– Квазимодо все испортил, Тимур, – отбросив нож, буркнул Пегас, пряча глаза.

– И где же теперь Квазимодо? – нагнул голову Сихонов.

– Утонул, – отозвался Пегас, переступая с ноги на ногу. – Я же говорил уже.

– Говорил, говорил, – зло подтвердил Тимур. – Но почему ты утопил Квазимодо, а мужика не утопил?

– Это случайность, Тимур! Я не топил Квазимодо! Он сам свалился в реку! – испуганно воскликнул Пегас, его губы дрогнули.

– Своих гробишь, Пегас! – жестко заключил Сихонов.

В свою защиту Пегас хотел еще что-то произнести и рот уже открылся, а руки вскинулись в жестикуляциях, но Тимур резко повернул лицо в сторону двух подручных и дернул головой. Прозвучал выстрел. В глазах у Пегаса замер вопрос: «За что»? Ноги сделали несколько мелких шагов, точно сами по себе собирались бежать отсюда. Но тело отяжелело, нести его стало невмоготу, и ноги подкосились, не выдержав веса. Пегас упал, не закрывая удивленных глаз. Тимур некоторое время смотрел туда, где лежал Пегас, но было совершенно непонятно, в какую точку конкретно устремлен его взор: на тело Пегаса или на душу убитого, которая в это мгновение покидала грешные останки. Наконец, оторвавшись от Пегаса, Тимур стал поворачиваться к Коршуну. И в этот миг произошло то, чего никак Сихонов не ожидал и чего, вероятно, еще минуту назад не ждал от себя Коршун. Но это произошло. Он словно прочитал мысли Тимура. Шустро сорвался с места, метнулся к ножу, отброшенному Пегасом, подхватил его с земли и в мгновение ока очутился рядом с Тимуром. Широкие плечи Тимура не успели заиграть мускулами, как на них повис Коршун. Тимур почувствовал на собственном горле острое лезвие ножа, точно так же, как не очень давно это чувствовал на своем горле Квазимодо, когда Сихонов готов был легко и просто чиркнуть по нему. Тимур впервые ощущал на собственном горле твердость металла, впервые узнал, как он жжет, врезаясь в кожу, впервые почувствовал, что означало выражение «быть на волосок от смерти». Не успели отреагировать и подручные Тимура. Лишь когда Коршун уже висел на плечах Сихонова, а из-под острия ножа выступили капли крови, они стали поднимать пистолеты. Но в эту секунду Коршун прошептал в самое ухо Сихонову:

– Если они двинутся, я отделю твою башку от тела! Мне терять нечего!

Действительно, это было так, Коршуну терять было нечего, ведь Тимур только что собирался отправить его к праотцам за то, что тот упустил Ингу. Сихонов никогда не оставлял в живых свидетелей. По его правилам, в делах никогда не должно быть тех, кто мог привести к нему полицию. Если бы он мог обходиться без подельников, он бы делал все сам, но, к сожалению, не все получалось так, как хотелось. Зная отчаянный нрав Коршуна, Сихонов не всегда понимал, чего от того можно ожидать в следующую минуту. Такая непредсказуемость подельника не нравилась Тимуру, потому что сам он был таким же непредсказуемым. И сейчас, стоя с ножом у горла, он не был уверен, что Коршун будет последователен в своих действиях. Не выдвигая никаких дополнительных условий, он произнес только то, что произнес, и Тимур руками показал подручным, чтобы они не двигались. Те оцепенели. Сихонов ждал. Коршун дышал ему в ухо. Так продолжалось минуты две. В голове у Коршуна медленно созревало решение. Такая медлительность не нравилась Тимуру. Она усиливала его беспокойство, потому что не благоприятствовала его планам. Погашая в себе ярость и боль на горле от лезвия ножа, Сихонов спросил:

– Что дальше?

– Пусть медленно положат стволы! – ответил Коршун.

– Стволы на землю! – вытягивая шею, распорядился Сихонов.

Медленно подручные положили пистолеты возле себя. Коршун снова сказал в ухо Тимуру:

– Вторые экземпляры – тоже! – Он требовал со знанием дела.

– Вторые стволы! – повторил Сихонов.

