– Да.

– Круто!

– Спасибо, – Богданов как будто смутился, – не знал, что тебе это будет интересно.

– Шутишь! Это куда лучше всяких девчачьих игр. Но… – я оглядела пол в поисках листов фанеры, – ты что, делаешь модель из картона?

– Ага.

– Он же размокнет, и конец твоему кораблю.

Богданов усмехнулся.

– Ох, Дашка, – он легонько щелкнул меня по носу, – ну, наверное, раз я хожу в судомодельный кружок, то знаю, что нужно делать.

Я насупилась. Сама я ни в какие кружки не ходила, а у моего друга, оказывается, есть свои интересы помимо меня.

– Ты чего надулась?

– Ничего, – я и впрямь выпятила губы и сложила руки на груди. Но происходящее было слишком интересно, чтобы обижаться, – как может плавать картонный корабль?

– Смотри сюда, – Богданов отодвинул ящик с инструментами, за которым стояла банка с какой-то жидкостью, – это олифа. Если картон покрыть ею, он больше не будет пропускать воду.

– Класс! – у меня загорелись глаза. И почему мальчишкам всегда достается все самое интересное? – можно, я тебе помогу все доделать?

– Э… – Андрей явно колебался, – даже не знаю. Лучше не стóит.

– Да ладно тебе! – я сложила ладони, как в молитве, – я ничего не испорчу, честно! Буду осторожна, как…ты.

– Ну, хорошо, – сжалился Андрей, – будешь вырезать детали из картона, а потом можешь помочь их склеивать.

– А это для чего? – я покрутила в руках моток проволоки.

– Для лееров, – Богданов поймал мой растерянный взгляд и объяснил, – это такие ограждения на корабле.

– Вот, их-то я и буду делать!

– Дашка, не прыгай туда-сюда, ты сейчас точно что-нибудь раздавишь! – Андрей покачал головой, – ты почему такая шустрая?

– А ты почему скучный, как вождь индейцев? – я сделала каменное лицо и уставилась в одну точку. Богданов не выдержал и рассмеялся.

– Чтобы делать леера, нужны слесарные навыки, – безапелляционно заявил он, отбирая у меня проволоку, – так что извини-подвинься.

– Дай сюда картонку! – я ткнула Богданова локтем в бок, – может, я и не слесарь, но вырезаю уж точно аккуратнее тебя.

– Поспорим?

– Давай.

Несмотря на то, что спор я все-таки проиграла, я была очень довольна результатом. Мы с Богдановым работали над моделью до темноты, но это того стоило: капитанский мостик, локаторы на мачте и, конечно, пусковые ракетные установки, – все было как настоящее, только крошечного размера.

– Даша, тебе пора домой, а то мама будет ругаться! – в комнату заглянула Зинаида Петровна, мама Богданова, и всплеснула руками, – Андрюш, ну зачем ты навязываешь Даше свои корабли, она же девочка!

– Я сама попросила, – улыбнулась я, – красиво получилось, правда?

Я хвасталась так, словно сама спроектировала катер.

– Когда устроим испытания? – подмигнула я Богданову, натягивая шапку.

Он задумался.

– Надо бы побыстрее, а то холодает.

– Давай завтра после школы? Как раз отмучаешься со стихотворением.

–Угу. До завтра, Дашка.

* * *

Как это частенько бывает, планы немного нарушились. Богданов провалил стихотворение, а по английскому задали столько, что об этом страшно было даже подумать. Испытание катера пришлось перенести на воскресенье, но я ничуть об этом не жалела. Погода выдалась отличная.

– Наверное, о такой осени Пушкин говорил, что она – очей очарованье, – задумчиво сказала я.

– О, не напоминай мне о стихах! – прохрипел Богданов. Мы вместе тащили тяжелый ящик с моделью катера и аппаратурой, но бóльшую часть веса Андрей явно принял на себя.

– Попробуй полюбить стихи, – предложила я, – тогда станет легче их учить.

– Попробуй полюбить цифры, – отмахнулся Богданов, – тогда не будешь тупить на алгебре.

– Да ну тебя, я же серьезно.

– И я тоже. Нельзя ничего и никого полюбить насильно.

– Это вполне поэтичное заявление, – поддразнила я, – давай остановимся здесь, вроде бы место хорошее.

