— Вы вернетесь домой без нас, — решительно призналась Лантея. — Мы с Мансом и Ашархом проводим вас до Гарвелескаана, а после двинемся в другие земли.

На нее мгновенно воззрились все члены отряда. Никто не ожидал такого заявления. Только Манс серьезно кивнул сестре, давно готовый к подобному исходу.

— Вас так расстроила неудача с переговорами? — прямо спросил у посла Виек.

— И это тоже. Но в основном меня не устраивает политика матриархов. Я не готова провести остаток жизни как скарабей, зарывшись в песок и затаив дыхание, чтобы нас не нашли ифриты.

— Мы практически так и жили со времен основания Гиртариона, — робко заметила Эрмина.

— Разве после того, как вы побывали за пределами пустынь, вам хочется туда возвращаться? — приподняв бровь, спросила Лантея. — Да, это наш дом. Но им весь мир не ограничивается. Иногда нужно набраться смелости и шагнуть в распахнутую дверь до того, как она навсегда закроется прямо перед носом. Мы увидели существ другой расы, побывали в Лесу, где деревья касаются неба, попробовали необычную пищу и впервые познакомились с чужой культурой. Разве все это не вдохновляет вас? Разве вам не хочется посмотреть на весь остальной мир?

— У нас есть долг перед родиной, которая нас вырастила и воспитала. Мы были бы неблагодарными детьми, если бы решили бросить свой народ в минуту опасности, — не терпящим возражений тоном произнес Виек, поджимая губы.

— Мы сделали достаточно для отечества, чтобы вернуть этот долг, — ответил Манс, опустив взгляд. — Если мы с сестрой вернемся в Бархан с неудачей, то станем крайними во всей этой ситуации. Нас заклеймят и будут стыдить всю оставшуюся жизнь. Я, как и она, не хочу себе такого будущего.

— Этот мир действительно оказался огромным и полным необычных мест. Но Виек прав, не мы те, кому менять вековые устои, — с грустной улыбкой сказала Эрмина. — Матриархи издревле руководили хетай-ра, принимая дальновидные решения для блага всего народа. И если они считают, что для Барханов будет лучше полностью закрыть города, то я беспрекословно подчинюсь их воле.

— А что думаешь ты, Оцарио? — Манс повернулся в сторону притихшего торговца.

— Я, признаться, не люблю заглядывать вперед, когда еще здесь не все ясно… Что толку строить планы по поводу путешествий или возвращения в Бархан, если мы еще даже не добрались до Гарвелескаана? Когда нас выпустят из этого Леса, тогда и надо что-то решать! А пока толку нет…

Виек впервые посмотрел на Оцарио с молчаливым уважением. Дельные мысли у торговца возникали не так часто, и гвардеец уже привык видеть в сыне матриарха лишь обузу.

— Делать нам в этой столице больше, в принципе, нечего. Так почему бы не уехать побыстрее? — внесла свое предложение Эрмина.

Все покачали головами с задумчивым видом, соглашаясь с таким вариантом.

— Я буду первым, кто с радостью отсюда уберется, — сказал ее муж. — Уже сил нет, как надоело смотреть на эту зелень кругом и питаться кислыми фруктами.

— К тому же, сдается мне, что и альвам наша компания тоже не в радость, — протянул Манс, усмехнувшись. — Я весь день ловлю на себе их презрительные взгляды. А уж после отказа Синклита тут вообще вряд ли наше посольство будут воспринимать всерьез. Надо уезжать.

— В принципе, нас тут и правда никто не держит, — проронила Лантея, накручивая на палец прядь волос. — Можем хоть завтра утром отправляться обратно в Гарвелескаан.

— А нужно ли ждать до завтра? — произнес Виек. — День еще не перевалил за середину. Час на сборы — и в путь.

Несколько пар глаз полувопросительно уставились на девушку, ожидая ее вердикта. Было очевидно, что никто из отряда не желал даже лишний день проводить в Лесу, где вовсю процветало столь высокомерное отношение к гостям. К тому же категоричный отказ Синклита и перспектива скорейшего разлучения и без того не добавляли оптимизма никому из членов группы, так что бесцельно прожигать часы, глядя в окно и ожидая неясно чего, смысла не было.

— Ладно, — смирилась посол. — Давайте так и поступим.

