Перевод с английского и научная редактура Татьяны Клепиковой

Все права защищены

© Музей современного искусства «Гараж», 2022

© Дэн Хили, текст, 2001

© Константин Ерёменко, дизайн-макет, 2022

Это исправленное издание моей первой книги, я надеюсь, станет ценным вкладом в российские ЛГБТК-исследования. Моя книга, которая изначально была опубликована на английском языке в 2001 году, была переведена на русский язык и выпущена издательством «Ладомир» в Москве в 2008 году. С тех пор в российских ЛГБТК-исследованиях многое изменилось, и мне хотелось бы прокомментировать, как возникли две предыдущие версии книги и чем отличается от них новое издание.

Моя книга на английском языке была результатом исследования, которое я проводил с начала 1990-х годов для получения докторской степени по истории в Университете Торонто в Канаде. В 1995–1996 годах я жил в Москве и искал материалы в российских архивах и библиотеках. В то время в государственных архивах и библиотеках России редко можно было встретить компьютерные каталоги, и я работал с каталогами библиотечных карточек и архивными описями, чтобы найти материалы о гомосексуальности.

Конечно, это была непростая задача. Практически не было материалов, которые были бы проиндексированы под заголовком «гомосексуальность», а ключевых слов «лесбийские и гей-исследования» (если использовать научный ярлык 1990-х годов) в терминологии советской классификации информации не существовало. Вместо этого я нашел бо́льшую часть своего материала, просмотрев термины, взятые из медицины, психиатрии и криминологии: «половые извращения», «половая психопатия, «половые преступления». Для меня было странно, но также захватывающе обнаружить под такими категориями в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге, например, неизвестные работы русских защитников однополой любви, относящиеся к эпохе царизма, а также книги великого немецкого гомосексуального эмансипатора Магнуса Хиршфельда. Огромной привилегией было раскопать записи ранее неизвестных дискуссий о «трансвеститах» в архивах Наркомздрава РСФСР, а также печальной обязанностью – обнаружить материалы уголовного дела об аресте геев в Москве в фондах московского городского архива. Подобные тексты стали основой моей базы первоисточников.

Поиск источников, походивший скорее на охоту за ними, был лишь половиной проблемы в поиске сведений об ЛГБТК-прошлом России. Я должен был проявлять осторожность, когда рассказывал о своей теме работникам архивов, которые охраняют доступ к подведомственным им материалам: как аспирант я не мог наверняка рассчитывать на благожелательный прием, если бы пришел с научной темой об «истории гомосексуальности в царской и советской России». Вместо этого я представил тему моего исследования как историю судебной психиатрии и судебной медицины, что, кажется, обеспечило мне доступ как к юридическим, так и к медицинским записям. Чтобы отвлечь внимание от моего главного интереса – регулирования сексуального и гендерного диссидентства, я иногда практиковал «информационный шум», заказывая выборку случайных файлов, среди которых можно было найти и уголовное дело о мужеложстве. Мои русские наставники посоветовали мне работать таким образом, и в большинстве случаев я именно так и поступал. Хотя все-таки мне удалось найти некоторых отзывчивых архивистов, которые проявили интерес к этой теме и помогли мне, проверяя содержание уголовных дел или добывая материалы, которые были в плохом состоянии, а потому обычно не выдавались на руки исследователям. Опытные российские исследователи, которые знали о конкретных архивных материалах, связанных с гомосексуальностью, давали мне наводки и также помогали получить доступ к редким документам.

К тому времени, как моя книга была опубликована в 2001 году на английском языке, было трудно предсказать, как ЛГБТК-исторические исследования и ЛГБТК-права человека будут развиваться в Российской Федерации в XXI веке. Когда в 2005–2006 годах появилась возможность перевести книгу на русский, я с радостью ухватился за нее. Я считал невероятно важным представить этот материал, а также мои выводы и суждения об ЛГБТК-прошлом именно российской аудитории, для которой они были наиболее актуальны. Подгоняемые сжатыми сроками, переводчики издательства «Ладомир» быстро перевели английский текст на русский. К редактированию текста и справочного материала был привлечен научный редактор, библиограф и коллекционер книг Л. В. Бессмертных.

