Келмит, хотя и был далек от бедствий шотландцев, все же заинтересовался рассказом. Кроме того, разговор со священником позволял ему оттянуть выполнение тяжкого долга. «Конечно же, несколько минут промедления ничего не изменят», – подумал Келмит.

– Так вы предполагаете, что воины Маклорина двинутся на Англию?

– Я не предполагаю, – возразил священник, – а не сомневаюсь, но до сознания вашего барона или кого угодно другого из вас это не дойдет, пока они не почувствуют кинжал Макбейна у себя в глотке. Только будет уже слишком поздно.

Управитель покачал головой:

– Солдаты барона Рольфа перестреляют их раньше, чем они доберутся до подъемного моста.

– У солдат не будет такой возможности, – убежденно заявил Маккечни.

– Разве этот вояка – невидимка?

– Думаю, что он может им стать. Я и впрямь никогда не встречал такого, как он. У вас кровь застыла бы в жилах, расскажи я что-нибудь из того, что слышал о Макбейне, но я лишь ограничусь предупреждением, что не стоит призывать его гнев на ваши башни.

– Сейчас это уже не имеет значения, отец мой, – прошептал Келмит ослабевшим голосом.

– О, значит, все в порядке? – усмехнулся священник. – Но я собираюсь дождаться вашего барона, сколько бы ни пришлось ждать. Дело слишком серьезно, чтобы проявлять нетерпение.

Отец Маккечни остановился, пытаясь вновь обрести самообладание. Ему было известно, что судьба Маклорина не волнует управителя, но стоило ему начать объясняться, как гнев, тщательно загоняемый вглубь, прорвался наружу, и не в его власти было скрыть ярость, прозвучавшую в голосе, однако теперь он переменил тему, принуждая себя говорить спокойно и сдержанно:

– Хоть вы, Келмит, старый пес и греховодник, но при этом честнейший человек, когда речь идет об исполнении долга. Господь вспомнит об этом в Судный день. Какую услугу я могу вам оказать, коль не нужен для исповеди?

– Я прошу вас помочь мне переговорить с леди Джоанной, отец мой. Пришло известие от короля Джона…

– Ну-ну? – поторопил его Маккечни, когда управитель замялся на полуслове.

– Барон Рольф умер.

– Боже всевышний! Что вы такое несете?

– Это правда, отец мой.

У Маккечни перехватило дыхание, он поспешно перекрестился и, склонив голову и сложив руки, зашептал молитву об упокоении души барона.

Ветер бил его по ногам полами рясы, но Маккечни был слишком погружен в молитву, чтобы обращать на это внимание. Келмит перевел взгляд на небо. Черные набухшие тучи гнал завывающий ветер, и жуткий, зловещий звук приближающейся бури был под стать событиям.

Священник закончил молитву, перекрестился еще раз и обратился к управителю:

– Почему же вы сразу не сказали мне об этом? Зачем позволили мне говорить? Вы должны были бы прервать меня. Боже праведный, что теперь будет с маклоринцами?

– Я ничего не могу ответить вам относительно владений барона в Нагорье.

– Вы должны были сразу же сообщить мне о том, что произошло, – повторил священник, терзаемый скорбной вестью.

– Несколько минут ничего не меняют, – возразил Келмит. – Возможно, благодаря разговору с вами я лишь оттягивал выполнение своей обязанности. Видите ли, я должен сообщить эту весть леди Джоанне и ваша помощь будет для меня неоценимой. Она так молода, ей неведомо вероломство. Ее сердце будет разбито.

Маккечни кивнул:

– Я увидел вашу госпожу всего два дня назад, но уже знаю, что у нее кроткий нрав и чистое сердце, однако не уверен, что смогу вам помочь. Ваша госпожа, как мне кажется, опасается меня.

– Она вообще боится священников, отец. И у нее есть на это веская причина.

– И что же это за причина?

– Она исповедуется у епископа Холвика.

– Можете не продолжать, – пробормотал с отвращением отец Маккечни, – скверная репутация Холвика хорошо известна даже в Нагорье. Неудивительно, что бедняжка напугана. Удивительно скорее то, что она пришла мне на помощь и настояла, чтобы вы, Келмит, впустили меня в замок. Теперь я понимаю, что для этого требовалось мужество. Бедная девочка! Потерять возлюбленного супруга в таком нежном возрасте. Сколько лет она была замужем за бароном?