Все выдохнули и быстро разошлись по своим комнатам, готовясь к отъезду. Ашарх занялся переговорами с Пелеантадом, который по приказу Бриасвайса должен был снабжать посольство необходимыми в дороге вещами, водой и пропитанием, а также сопровождать их до самых границ Леса. Лантея тем временем попросила брата составить и отправить письмо матриархам. Юноша со всей серьезностью подошел к делу, и уже через четверть часа последний почтовый орел взвился в окно, унося на своей лапке печальные известия.

Уж переодевшись в дорожную одежду, Лантея с чистой совесть зашвырнула свой бесценный коллар на самое дно сумки, забросав регалию грязными портянками, лишь бы глаза ее больше не видели. Свой долг перед народом и страной она выполнила и больше не намеревалась строить из себя ту, кем она не являлась, — великого дипломата и переговорщика.

На пороге комнаты практически беззвучно появился Оцарио. Девушка даже не сразу его заметила, погруженная в сборы и раздумья. А торговец молча жался в дверях, явно вынашивая в голове какие-то сомнения.

— Ты что-то хотел? — поинтересовалась Лантея, едва заметила гостя на пороге.

— Простите, что отвлекаю. — Торговец неуверенно зашел внутрь комнаты и прикрыл за собой дверь. — Мне необходимо с вами поговорить.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

— О чем? — удивилась Лантея и заметила, что губы Оцарио были все искусаны и покрыты засохшими бляшками. Да и общий его вид был чересчур бледным, а на лбу показалась испарина. — Плохо выглядишь. Ты здоров?

— Да… Да. Я просто… Мне нужен ваш совет, — тихо признался торговец.

— Ты заинтриговал меня. Ну, говори, раз уж пришел.

— Сегодня, когда мы с Мансом были на базаре, тот гоблин, с которым мы так жарко торговались, сделал мне деловое предложение. Мастер Сако согласился принять меня в ряды своих помощников и полноценно обучить искусству торговли, которым он владеет гораздо лучше меня. Я попросил Манса ничего не рассказывать остальным, потому что сам еще думал, стоит ли мне отвечать отказом или нет, — едва слышно поделился Оцарио.

— Ты же не говоришь ни на залмарском, ни на ифритском, — с сомнением протянула Лантея.

— Это правда. Но знание языка приложится! Истинный торговец должен уметь представлять свой ассортимент не только при помощи слов! Разве не так?

— Это все верно, но я хочу знать, с чего бы это ты вдруг решил рассмотреть подобный вариант. Тебе так надоела наша компания, что ты только и ищешь повод с ней скорее расстаться?

— Как вы могли такое подумать! — возмутился торговец, но почти сразу же стушевался под внимательным взглядом девушки. — Простите… Но я до сих пор чувствую себя виноватым за то, что произошло в пустынях. Вы были правы, я поступил тогда глупо, подвел весь отряд, и Виек недаром так меня невзлюбил за это… Я здесь лишний, он все верно говорит. И остальные будут только рады, если я уйду. Так что предложение мастера Сако пришлось как нельзя кстати.

— Неважно, что думает или считает Виек, да и другие наши спутники. Важно, что на самом деле хочешь ты сам. Подумай хорошенько, ты действительно желаешь работать на этого мастера?

— Я не уверен. Именно поэтому мне и нужен ваш совет. Вы путешествовали по миру, не побоялись уйти из пустынь так далеко… — Оцарио, стянув с головы тюрбан, провел рукой по своим мелким седым кудрям. — Караван мастера Сако скоро отправляется в столицу королевства Тхен, город Пентеф. Путь неблизкий, но он согласен взять меня с собой, дать у себя на родине работу. С одной стороны, это же второй шанс, дарованный мне судьбой… Ведь, когда мы были в пустынях, я так отчаялся лишь потому, что думал тогда, будто жизнь дала мне лишь один шанс в корне все изменить, а я его упустил. Но, видимо, я ошибся — вот новая возможность, и в этот раз мне очень не хочется ее прозевать. Наверное, я должен рискнуть и попробовать оторваться от прежней жизни, невзирая на все страхи, но я так сомневаюсь в своих силах…

Лантея окинула торговца внимательным изучающим взглядом. За все время совместного путешествия она привыкла видеть в нем добродушного, немного испорченного алчностью и эгоизмом, дельца. Он не всегда умел держать язык за зубами, часто играл свою глупую шутовскую роль и был не в меру капризным, однако, никому не желал зла. А в этот миг перед ней стоял настоящий Оцарио — растерянный, глубоко одинокий в душе хетай-ра, который всеми силами пытался вырваться из удушавшей его обыденности. И он боялся.