Что-то со мной стряслось. Я не ругался с Варькой, не мог прийти в себя, все видел Дилю, нагло появлявшуюся у меня перед глазами, когда я их осмеливался закрыть. Спрашивал у мамы, не было ли у меня в детстве хвостика, потому что только каким-нибудь атавизмом можно было объяснить происходящее в моей душе. Почему Диля?

  Мы из разных кругов, которые пересекаются разве что в невероятной геометрии казанского сумасшедшего Лобачевского. Диля Вафина - девушка все-таки религиозная, порядочная, своенравная и современная скорее для имиджа, потому что университет светский, надо постоянно отстаивать свои воззрения. Что со мной творится, что? За ней не поухаживаешь - папа жениха найдет, сторгуется, скажет дочке, кого ей выбрал, за минуту перед "никахом", а я остаюсь один. Почему она, почему? Диля - моя студентка, за нее мне снимут голову, расстреляют, четвертуют, подвесят на дыбу, изжарят в чугунной сковороде, несмотря на то, что разница между нами смешная, а мужчине не возбраняется быть старше лет на пять.

   Я решил, что Диля останется для меня чем-то вроде призрака Сююнбеки: увидишь ее иногда на башне, да и то закутанную с головы до пят в голографические одежды, а о любви заикаться не смей! Ишь что выдумал! Влюбиться в татарку! Тебе, русскому, формально православному Никите! Неприятностей захотелось? Причем с обеих сторон. Но меня это уже не останавливало. Любовь - ладно, подождем-посмотрим, а почему бы не попытаться просто завоевать ее доверие интеллектуальными беседами? Только надо найти тему, одинаково увлекающую нас обеих, тему, которая не исчерпается спустя две-три недели, которую говори - не обговоришь хоть вечность...

  Потом нашел, нащупал тайным чутьем, как барсук вынюхивает, где под землей растут трюфели. На лекции, рассказывая про культуру Древнего Египта, я нахально заметил, что и в наши дни случаются абсолютно фантастические вещи, превосходящие наивную жреческую магию. Подумаешь, саранчу напустить, ерунда какая....

  И поведал им странную историю появления того самого стамбульского Аль-Корана 1911 года издания. Ну хоть что со мной делайте - не знаю, откуда он у меня оказался! Ничего я не понимаю! Может, кто-нибудь это мне объяснит? - распинался я перед студентами.

  Диля посмотрела, словно директор интерната на подопечного идиота (а что, я и был идиотом, нечего стесняться), сказала ехидно: а вы прочесть не пробовали? Там ведь написано, почему все так, а не иначе... Я вздохнул. Тяжко-тяжко. Сколько на свете мне еще неизвестно! Надо бы, конечно, взяться. И ради Дили Вафиной, и ради себя, Никитки Белогорова. Разумеется, ни мама с папой, ни сестрица Варька этого не одобрят. Но я пока им ничего не раскрою.

  А вы случайно не старообрядец? - спросила меня после семинара Диля.

  Я удивился. С чего бы она думает, что я старообрядец? Нисколечко, отвечаю, не было в роду никаких старообрядцев.

  Не обижайтесь, говорит Диля, у вас философия, да и вообще отношение к миру очень близко к старообрядчеству. Честный человек старается жить, не причиняя никому вреда, размышляет над вечными вопросами, судя по поэме, которую дописывали за меня. Чем-то вы мне напоминаете старовера из сибирского скита, а как это нормально объяснить - не знаю. Ну, встречаются такие философы, вот вы из них. Понимаете?

  Что вы хотели сказать этим, догадываясь. Я действительно такой "философ", только писать это слово лучше в кавычках. Мне ужасно не нравится жить на "русской улице", и иногда я об этом рассуждаю, только и всего.

  "Русская улица" - это что? - удивилась Диля.

  Ну, это русская диаспора, косная, шовинистическая, почти не интегрирующаяся... Неважно где - в Израиле, в Германии, в Татарстане, в Куала-Лумпуре... Они ненавидят "чужих", презирают их и все, что с ними, подлыми, связано. Я то и дело слышу родительские окрики - не смей учить татарский, не смей общаться с "нерусскими чурками", не смей влюбляться в татарских девочек...

  А вы влюблялись?

  Конечно. Но не в этом беда. В школе я был первым по татарскому, участвовал в разных конкурсах, сочинениях, иногда выигрывал. Но родителям - молчок.

  Иначе заведут тарарам на всю ивановскую и окрестные слободки - ах, ассимиляция, ах, отатаривание, мой бедный русский мальчик, что они над тобой учинили?! Все нельзя и нельзя, потому что это якобы татарский национализм.

  А истязать меня русским национализмом хорошо?!

  Нехорошо, согласилась Диля, но никогда не поздно это сбросить. "Русская улица" не такая уж и страшная. Не бойтесь! А стамбульский экземпляр рискнете принести? Нам ведь любопытно! Это мне напоминает "Хазарский словарь" Павича! Там есть отравленная книжка: каждый читающий умирает на девятой странице...

  Почему на девятой? - подумал я, что за бред, но тот час же осекся. Пообещал, что принесу, мне не жалко. И сразу же в душу закралась тревога. Потому что книгу эту приходилось постоянно перепрятывать из-за Варьки. Что если она наткнулась на арабскую вязь? А если случайно попалась на глаза родителям? В какое же щекотливое положение я могу вляпаться! Действительно, надо скорее отдать Диле - пусть ее папа-мулла читает на досуге. Но и расставаться с древним томиком мне не хотелось.

  Но на этом дело не кончилось. Мама, чуткая к любым моим колебаниям, вдруг заподозрила, что я влюбился и стала аккуратненько интересоваться, какая это девушка. Я всячески отбивался, объясняя, что чудовищно устал из-за диссертации, которая очень трудно пишется, а так же сказывается весенний авитаминоз. Она мне не поверила, продолжая гадать, что это за особа, красивая или не очень, на кофейной гуще - чему маму научила в юности ссыльная алтайская шаманка.

  Диссертация моя действительно продвигалась плохо, во-первых, потому, что мне дважды меняли тему, и во-вторых, руководитель требовал достать немыслимые эмигрантские источники, а московская библиотека русского зарубежья в тот год только готовилась к открытию. Интернет таких архивов не предоставлял, слетать в Париж или в Прагу, где все это хранилось, я не мог, а на меня тем не менее наседали, уговаривая послать запрос в Москву, хотя это тоже было не бесплатно...

  Голова у меня болела от всего сразу, но сильнее оказывалась Диля. Я так скучал по ней, ничего в общем не зная, и ждал, что она скажет - ах, Никита Алексеевич, какой же вы странный, непонятный человек, ну зачем я с вами разговариваю, идите своей дорогой, а я пойду своей, потому что об этом черте что подумают, и меня замуж не возьмут, о ревуар, ариведерчи...