– Более трех. Леди Джоанна была совсем еще дитя, когда ее выдали замуж. Пожалуйста, святой отец, пойдемте со мной в часовню.

– Разумеется.

– Я знаю, что не найду нужных слов… не представляю себе… как сказать… – Голос Келмита прерывался, когда он попытался продолжить разговор.

– Говорите прямо, – посоветовал священник. – Она оценит это. Не заставляйте ее ломать голову от ваших намеков. Возможно, в этой ситуации самое лучшее – вызвать какую-нибудь женщину, которая может утешить вашу госпожу. Леди Джоанне наверняка так же потребуется женское сочувствие, как и наше.

– Я не знаю, кого об этом попросить, – признался Келмит. – За день до своего отъезда барон Рольф полностью заменил всю прислугу. Миледи плохо знает даже имена слуг. Все эти дни госпожа полагалась лишь на себя. Она очень добра, отец мой, но далека от всех домашних, к тому же ее учили не слушать ничьих советов. Так что у нее нет доверенных лиц и нам некого сегодня позвать с собой.

– Сколько времени отсутствовал барон Рольф?

– Да почти полгода.

– И все это время леди Джоанна полагалась лишь на себя?

– Да, отец мой. Она не доверяет никому, даже своему собственному управителю, – проговорил Келмит, имея в виду себя. – К тому же барон сказал нам, что будет отсутствовать всего неделю-другую, и мы жили, ожидая его приезда со дня на день.

– Как он умер?

– Вроде бы потерял равновесие и сорвался со скалы. – Управитель покачал головой. – Уверен, что здесь что-то не так: барон Рольф не страдал неуклюжестью. Возможно, самой леди Джоанне король расскажет больше.

– Итак, нелепый несчастный случай, – произнес священник и, помолчав, добавил: – Что же, на все воля Божья.

– А может, происки дьявола, – пробормотал Келмит.

Маккечни не стал даже обсуждать такую возможность, но заметил:

– Леди Джоанна, разумеется, снова выйдет замуж. Ведь она унаследует значительный доход, не так ли?

– Она получит третью часть владений своего мужа, а они, как я слышал, весьма обширны, – пояснил Келмит.

– А может ли быть среди этих владений маклоринская земля, которую ваш король Джон украл у короля Шотландии и отдал барону Рольфу?

Келмит допускал такую возможность, а Маккечни принял это к сведению.

– Полагаю, что каждый холостой английский барон пожелал бы взять в жены вашу леди, с ее золотистыми волосами и чудесными голубыми глазами. Мне грешно признаваться в этом, но я скажу, что глубоко потрясен ее красотой. Она легко очарует любого мужчину даже и без того состояния, которое может принести мужу.

Они подошли к узкой лестнице, ведущей наверх, к дверям часовни.

– Она красива, – согласился управитель. – Я видел, как даже солидные мужчины превращались в ее присутствии в настоящих болванов. Бароны, безусловно, пожелали бы ее… но не в качестве супруги.

– Что за чушь! Почему?

– Она бесплодна, – объяснил Келмит.

У священника округлились глаза, и он прошептал, склонив голову:

– Боже милосердный!

После этого перекрестился и сотворил молитву Господу о милосердии к милой леди.

Леди Джоанна тоже была погружена в молитву: стояла перед алтарем и просила Всевышнего вразумить ее. Ей было послано правильное решение. Закончив свое обращение к Господу, она завернула пергаментный свиток, который держала в руках, в льняную ткань, еще раз подумав, не уничтожить ли эту улику, изобличающую ее короля. Нет. Когда-нибудь этот свиток найдут, и если хоть один человек узнает правду о вероломстве короля, который некогда правил Англией, то, возможно, это послужит справедливости.

Джоанна поместила свиток между двумя мраморными плитами под алтарем и, удостоверившись, что он надежно скрыт от глаз и защищен от повреждений, сотворила еще одну, короткую, молитву, преклонила колена, затем прошла между рядами скамей и, отворив дверь, вышла из часовни.