-- Возможно, -- коротко сказал он и начал говорить о небольшой группе фагоров, на которых наткнулся, возвращаясь. Это были не воины, поэтому они испугались его -- впрочем, как и он их.

   -- Ты так рискуешь собою, -- сказала Шэй Тал.

   Лэйнтал отвернулся, смущенный. Он не мог сказать ей, как его терзает чувство вины даже за невольное соучастие в убийстве дяди Накхри.

   -- Мне нужно... мне нужно уходить из города.

   Шэй Тал вздохнула.

   -- Я никогда не покидала Олдорандо. И мне тоже нужно путешествовать. Но я живу, как в тюрьме. Мы все здесь узники.

   Лэйнтал покачал головой.

   -- Мне так не кажется, Шэй Тал. Здесь мы в безопасности. Ты не знаешь жестокости пустыни.

   Она отвернулась от него.

   -- Потом ты поймешь. Сначала наша судьба сформировала наши характеры -- а теперь характеры определяют судьбу. Впрочем, ты ещё молод для этого...

   -- Но я достаточно взрослый, чтобы помочь тебе! -- горячо возразил он. -- Ты знаешь, почему боятся академии. Она может нарушить привычное течение жизни. Но объясни им, что знания только послужат благу, увеличат достаток. Разве это не так?

   Шей Тал подняла красивую бровь и не сказала ничего. Он смотрел на неё, наполовину улыбаясь, наполовину издеваясь -- и она, посмотрев ему в глаза, подумала: "Да, я теперь понимаю, почему Ойра так тянется к нему. Он очень необычен".

   Она тряхнула головой и улыбнулась в ответ, понимая, что его вопрос не случаен.

   -- Тебе нужно доказать свою правоту.

   Он улыбнулся и поднял руку с грязными пальцами к самому её лицу. На ладони лежали колосья двух трав -- в одном семена были расположены в виде миниатюрных колокольчиков, а другой напоминал метелку.

   -- Что ты скажешь относительно этих трав? Как они называются?

   После минутного замешательства она ответила:

   -- Это овес и рожь. Когда-то наши предки выращивали их, но это было очень, очень давно...

   -- Я сорвал их там, возле покинутого города. Там раньше были целые поля... до катастрофы. Там есть и другие странные растения. Мастера гильдии землепашцев сказали, что из этих зерен можно делать очень хороший хлеб. Олени больше любят овес и обходят рожь, потому что она колется. Её поля не нужно охранять.

   Он положил колосья ей в ладонь и она ощутила, как жесткие усики ржи щекочут её руку.

   -- Так зачем ты принес их мне?

   -- Посей их. Сделай из них новый хлеб. Докажи всем, что знание тоже может делать вклад в нашу жизнь. Это сразу поднимет твой авторитет.

   -- Ты можешь мыслить, -- сказала она.

   Он смутился.

   -- О, там растет ещё много такого, что мы могли бы использовать для себя, как Лойл Бри и говорила.

   Он уже пошел прочь, когда она окликнула его:

   -- Ойра стала очень мрачной. Что беспокоит её?

   Лэйнтал даже не обернулся.

   -- Ты такая мудрая, я думал, что ты должна знать.

   Сжав в руке колосья и завернувшись поплотнее в мех, она ласково сказала:

   -- Идем, поговорим немного. Ты же знаешь, что я люблю тебя.

   Он натянуто улыбнулся и повернулся, чтобы уйти. Он не мог сказать ни ей и никому другому о том, как убийство Накхри и Клилса отравило его душу. Пусть они были дураки, но они были его дяди и достойны наслаждаться жизнью, как и остальные люди. Стыд так и не покинул его, хотя прошло уже два года. Он также прекрасно понимал, что испытывает Ойра. Её чувства по отношению к Аозу Руну стали резко отрицательными. Это подлое убийство отвратило от него даже дочь.

   Лэйнтал был вынужден молчать -- и теперь ему казалось, что он тоже причастен к двойному убийству. Теперь он стал таким же молчаливым, как и Датка. Если раньше его уводили в путешествия любопытство и страсть к новому, то теперь его гнали из города отвращение к себе и ощущение вины.

   -- Лэйнтал! -- он неохотно повернулся к Шэй Тал, которая окликнула его. -- Пойдем, посидим со мной, пока не вернется Бри.

   Это приглашение смутило его, но он всё же был доволен. На улице уже начало темнеть. Он быстро пошел за ней, надеясь, что никто из охотников не увидит его. Это могло бы вызвать неприятности.

   Мать Шэй Тал сидела дома и чинила свой дырявый сапог. Лэйнтал почтительно поздоровался со старухой и сел на шкуры рядом с Шэй Тал.

   -- Ты должен сходить туда снова, собрать побольше семян ржи и овса, -- сказала она. По её тону он понял, что она довольна, но не стал отвечать ей. Там, в неизвестной никому долине, среди прочего находились руины древнего храма, жрецы которого давным-давно бежали отсюда. Гордые некогда своды растрескались и обвалились, двери обратились в бреши, открыв свои святыни ворам и непогоде. Но, хотя с тех пор минули многие века, ещё можно было видеть плиты каменных лестниц, ведущих к разрушенному алтарю, где последние обломки зловещих статуй ещё виднелись меж здоровенных блоков рушащихся стен. Среди этих мертвых развалин юношу охватила необъяснимая тоска и даже страх и он больше не хотел ходить туда.

   После уличного холода душное тепло башни сделало его сонным. Мать Шэй Тал сидела в углу и ковырялась с шитьём. Все молчали.

   Раздался рев Свистуна. Немного погодя вернулась Бри с другой женщиной по имени Амин Лим, пухленькой, молодой, которая была второй по верности из последовательниц Шэй Тал. Амин Лим сразу же прошла вглубь комнаты и села возле стены. Она ходила только слушать.