Оказалось, что сделать перевод, который отражал бы всестороннее понимание и принятие темы, было непросто. Как отметили рецензенты, дискуссии об ЛГБТК-истории на тот момент были недостаточно развиты, поскольку в российских исследовательских институтах и университетах фактически не принимались (а потому и не предпринимались) никакие научные исследования на данную тему[1]. По этой и другим причинам в первом русском издании используются противоречивые, а иногда и нелицеприятные термины для обозначения гомосексуальности, однополой любви и гендерного диссидентства. Научный редактор добавил десятки страниц с библиографическими подробностями, и некоторые из них едва ли имели отношение к теме однополой любви. (Сюрпризом стало включение десяти иллюстраций титульных листов издания «Éros russe / Русскiй эротъ не для дамъ»[2].) Он также значительно расширил многие оригинальные цитаты по русским первоисточникам. Но несмотря на то, что в результате этой работы в англоязычном оригинале было обнаружено несколько мелких ошибок, которые в переводе были исправлены, в первом русском издании непреднамеренно появились новые ошибки.

Изменения, которые претерпела моя оригинальная книга, в настоящем исправленном издании были учтены следующим образом. Во-первых, редакторка и переводчица этого издания, доктор Татьяна Клепикова, является эксперткой с международным профилем в области изучения истории российской ЛГБТК-культуры, что гарантирует соответствие исправленного перевода современным научным стандартам. Мы с ней согласовали общий словарь для обозначения основных терминов и концепций, которые лежат в основе первоначального варианта книги. В частности, мы настаиваем на использовании на протяжении всей книги терминов «гомосексуал» и «гомосексуальность» в качестве нейтральных терминов по умолчанию при переводе понятий homosexual/homosexuality. Термины «гомосексуалист» и «гомосексуализм» используются только для цитирования из первоисточников, в которых присутствует эта уничижительная и идеологически заряженная формулировка. Исправлены также и другие неудачные формулировки (например, «гейство»), фактические ошибки и редакторские вставки. Цитаты из русскоязычных источников возвращены к их первоначальному объему, равно как и библиография (при этом мы с редакторкой учли полезные читателям ссылки на русскоязычные версии использованных нами источников, внесенные в первый русский перевод [в данном издании они отмечены *]).

Важно понимать, что идеи и язык меняются по мере того, как проходит время. Книга, которую я написал в 1990-е годы, уже стала документом своей эпохи, и не всякому сегодняшнему читателю она угодит. Термины «диссидентство» и «диссидент» вызвали недовольство некоторых западных рецензентов, которые считали, что их следует оставить для политического инакомыслия. Я думаю, что этот аргумент основан на бедных представлениях таких критиков о гомосексуальном существовании. Как мы все видели, в России с момента принятия закона о «гей-пропаганде» в 2013 году проявления ЛГБТК-сексуальностей и гендеров определенно носят диссидентский характер. Если я проецировал это осознанное диссидентство на акторов прошлого, которые вели свои жизни вопреки устоявшимся представлениям, то делал это намеренно. Мой аргумент был и остается таковым, что решение вести гомосексуальное существование неизбежно подразумевает некоторую степень осознания того, что влечения и поступки в таком случае не соответствуют норме. Любое выражение этого влечения является «диссидентствующим» по отношению к гетеросексуальной (и гендерно-бинарной) норме, и если кому-то нужны доказательства этого, их можно найти в усилиях, прилагаемых квир-субъектом, чтобы скрыть или замаскировать свои мысли, слова и поступки. Также можно найти эти доказательства в словах самих квир-людей, что продемонстрировало, например, замечательное исследование Ирины Ролдугиной[3]. Я понимаю, что эта книга не исследовала субъективность «сексуально-гендерного диссидента» достаточно глубоко, чтобы полностью поддержать этот аргумент. Однако недавние работы молодых ученых, которые я упоминаю ниже, дают эту поддержку, и, как я чувствую, снимают подозрение с моего дружественного прочтения жизней российских сексуальных и гендерных диссидентов прошлого.