, я, обнимая ее и нащупал в кармане трепещущего белого голубя.

  - Зачем ты мучишь птичку? Отпусти!

  - Принесу ее в жертву - невозмутимо ответила язычница.

  Я со страхом смотрел, как Мария-Владислава убивает голубя, украденного ей с церковной крыши.

  - Война уносит миллионы жизней - сказала она, вытирая окровавленные пальчики. - А тебе птичку жалко. Мне, кстати, тоже не доставляет особой радости терзать ее кухонным ножиком. Противное занятие. Но им нужна теплая кровь.

  - Ящерам? - спросил я ее, задыхаясь.

  Она молча отодвинулась, изогнувшись, как кошка, и сказала:

  - Тебе вредна кровь.

  После я узнал, что она - не ест ничего мясного. Носит бифштексы и шницели со стола своему волчку. Чем дальше, тем сильнее меня стала изводить мысль: Мария-Владислава на самом деле отвечает взаимностью не мне сегодняшнему, а тому человеку, которого она придумала в своем будущем. Чужому, воображаемому, кем я никогда не стану.

  22. Горячие металлические шарики.

  Австро-Венгрия благополучно распалась. В ноябре 1918 года в Львове произошел переворот. Вместо австрийских властей, которые меня никогда не волновали, провозгласили украинское правительство народной республики. Я совершенно тогда этим не интересовался, мне было все равно, лишь бы остался город Львов. Даже развернувшаяся украино-польская война не убедила упрямца в том, что моей жизни угрожает нешуточная опасность.

  Подумаешь, переворот! Их в Галиции столько было и еще будет!

  Сначала потерял Марию-Владиславу. Мы долго не виделись. Потом, уже совсем измучившись ждать, нашел утром на полу письмо в конверте. Читаю и ужасаюсь - любимая меня бросает навеки, потому что уходит в отряд польской обороны Львова. Не сразу до меня дошло - живу по документам Франтишека Фертышинского, полу-поляка, приехавшего из Германии.

  А раз так - должен встать под ружье польской обороны Львова. Ужасная мысль пронзила мой череп - панночка ведь не знает, что на самом деле крутила роман с россиянином! Она думает, будто я поляк, струсил, предал Польшу!

  Но, если разобраться - это не моя война, я не должен ни в кого стрелять. В санитары бы пойти не отказался, в посредники на переговорах, в снабженцы, в переводчики, но не в солдаты. В конце концов, трупы с улиц подбирать тоже кто-то обязан. Вот пусть панночка меня туда запишет. Но где искать мою мрачную невесту? Где она может быть? Передо мной - огромный Львов. Я побежал по длинной, неоднократно поворачивающей, улице, спотыкаясь о брусчатку, скатываясь по гладким камням со склонов и пригорков, задевая шершавые стволы деревьев, едва не падая носом в дома, надеясь догнать Марию-Владиславу. Но она была уже далеко от меня.

  На середине своего суматошного пути вдруг заметил: улицы поразительно пусты для этого часа, а окна на первых этажах заставлены дощатыми щитами и все брамы - прочно заперты. Естественно, вскоре меня чуть не убило взрывом брошенной гранаты, и, если красивая дубовая дверь, обитая медными заклепками в виде маленьких острых треугольников, не была б случайно открыта, все это уже мигом кончилось.

  В дверь меня втянул за рукав доктор Рафаил Идлижбеков, тот самый невропатолог, к которому собирался зайти, чтобы поговорить о своем сумасшествии. Висевшая перед дверью табличка мне не попалась, и только сейчас, увидев его усатое лицо с высоким лбом, вспомнил - точно так же доктор красовался на рекламных проспектах своего анонимного кабинета.

  - Вас не задело? - участливо спросил он.

   - Нет вроде

   - Я отведу к себе, стена дома толстая, ее пробьет только мощный снаряд - сказал Идлижбеков.

  Он провел меня в небольшую темную комнату и усадил в кресло.

  - Зачем вы помчались на перестрелку в штатском, без оружия?

  - Я ищу одну девушку - объяснил ему. - Мне нужно сказать ей нечто крайне важное. Она была моей невестой. Но внезапно исчезает, оставляя записку, что свадьба отменяется, больше я ее никогда не увижу, потому что она участвует в польской обороне, будет стрелять! едва не умер от ужаса, когда это прочел! Она не знает, кто я! Для нее - поляк-дезертир.....

   А кто же вы? - спросил Идлижбеков - почему не перейдете к ней, если любите?

  - Я россиянин, но об этом никто не должен знать. Теперь вы меня застрелите?

  - Зачем? Успокойтесь, я медик, нонкомбатант - сказал он. - Застрелят вас совсем другие люди, если дернетесь раньше времени. Лучше расскажите мне эту историю. Может, смогу помочь.

  - Всю? С самого начала?

  - Всю.

  ...... Пока шел уличный бой, я сидел в кресле, пан Рафаил меня внимательно слушал, кивал, вздыхал, приговаривая - милосердный Аллах и пророк его! Все равно, думал, мне скоро каюк, пусть все знают, что я бывший шпион.