- Вы детективы? Вас пригласили мои помощники? Очень рад. Скажите мне - в ту ночь, когда свершилось это дерзкое убийство, с книжных полок не пропало ничего, кроме небольшого ларчика?

  - Именно так - ответили мы хором.

  - Сам я знаю отнюдь не все, но уверен: под покровом нашего общего дома (церкви) таится глубоко спрятанная чернокнижная секта. Ее последователи мечтают восстановить в своих правах отринутые науки, алхимию и магию. Они - противники христианства, личные мои враги. Но весь кошмар в том, что мне неведомы их имена! Подозревать можно всех, но что это даст?

  - Припомните, - сказал Ташко, - тех, кого вы часто приглашали, показывали библиотеку, долго беседовали. Мы ж не можем ловить невидимок.

  - Что ж, охотно: в последнее время - то есть до войны - сюда приходили многие. Например, ваш непосредственный начальник, издатель и редактор "Курьера Львовского", пан Болеслав Вислоух. Он собирает старинные предметы и книги. Изучал химию в России. Уже одного этого, казалось бы, достаточно, чтобы заподозрить его в москвофильстве? Но так можно и до абсурда дойти! Я ведь тоже ..... бывал в России лет 10 тому назад. Что, и меня в черный список?

  - Но, может, вспомните еще кого-то? На всякий случай.

  - Бывал частенько Теодор Чаромарницкий. И это - только один из множества моих визитеров. О, как я мог забыть трех василиан - двоюродные братья Дубельские, Леонард и Леонтий. Третий - умница Исаак Айзикович.

  - Это тот самый одаренный еврей, вернувшийся из Америки? - спросил я.

  - Он. Я его крестил вопреки воле родственников. У него есть сестрица, хитрая, коварная язычница.

  - Но вредную сестрицу Айзиковича берем на карандаш.

  - Бойтесь ее - предупредил митрополит. - Айзикович называет свою сестренку "прелесть, что за мерзость". Она блондинка с синим льдом в глазах. Слава Богу, я монах. А вам, панове, мое миллионное предупреждение. Она многих уморила. И вас уморит, если влюбитесь.

  ..... Настала самая темная, самая поздняя, самая безлунная ночь, какая только может быть. Бедный священник Афанасий Рымко тихо молился, загибая пальцы о прутья решетки. Издалека доносился волчий вой - оголодавшие серые хвосты тайком направлялись в рейд по городским окраинам, мечтая загрызть жесткую курицу или стащить кусочек сала из будки путевого обходчика.

  Одному волку скорый поезд отдавил лапу, и он громко выл, вертясь от боли волчком. Это очень редко случается - когда волк волчком извивается.

  - Чего они воют? Луны же нет! - удивился узник, склоняя голову. Его сморило в сон. Через полчаса священника выведут на тюремный двор, поставят перед виселицей, но вместо дощатого эшафота палач схватит его и впихнет в вонючую бочку. Телега тронется, и Рымко, по плечи в мерзопакостной жидкости, будет трястись по неровным дорогам Галиции.

  На первой безопасной остановке его вытащат и отправят в баню. Одежду его придется сжечь, волосы остричь. Телега, ветхая и ссохшаяся, пронесется мимо веселого предместья Кульпаркив. А там, за высокими соснами, не спят пациенты сумасшедшей больницы, мается в новых кошмарах доктор Чебряк. Почти свободная панна Василина идет в темноте с безымянным другом в обнимку, и где-то далеко в озере пищит толстая русалка. Хорошая была ночь. Крутившийся волк отполз от шпал и сел зализывать израненную лапу длинным языком. Его розовая мякоть при фонарях казалась сизой.

  - Ах ты, пёсик - услышал он женский голос - иди сюда, сейчас лапу перевяжу. Ишь, какой ты мордастый! А ушки! Не скаль зубы. Перевяжу и отпущу.

  Ева Айзикович схватила "пёсика" за шкирку и потащила во флигель своего огромного дома. Волк упирался, но силы его вытекли вместе с горячей кровью из лапы, он слабел, цепенел и к концу недлинного пути перестал сопротивляться. Желтые глаза закатились. Волк умирал. Никогда еще он не чувствовал таких мук - даже когда щенком угодил в терновый овраг. Очухался он от невыносимо жгущей боли - рану прижигали адским ляписом. Потом повязка и снова забытье.

  - Поставь ему укол камфары - свербит вдалеке чей-то незнакомый хриплый говор.

  - Обойдется. Я ему морфию вколола. Он мой будет, этот пёс - отрезала Ева.

  - Вообще-то он волк. Молодой волк. Красавец. Шкура с дымчатыми переливами. Когти алмазные.

  - Волк? Это хорошо. А я думала - овчарка..... - засмеялась панна Айзикович.- Ладно, спать идем. Четвертый час. Гаси лампы.

   ..... Пора рассказать об Айзиковичах. Проходя мимо запыленных, засиженных мухами стрельчатых окон готического дома, ни за что в них не заглядывай! Но если заглянул - пеняй на себя. Ничего хорошего ты в них не увидишь. Огромный холодный мрачный особняк, выстроенный по заказу нефтепромышленника и свечного дельца Марка Айзиковича, регулярно попадал в криминальную хронику. В этом доме вечно случались пожары, потопы, кражи. Сын Исаак сбежал в Америку, непонятно на что растратил миллион, а вернувшись, неожиданно выкрестился и стал жить в монастыре. Дочь Ева, стоило ей только выскочить из дорогущего пансиона, пригрозила побегом и заставила отца отписать ей долю наследства. Вскоре после этого старый Марк Айзикович умер, подавившись за обедом утиной костью. Дальше началась война, и его вдова, отправившаяся летом 1914 года в Иерусалим, умудрилась застрять на Востоке до весны 1916-го.

  Увидев Еву после двухлетней разлуки, мать оказалась потрясена и горда одновременно. Потрясена тем, что дочь пренебрегает приличиями, живет так, как ей вздумается. Горда - что состояние их ничуть не растаяло, неуклюжая девочка выросла, стала светской львицей, за которой волочатся, высунув язык, сынки нефтяных магнатов. Волка, правда, мать не приняли, Проходя мимо вольера, она старалась не смотреть в ту сторону.

  Как такое может быть, что у темноволосых смуглых родителей - светловолосая бледная дочь с синими глазами? Все просто. Настоящая Ева Айзикович умерла малышкой от свинки. К ним пришел Бруснивер, тогда еще сам сбивавший гробы, а не торговавший готовым товаром, и, не сказав ни слова, начал снимать мерку с девочки. Она показалась ему настолько маленькой, что Бруснивер даже растерялся. Гробовщику еще не доверяли детские гробы. Та, их Ева выглядела обыкновенной еврейской девочкой - кучерявая, с оливковой кожей и черными быстрыми глазками.