– Каков размер пени, что вы заплатили своему королю?

– Что за пеня? – не поняла Джоанна.

Они не обратили на нее никакого внимания, просто брат назвал сумму, а лэрд заявил, что возместит издержки.

Джоанна наконец сообразила, о чем речь, и повернулась к брату:

– Не хочешь ли ты сказать, что Джон заставил тебя уплатить пеню? За что, Николас?

– За то, что не он выбрал тебе мужа, а я. Он же лишь согласился со мной… за деньги.

– А если бы меня устроил его выбор?

– Уильямс?

Она кивнула.

– Тогда, конечно, пени бы не было.

– Так ты мне солгал, когда сказал, что у тебя нет денег на уплату налога Джону. Я могла бы еще год оставаться свободной.

Николас вздохнул и признался:

– Да, солгал. Ты пыталась избежать неизбежного, а я заботился о твоей жизни. Проклятье! Ведь ты жила в Лондоне узницей. У меня не было уверенности в твоей безопасности, и я боялся, что Джон отдаст маклоринскую землю кому-нибудь еще.

Она понимала, что брат прав, и знала, что он любит ее и заботится о ней.

– Я прощаю тебе этот обман, Николас.

– Уезжайте, барон. Сейчас же. И не возвращайтесь. Вы свой долг выполнили. Теперь я несу ответственность за эту женщину.

Джоанна была потрясена грубостью мужа, и у нее вырвалось:

– Сейчас же? Вы хотите, чтобы он уехал прямо сейчас?

– Именно, – отрезал тот.

– Мой брат…

– Он вам не брат.

Она была так оскорблена, что чуть было не закричала, однако он, не обращя на нее никакого внимания, в упор смотрел на Николаса.

– Я должен был это понять сразу. Вы с Джоанной не похожи на брата и сестру. А когда она назвала священнику свое полное имя, я понял, что вы никакая не родня. Ваши чувства к ней…

Николас не дал ему закончить:

– Вы чрезвычайно проницательны, но Джоанну не должны касаться никакие подозрения, милорд. Немедленно прекратите это.

– Милорд…

– Оставь нас, Джоанна. Этот разговор не для твоих ушей.

Его тон не допускал возражений. Она принялась обрывать лепестки цветов из свежего букета, глядя на мужчин, угрюмо уставившихся друг на друга, и никак не могла решить, уйти ей или остаться. Отец Маккечни слышал, однако, достаточно, чтобы сообразить, что в воздухе запахло ссорой, схватил Джоанну за руку и заговорил с преувеличенным воодушевлением:

– Вы обидите здешних женщин, если не попробуете хотя бы несколько особых блюд. Пойдемте. Они очень расстроятся, если не услышат хотя бы крошечную похвалу от своей новой госпожи. Вы помните, как сказать «спасибо» по-гэльски?

И священник утащил Джоанну подальше от рассвирепевших мужчин. Оглядываясь на них, она пыталась понять, что же происходит. Супруг все время что-то говорил. Николас, заметив, что она наблюдает за ним, сказал об этом Макбейну, тот кивнул, и они оба пошли прочь и скоро исчезли из вида.

Когда солнце уже стало клониться к западу, она увидела, как они поднимаются на холм, и испустила громкий вздох облегчения. Оранжевые полосы от заходящего солнца расцвечивали небо за их спинами. Их силуэты, черные на этом ярком фоне, казались какими-то мистическими существами, словно они поднимались из-под земли подобно могущественным, непобедимым божественным воинам, легким и грациозным.

Да, это были два самых лучших воина из всех, что она когда-либо видела. Архангел Габриель наверняка улыбнулся бы, глядя на эту пару.

Джоанна улыбнулась своим мыслям, но когда они подошли ближе и она увидела их лица, то едва не задохнулась от ужаса. У Николаса был разбит нос, правый глаз заплыл. Не в лучшем виде был и Макбейн: кровь сочилась из глубоких ссадин на лбу и в углу рта.

Кто-то закричал при их появлении, а ей захотелось броситься к Николасу, посмотреть, тяжелы ли раны, но только она подобрала подол платья и кинулась бежать, как поняла, что сначала должна подойти к Габриелю: ведь он ее муж, и о нем она должна думать прежде всего. И может, она сумеет сделать так, что он сменит гнев на милость и позволит брату остаться еще на несколько дней.

