Последнее воспоминание Славны – солнечное зарево над городом. Это могла быть и попытка защиты, обернувшаяся горькой правдой: боевыми чарами старая кровь не владеет и внутренним солнцем в ярости управлять не умеет. Совсем.
– Очень крошечный, – проворчал дядя. – К тому времени они изучили десятки вернувшихся, и ни один из них не был опасен… настолько. Хотя… – он вздохнул и признал: – Может. И Приозёрный исчез по той же самой причине. Никто из нас прежде не сталкивался с напастью в виде обезумевшего чаровника непонятного свойства, и мы могли полыхнуть от того же страха. Ещё как. Искры же в Приозёрном, как ты помнишь, были. Здесь, вероятно, тоже.
– Я сейчас… – невнятно пообещала Светла.
Куколка высунулась из нагрудного кармана моей куртки, сверкнула глазищами, и недалеко от врат из сугроба мягко поднялся, распускаясь, солнечный цветок. Длинный тонкий стебель, многочисленные острые лепестки. И сердцевина, вспомнила я эти чары, присыпанная пеплом.
Всего лишь один цветок. Других искрящих, кроме Славны, в Алом не было.
Наставительница судорожно вздохнула раз-другой, но сдалась и снова тихо заплакала. Дядя сурово молчал, но молчание это чудилось полным ругательств. А на обломок стены у врат снова села знакомая снежная птица и посмотрела на меня так печально, так виновато… А потом Шамир взмахнул крыльями, и рядом вытянулись ещё два цветка поменьше. Один горел золотом, а по второму шли чёрные пятна гнили.
– Сгинул, значит, мразь, – удовлетворённо хмыкнул дядя Смел. – Убил, но и сам не уцелел. Туда тебе и дорога. Надеюсь, Шамир, ты тепло его встретил?
Льдистые глаза птицы сверкнули мрачным огнём.
– Как-то тебя подозрительно много, – заметила я, спеша к цветкам. – И чаруешь ты уже второй раз за день. Уж не освободил ли Вьюж вместе со своим осколком души ещё и твой?
Птица отрицательно качнула головой и повеселела.
– Он соскучился, – улыбнулась, отвлекаясь от горьких мыслей, Светла. – Истосковался и по общению, и по чарам. На изломе сезонов он всегда слаб и появляется только шаловливыми духами, но чем ближе к середине – тем больше силы.
– А чем ближе к очередному излому – тем её меньше? – сообразила я. – Нет, до «без четверти весна» тянуть нельзя.
Птица одобрительно кивнула. Я прибавила шагу. Задумалась об общении и кое-что вспомнила.
– Когда-то Шамир умел говорить через вещунов, – я нахмурилась. – Так он рассказал о случившемся Веселу, предупреждая. Мы об этом не знали и думали, что он вообще не говорит, лишь отголоски мыслей и настроя передаёт, и всегда понимали мир скорее на уровне ощущений. А сейчас он ничего не может рассказать толком, потому что говорящие из-за проклятья Стужи разучились творить вещунов? Других путей у Шамира нет, кроме как ветром подталкивать? – я посмотрела на птицу. – Да?
Она развела крыльями. И понимай это как хочешь.
Наставители пошушукались, совещаясь, и Светла предположила:
– Вероятно, у каждого народа старой крови были свои пути общения с Шамиром. Свои чары, чтобы слышать мир. И подозреваю, что через вещуна он мог общаться лишь с говорящими. Хотя сейчас и это было бы хорошим подспорьем.
– Зной Шамира отлично понимал, – припомнил дядя Смел. – Значит, наш путь тоже перекрыт проклятьем. Мы, конечно, приноровились… Но не так чтоб очень.
– Но и то хлеб, – возразила я.
Алый оказался немаленьким. И стена с вратами, и цветы вроде находились недалеко, но я до них топала и топала. Даже слегка запыхалась – на бег перешла, не выдержав. Очень уж хотелось поскорее цветы изучить. И узнать, что за сволочь сгубила двух беззащитных ребят.
– Не трогай пепел, – предупредил дядя Смел. – В склепе ты перебрала с памятью, и если сейчас голова не болит, то лишь потому, что выспалась. Одно новое знание – и придавит. И на насколько дней сляжешь. Погоди, пусть узнанное утрамбуется. Сами всё сделаем. У нас-то нечему болеть, – добавил с сожалением.
– Хорошо, – покладисто согласилась я.
И верно, не болит. Хвала солнцу. Как до Стужи добралась – так и забыла о какой-то головной боли. Но она, коварная, в любой момент может вернуться и с подмогой.