По плоским каменным плитам мы подошли к реке и торжественно водрузили катер на воду. Богданов проверял, нет ли крена, а я любовалась пейзажем и потихоньку дышала на руки – на набережной было прохладно.

– Ита-ак! – Андрей включил аппаратуру, – операция начинается!

Я не удержалась от радостного крика, когда крошечный катер поплыл по реке. Богданов хладнокровно управлял его маневрами, а я носилась взад и вперед, как собачонка.

– Осторожно, труба! – кричала я, подбегая к Богданову, и снова устремлялась за катером, – ай, сейчас перевернется!

– Хочешь порулить? – предложил Андрей, и я тут же вцепилась в пульт, – левый рычаг – это руль, правый – ход вперед и назад. Запомнила?

– По ходу разберусь, – я повернула правый рычаг и стала наблюдать, как катер рассекает водную гладь, – смотри, получается!

Держа палец на рычаге, я посмотрела на своего друга. Лицо Богданова было таким восторженно-мальчишеским, что я невольно заулыбалась до ушей.

– Дашка, поворачивай! – засмеялся Богданов, – слишком далеко!

– Ой, сейчас…

– Там ветка, давай налево!

– Налево это куда?

– Налево – это налево!

Постепенно я приноровилась к управлению, и катер под моим «командованием» заложил пару рискованных виражей.

– Отдай! – Богданов потянулся к пульту, – ты потопишь мой корабль!

– Не отдам! – я увернулась и отбежала на безопасное расстояние. Андрей зачерпнул воды из реки и брызнул ею в меня. Мы хохотали, как сумасшедшие, не осознавая, что этот день на набережной – одно из последних мгновений нашего беззаботного детства.

Несколько лет спустя…

Сидя на уроке физики, я честно пыталась вникнуть в правило буравчика. Пока что меня просто смешило это слово – «буравчик». Андрей передал мне линейку, к которой, по обыкновению, была прикреплена бумажка с решением задачи. Абсолютно уверенная в правоте Богданова, я тут же переписала все в тетрадь.

Моя соседка по парте – Валя Медведева – подсунула мне листок с перепиской, которую мы частенько вели на скучных уроках.

«Вы с Богдановым уже…»?

Некоторое время я недоуменно смотрела на вопрос, не понимая его сути, а когда поняла, густо покраснела. Скомкав лист, я покрутила пальцем у виска. Валя закатила глаза, мол, «ну-ну, так я тебе и поверила».

Все оставшееся до звонка время я кипела от гнева, и весь день старательно избегала Богданова. Лишь когда мы возвращались домой, я, наконец, решилась спросить:

– Ты знаешь, что про нас думают одноклассники?

– Нет, – он пожал плечами, – какая разница?

– Большая! – я остановилась под молодой рябиной, и, глядя на ее удлиненные заиндевевшие листья, пыталась собраться с духом, – думают, что мы… спим друг с другом!

Богданов усмехнулся. Я всплеснула руками.

– Нет, ты пойми, даже моя подруга так думает, а уж остальные…

– Что – остальные? – Андрей закатил глаза, – что еще большее они подумают? Что у нас двое внебрачных детей? Забей ты на них!

– Я не могу! Как ты не поймешь – если парень так запросто спит с девчонкой, он – мачо, а если девчонка с парнем – она шлюха!

– Ты преувеличиваешь. Как всегда.

– В смысле?! – взвилась я, пиная ни в чем не повинное дерево. С веток на меня посыпались хлопья снега, – как это понимать?

– Ты очень эмоциональная.

– А как я должна реагировать?! Мне шестнадцать лет, и я еще ни с кем…ну…

Не в силах подобрать слов, я замолчала. Мои щеки пылали от стыда.

– Я тоже, – заметил Андрей, – и что?

– А то, что я не хочу, чтобы думали…

Я не выдержала и разревелась. Никогда еще я не плакала при Богданове, он растерялся и совершенно не знал, что делать.

– Даша, ну ты что? Даш, – он обнял меня за плечи, – да брось ты, ерунда это все. Не плачь, пожалуйста, Дашка…

Я икала и давилась слезами. Мне было так обидно, что я не могла выразить свои чувства словами.

– Давай присядем, – Богданов под руку повел меня к скамейке и жестом фокусника извлек из потайного кармана платок, – вот, возьми.