– Вы дрались!

Она выкрикнула это обвинение, добежав до мужа. Черт возьми, разумеется, они дрались. Его не слишком заботило недовольство, прозвучавшее в ее голосе.

Джоанна вытащила из рукава платья льняной платок и, встав на цыпочки, промокнула кровь у него на лбу, увидела, что рана достаточно глубокая, и мягко отвела назад волосы, мешавшие ей, но он смахнул их обратно. Он не привык, чтобы кто-то беспокоился о нем, и не знал, как к этому отнестись.

– Стойте спокойно, милорд! Я не собираюсь делать ничего лишнего.

Макбейн послушно замер и позволил жене хлопотать над ним. Проклятье, но ему это понравилось. И не только ее забота, а то, что она подошла сначала к нему.

– Так вы разобрались со своими разногласиями? – поинтересовалась Джоанна.

– Думаю, да, – угрюмо ответил Макбейн.

Она перевела взгляд на брата:

– А ты, Николас?

– Да, – буркнул тот.

Она опять повернулась к Макбейну:

– Зачем вы задеваете Николаса? Он мне больше, чем брат. Мои родители взяли его в возрасте восьми лет, а я называла его братом с того самого момента, как научилась говорить. Вы должны принести ему извинения, милорд.

Макбейн не обратил на ее слова никакого внимания и, отбросив ее руку подальше от своего лица, повернулся к Николасу:

– А теперь попрощайтесь с ней! Вы никогда больше ее не увидите.

– Нет! – выкрикнула Джоанна, вырвалась из рук мужа и кинулась в объятия брата. – Ты сказал мне неправду: никакой он не добрый. Он черствый и жестокий. Даже представить не могу, что больше никогда не увижу тебя. Я не вынесу этого. Я люблю тебя. Ты оберегал меня, как никто. Ты веришь в меня. Николас, пожалуйста, забери меня домой. Я не хочу здесь оставаться.

– Вздор, Джоанна. Все будет хорошо. У Макбейна есть веская причина отправить нас поскорее обратно. Учись доверять мужу.

Николас говорил с сестрой, но не отрывал взгляда от Макбейна.

– Но почему он против твоих визитов сюда?

Николас покачал головой, и она поняла, что он не скажет.

– Что передать от тебя матушке? Я увижу ее в следующем месяце.

– Я поеду вместе с тобой!

Улыбка брата была исполнена нежности, но голос оставался тверд:

– Но ты замужем, Джоанна. Здесь твой дом. Твой долг – оставаться с мужем.

Поскольку она никак не могла оторваться от брата, тот поцеловал ее в лоб, осторожно разжал руки и слегка подтолкнул ее к мужу.

– Не обижайте ее, Макбейн, или, клянусь всеми святыми, я вернусь и убью вас.

– Мы с вами пришли к пониманию. Я привык держать слово, барон, – отозвался Макбейн.

– Так же как и я, милорд.

Мужчины кивнули друг другу. Джоанна смотрела на брата, и по лицу ее текли слезы. Его конь был уже оседлан и готов отправиться в путь. Николас вскочил на него и, ни разу не обернувшись, галопом поскакал вниз.

Когда он исчез из виду, Джоанна огляделась. Она стояла одна на пронизывающем ветру, такая же опустошенная и одинокая, как и местность вокруг, и пока солнце не исчезло за горизонтом, не тронулась с места.

Потом, замерзшая, потирая ледяные руки, она медленно направилась обратно во двор, по дороге не встретив ни одного шотландца, или так ей казалось. Потом она вдруг увидела мужа: тот стоял, прислонившись к дверям башни, и наблюдал за ней.

Джоанна отерла слезы, распрямила плечи и поспешила вперед. Торопливо взбираясь по ступенькам, она мечтала лишь об одном, хотя, возможно, это выглядело по-детски: без обиняков, прямо высказать ему, как он ей противен.

Только сделать это ей не удалось. Как только она приблизилась, Макбейн обхватил ее могучими руками и крепко прижал к себе, стараясь утешить, и это ее смутило. Он был единственной причиной ее огорчения и вот теперь старался утешить. Этот длинный трудный день слишком ее измотал, и, конечно, только поэтому она не попыталась вырваться из его объятий. С ним так тепло, а ей необходимо согреться, так сказала она себе, но как только это произойдет, она все ему выскажет.