– Верн! – громыхнуло над Алым счастливое. – Это не я! Я досюда не дошёл даже!
Мне неожиданно полегчало. Вроде и не волновалась… а оказывается, волновалась. Хотя с чего бы вдруг?.. Сразу же понятно было, что Стуже здесь достались одни обломки. Что сами напортачили.
– Поздравляю! – крикнула в ответ. – Догоняй!
Думала, он ледяной горкой воспользуется, а знающий догнал меня знакомым по Лоскутному ветерком – чем-то средним между полётом на крыльях и моментальным перемещением безлетных.
Дядь, а у нас точно кроме паутины дорог ничего нет? А то я чувствую себя слегка… ущербно.
– Ты просто не всё знаешь о паутине, – загадочно отозвался дядя Смел. – И постоянно шевелиться полезно для здоровья. Для умственного особенно – на ходу можно многое обдумать.
Я насмешливо фыркнула – и согласилась. Да, полезно. Пару вёрст прошагаешь – пару проблем решишь. Да ещё и пару древних кладовых попутно вскроешь. Они, правда, то решённое заместят, добавив дел… но не будем о грустном.
Зим сиял и искрил, как свежий снег под ярким солнцем. Я едва удержалась от естественного напоминания: то, что его не было здесь, – ещё не повод для радости. Но удержалась. В последнее время мы так мало радуемся, что каждый повод, пусть и сомнительный, важен и нужен. Да и сам, поди, понимает, не дурак.
– Цветы, – я указала на итог солнечных чар, – видишь? Это поисковые чары. Они находят пепел погибшей искры и поднимают его из земли даже спустя столетия.
– А что он даёт? – любопытственно прищурился Зим.
– К сожалению, мало, – ответил дядя Смел. – Имя, возраст, внешность, принадлежность к определённой семье. Но нам другое важно – причина смерти. Это тоже на пепле отпечатывается.
Цветы наконец заискрили в сотне шагов от нас. И врата снова удивили – нетронутые, ни единой царапинки, ни пятнышка копоти. Точно в миг беды они находились не здесь – не в Алом.
А кстати… Это мысль. Это надо проверить. Шамир же полон чудес – до краёв и через край. А уж во времена создания древних городов то, что мы сейчас полагаем чудом, использовалось в быту как самые обычные чары.
– Верна, ты нас из кармана вытащи, – попросила Светла. – И к цветам поближе положи. А сама отойди.
Я послушалась. Цветы накрыло густой солнечной паутиной. Зим любопытственно вытянул шею, но, конечно, ничего рассмотреть не смог и разочарованно фыркнул. А я снова изучила врата и посмотрела на Шамира.
– Они куда-то ведут, да? – уточнила шёпотом. – И нам туда надо?..
В льдистых глазах птицы сверкнула улыбка. А после она взмахнула крыльями и исчезла, лишь осел обратно на стену растревоженный снег.
Знающий уловил суть и не поленился, сбросив рядом со мной сумки, обежать стену с вратами.
– Никуда они не ведут, – сообщил он громко из-за стены. – И ничего тут нет, даже развалин.
Я улыбнулась. Тут – нет, а там – есть. Правда, что это было за «там», я понимала смутно, но ощущала верность вывода. Врата кое-куда ведут. И нам надо туда сходить.
Когда Зим вернулся, у меня уже появилась догадка, основанная на изучении окрестностей и их особенностей. Я достала из сумки карту, расстелила её на сумках и довольно хмыкнула. Нет, не зря я в своё время её выпросила у чародела Смешена… На этой стороне врат – там, где находились мы, цветы и прежде шумел Алый, – обозначалось расплывчатое пятно. Словно врата, одни, без стены, отбрасывали немалую тень.
– Тень! – сообразил и знающий, бросив на карту цепкий взгляд. – Как я раньше-то не заметил… Здесь нет теней, Верн, хотя солнце вовсю светит. Ни от стен, ни даже от нас с тобой.
– Да, – кивнула я, обводя тёмную область на карте, – они все… тут.
– Не понимаю… – проворчал Зим, оглядываясь.
– Думаю, это тайная кладовая, – я запомнила очертания теневого пятна и сложила карту. – Мы забыли об этих чарах, а вот в старые времена они были очень развиты. Паутина дорог, например. Это же особое пространство, которое помогает срезать путь. И здесь, – я хлопнула ладонью по снегу, – тоже есть особое пространство. И оно прячет в тенях нечто важное.