Неохотно задрав штанины, подручные вытащили вторые пистолеты и аккуратно положили рядом с первыми. Можно было попытаться не подчиниться требованиям Коршуна, а выставить собственные условия, но в этом случае непредсказуемость подельника не давала никаких гарантий Сихонову. Коршун, отчаявшись, просто чиркнет ножом ему по горлу, и все. А что произойдет после этого, Тимур уже не будет знать. Впрочем, догадаться можно было. Коршун всегда был шустер, как веник. По большому счету, Сихонов не предполагал, что после взрыва на АЗС Коршун останется живым. Уверен был, что от того останутся одни обгорелые подошвы, однако этого не случилось. Даже царапины не получил, не говоря уже об ожогах. Умен. И теперь опять пытается выжить. Но как раз этого ему нельзя позволить.

– Ножички – на землю! – сказал Коршун Тимуру, сильнее вдавливая нож в гортань.

Казалось, что лезвие надрезало хрящи гортани. Тимуру было трудно говорить, он захрипел. Коршун чуть ослабил нажим ножа, и Сихонов сипло посоветовал:

– Ты осторожнее. Не переусердствуй.

Рука Коршуна с ножом задрожала, он повторил:

– Ножички, я говорю!

– Положить! – распорядился подручным Тимур.

Достав ножи, поглядывая зло на Коршуна, подручные положили их у ног. В другом положении Сихонов одним поворотом мощного плеча раздавил бы Коршуна, как козявку. Но сейчас любое его неосторожное движение могло привести к непоправимым последствиям.

– Пусть отойдут на пять шагов! – сказал Коршун.

– Да! – кровенея лицом, выдохнул Сихонов.

Попятившись от оружия, подручные отсчитали в уме шаги. Смотрели на Коршуна как на смертника, каждый из них думал, что никуда тот не денется. Ждали момента, когда смогут кинуться к оружию и разорвать парня на куски. Не сомневались, что такой момент скоро наступит. Сихонов тоже был уверен в этом. Просто всему свое время. Коршун пытается продлить себе жизнь, цепляется за нее, но Тимур уже видел, как тело парня бьется в конвульсиях на земле и как он захлебывается собственной кровью. Сжимая пальцы в кулаки, Сихонов не чувствовал рук. Они висели как плети. Его мощные руки, которыми он способен был переломить хребет любому. Но этими руками он не мог пошевелить сейчас, потому что нож у его горла оказывался сильнее.

– Пусть отвернутся мордами в другую сторону! – проговорил Коршун, и в ухе у Тимура зазвенело от его голоса.

– Да! – снова выдохнул Сихонов.

Вперевалку подручные повернулись спинами.

– А теперь мы с тобой медленно пошли вправо, к углу дома! – сказал Коршун. – И давай без придури – нож очень острый, войдет, как в масло!

Тихо они двинулись вправо. От всякого резкого движения нож в руке Коршуна, висевшего на плечах Тимура, дергался и резал кожу на горле Сихонова, выдавливая капли теплой крови. Пока они двигались к углу дома, подручные дергались и поворачивали головы. И Коршуну приходилось окорачивать их:

– Стоять, козлы, иначе ему крышка! Харями не крутить!

Подельники замерли, а Тимур и Коршун скрылись за углом. Но в ту секунду, когда Тимур и Коршун скрылись за углом, подручные бросились к своему оружию. И в ту же секунду Коршун резко нажал на нож и провел им по горлу Тимура. Схватившись руками за разрезанное горло, захрипев, захлебываясь собственной кровью, Сихонов рухнул на землю. Забился в конвульсиях. Выбежавшие из-за угла дома подручные не увидели Коршуна. Его след простыл. Метнулись туда-сюда, спотыкаясь на обломках дома, но Коршун исчез, как будто его не было. Разъяренные, вернулись к телу Сихонова. Тот лежал в луже крови. Красивый новый костюм покрылся ее пятнами. Подручные ничего не сказали друг другу, даже не переглянулись между собой. Затравленно кинули взглядами вокруг и тихо скрылись. Утро отступало перед натиском ясного летнего дня.

После побега от Сихонова Инга с ребенком не пошла домой – боялась, что там ее быстро найдут. Устав от бесконечного бега, опустилась на скамейку возле подъезда какого-то дома, прижав к себе плачущего ребенка. Надо было поменять памперсы и пеленки, но у нее ничего не было, да и сил больше не было. Она покачивала младенца и тихонько вздрагивала, уткнувшись носом в пеленки. Так прошла ночь, и из-за горизонта стал пробиваться серый рассвет. Наваливался сон. Но она настойчиво отгоняла его. Поднимала лицо, трясла головой и напрягала зрение, пытаясь вырвать сознание из тумана сонливости. Не заметила, как во дворе появился дворник. Лишь услыхала шум метлы по асфальту и бряканье металлического совка. Сжалась. Ребенок снова заплакал. Достала грудь. И в этот миг сбоку раздался женский голос: