Для этого совместными усилиями человека и природы было создано все, что надо.

В дубраве было свежо и сыро, под ногами уже постелили шикарный золотисто-красный ковер. Кругом царила полная тишина, которую нарушали лишь идиллические звуки.

Я нашла и коров, и коз. Живность чинно и благородно паслась на отведенной ей солнечной поляне, радуя глаз. Козы обладали огромными висячими ушами-«сережками» и римскими носами. И коровы были какие-то совершенно невозможные: одни вроде бы обычные, но голубые, а другие – маленькие, чуть побольше пони, с огромными восточными глазами.

На пастбище царила непонятная чистота, такое впечатление, что коровки-козочки тут в самом деле сдерживаются.

Все оказалось гораздо проще: Макс и Алсу регулярно наведывались, собирали навоз в тачки, отвозили и складировали его в отдаленный угол пастбища.

Вот и сейчас чета трудилась в поте лица, хотя и над другими задачами: Макс на тачке развозил сено, а Алсу раскладывала его между животными в каком-то особом, одной ей понятном порядке.

– Какие удивительные коровы, – поздоровавшись, заметила я, – прямо голубые-преголубые.

– Да, – лаконично ответил Макс.

– Это редкие коровки, – пояснила Алсу, более общительная, – это синие латвийские, очень древняя порода. Их еще морскими называют.

– О, – удивилась я. Оказывается, морские коровы – это не жирные тюлени с ручками-плавниками. – А почему вдруг морские?

– Из моря вышли, – пояснил Макс, продолжая работу, – легенда такая.

– А эти глазастые?

– Эти тоже морские. Порода с острова Джерси, не знаю, где это.

– Пролив Ла-Манш, Англия, – подсказала я.

– Пусть так, – согласилась Алсу, – главное, что дают много очень жирного и вкусного молока, мало едят и пастбища большого им не нужно.

– Удивительные животные, – искренне подивилась я, припоминая свой царский завтрак. В самом деле, вкус сильно отличался от привычного, даже для неприхотливого в еде человека (то есть меня).

– Да, только чокнутые, особенно быки, – вставил Макс.

– Почему это?

Алсу защитила своих любимиц:

– Просто немного нервничают, характер, как и у нас, у всех разный.

Макс с Алсу, завершив работу, удалились, а я осталась любоваться питомцами. В самом деле, нравы у них были совершенно различные. Козы с римскими носами и голубые буренки меланхолично жевали свое сено и плевать хотели на все, а джерсейские поглядывали в мою сторону с интересом, некоторые – с неодобрением. Кусок пастбища среди деревьев был отгорожен электропастухом, и там бродил, по всей видимости, тот самый чокнутый бык, упомянутый Максом. Нечто вроде большой собаки, только с рогами. Он пыхтел и периодически начинал рыть землю игрушечным копытцем.

Несмотря на его более чем скромные габариты, дамы относились к нему с уважением, и к границе, обозначенной проволокой под напряжением, особо не подходили. В той же стороне находился склад навоза.

Полоска зеленой травы на границе «пастуха» и кучи удобрения – именно этот лоскут чем-то притягивал мое внимание. Что-то в нем было ненормальное.

В целом вся территория пастбища была не совсем нормальная, как минимум потому, что все еще была покрыта сочно-зеленой травой. И даже попираемая многочисленными копытами и копытцами, она продолжала зеленеть.

«Хозяева нехило потратились на посев какой-то особой травянистой культуры. Красиво жить не запретишь, – констатировала я, приглядываясь, – допустим, это их дело. Но что это за кротовакханалия именно во-о-о-он на том участке?»

Складывалось стойкое ощущение, что все или почти все кроты округи, а также их родственники и знакомые стремились пообщаться с бычком. По крайней мере, именно туда, на дальний угол огороженного участка, вели многочисленные отвалы, отмечающие путь слепых и упорных копателей.

Хотя постойте. На бычью вотчину кротовины не вели.

«Я и сотни кротов ошибаться не могут. Что-то там есть».

Оглядевшись (вокруг было пусто) и проникнув за общую ограду пастбища, я начала пробираться к изрытому участку.

Все шло гладко ровно до тех пор, пока не начался электропастух. Бычок оказался на самом деле ненормальным, ворчал, как собака, бросался и даже клацал зубами.

Когда удалось миновать этого неадекватного, выяснилось, что и это еще не все.

Из-за навозного эвереста, потягиваясь, выдвинулся монструозный пес – угольно-черный, с рыжими подпалинами, размером с крупного пони. От ушей по всей шее у него шло ожерелье из свалявшейся шерсти, точь-в-точь дреды. Пес не лаял, не рычал, просто стоял и смотрел в упор, но продвигаться далее мне немедленно расхотелось, тем более что с моей локации не было видно, на цепи он али как.

Всю обратную дорогу бычок сквернословил и пытался до меня добраться, и я прониклась к нему неким сочувствием. Как я его понимаю! Для меня это тоже огромная красная тряпка: невозможность сделать то, что я хочу.

Но на то мы и цари природы, чтобы властвовать над своими хотелками!

Вывод: надо временно отступить и выждать подходящего момента.

А пока понаблюдаем.

Но не успела я как следует набраться терпения, как получила блестящее доказательство своей гениальной интуиции. Из-за осенних серых туч выглянуло солнце – и посреди кучи навоза резко сверкнул… бриллиант какой-то!

Не то что я такой уж знаток брюликов, чтобы на подобном расстоянии оценить чистоту, каратность и вообще происхождение блеска именно от этого сплющенного углерода. Просто глаз укололо довольно сильно.

Меня начала снедать такая жажда познания, что пришлось призвать на помощь разум: «Так, спокойно. Ты сюда отдыхать приехала, не так ли? Ну и куда снова тебя несет?»

В самом деле, куда и зачем?

Однако почему-то перспектива тихого мирного вечера у камина в компании со старушкой Агатой и предпоследними негритятами не вызывала уже ни былого восторга, ни радостного предвкушения.

Я соображала.

Собаку травить я не буду, это понятно. Дожидаться, пока Макс уйдет с ней гулять – вариант, но не блестящий. Во-первых, не факт, что ходит, не исключено, что просто на ночь спускает ее, родимую, с цепи (если таковая вообще имеется). Во-вторых, даже если ходит. Миновать чокнутого бычка, покопаться в навозе, выяснить, что там блестит – и ретироваться, вся в белом и без посторонних запахов. Увы, не поспею.

Я уже серьезно начинала подумывать задействовать звонок другу с натравливанием на «берриморов» миграционной службы и удалением их на некоторое время.

Удерживало опять-таки два момента. Во-первых, не факт, что это сработает. Говорят они довольно чисто, чувствуют себя уверенно и, судя по всему, обосновались тут давно. Во-вторых, наверняка придется отсюда съезжать, а я, между прочим, еще не отдохнула как следует.

Хотя, сказать по правде, что-то уже неохота.

Вдруг у меня в кармане затрепыхался смартфон, и в окошке мессенджера возникло истеричное, как сама автор (Ленка), сообщение: «ТЫ ГДЕ? ПОЗВОНИ НЕМЕДЛЕННО».

Эй, а как же неловящие телефоны?! Что, липа?! Или Ленка – это такой дятел, что сумеет достучаться до меня, даже если меня нет? И все-таки хитрая лиса эта агентша, которая утверждала, что тут плохо работает сотовая связь.

Минуту спустя пришлось взять и эти мысли назад: попытавшись выполнить Ленкину директиву, я потерпела провал. Связи в самом деле не было. Она не появилась даже после того, как я взобралась на второй этаж.

Тут, кстати, тоже было шикарно: камин, чуть поменьше того, что внизу, уютный зал и три спальни с бескрайними кроватями.

Я глянула в окно: там посерело, собирался нешуточный дождь. Однако делать нечего, дружба есть дружба. Тем более что прогуляться и подышать воздухом все равно надо. Я влезла в дождевик, в сапоги и вышла вон.

Пройдя по главной аллее «Дуба и липы» обратно к въезду, одновременно мониторя состояние сети, я выяснила, что по мере удаления от коттеджа связь только ухудшалась. Как если бы весь поселок находился в овраге.