Я закончил натирать голову полотенцем – боже, как же от него вкусно пахло; я до сих пор чувствую этот аромат сирени. Не то чтобы это был аромат моего детства и вызывал воспоминания о бабушкиных пирожках летом на даче; что в принципе, можно сказать о воспоминаниях моих долбоёбов друзей.

У меня конечно тоже было воспоминание связанное и с сиренью, и её запахом: как то в мае – это был уже почти конец месяца, сирени так пахли, и вот под одной из сиреней, меня, наивного, заставляла признаваться в любви одна девчонка, что в принципе, совсем было и не обидно, награда последовала незамедлительно. А потом я помню ветреную погоду, мы лежали под сиренью, над нами собирались густые облака; ветер подул, нарушив их густоту и разбросав по небу; затем он сделал тоже самое, но уже сильнее; видно было, что собирался дождь; через секунд 20-ть, облаков перед нами на небе не осталось, они ушли, и на место их уже подходили дождевые тучи; а мы лежали и кайфовали от ещё минутно-чистого неба: я, она и запах сирени на её теле. О бабушкиных пирожках я тоже конечно помню, но так сильно не ностальгирую, ведь ностальгировать нужно не по пирожкам, а по бабушке.

Я ещё был застывший над раковиной в воспоминаниях, медленно протирая левую подмышку. Не знаю, насколько данное воспоминание является важным; я просто стараюсь сохранить максимальную точность. Слева послышался звонкий голос:

– Эй, романтик! Ты там уже о нашем сексе мечтаешь? Дааже не думай, я тебя мыться не за этим отправила. Хотела бы секса, нашла бы кого-нибудь получше – тут целых 9-ть этажей получше.

– Ага, сексом ты всё-таки занимаешься, – с радостью сказал я, подняв палец в пожелтевший потолок, – ведь, попробовав лишь раз, привычка вырабатывается на всю жизнь. Это можно сказать: пол пути уже пройдено!

– Если не вернёшься на полпути назад, жрать будешь воспоминания.

– Боже, сколько ты уже в России? Спросил я, внимательно вслушиваясь в её идеальную речь.

– В сумме 5-ть лет. Но у меня по маме русские корни, поэтому разговорную часть я уже начала учить с лет 6-ти – 8-ми, хоть и кое-как. Сейчас уже чувствую себя абсолютно комфортно, хотя, акцент, небольшой, но всё-таки закрепился.

– Ещё немного и ты окончательно превратишься в русскую бабу, завязывай с этим. Иностранки они для того и иностранки, чтобы быть другими. Ты когда одну и туже кашу по утрам ешь, тоже наверное наскучивает.

Она будто бы хотела возразить и побороться за права женщин, но я уже начал есть и не замечал её, моё внимание занимала лапша за 24.50 – откуда я помню? – теперь это моя любимая лапша.

Сказать честно, это был самый приятный ужин с девушкой за всю прожитую ранее жизнь, возможно, до этого, такого я и вовсе не делал. Обстановка была отличная: в окно залетала музыка нижних и верхних этажей, мелодии русского рока отчаянно конкурировали с южно американской школой рэпа. Комната была из разряда – ни чего особенного: две старые кровати у окна и тумба между ними, стол со светильником напротив входа, а рядом с ним холодильник и две маленькие табуретки, заставленные книгами, полок на стене не было, видимо, они были выгнаны ободранными обоями с множественными обложками из модных журналов, которые поглотили всё дизайн пространство стен. Возможно, новая соседка по комнате тоже вскоре будет составлять всему этому компанию, когда комнату решат заселить новым её членом; а пока, моя рыжая принцесса жила одна. Жаль, она точно знала, что есть свободная кровать и совершенно не имела понятия, какой потрясающий любовник сидит напротив неё. Кстати вопрос: если разговор идёт о женщине, то корректна ли формулировка «Новый её член»?

Мы сидели на корточках, на ковре, который повидал жизнь, возможно две мировые войны. Стол мы не использовали, он был занят книгами и косметикой; кровати тоже, они были набиты надеждами; но меня это не смущало, меня вообще мало что смущало тогда, даже в такой странной ситуации я оставался невозмутим.

– И что будешь дальше делать?– спросила она меня, нарушив шум моих мыслей,– есть какие идеи? Поделись.

Я не очень хотел, чтобы молчание было прервано; не люблю когда девушки говорят; люблю смотреть на них, просто рассматривать красивые черты их лиц. Кто-то спросит: «А если черты не красивые»? Я отвечу что: «Нет не красивых черт, всё зависит от того как ты смотришь». Кто-то скажет: «Cорняк!», а кто-то: «Цветок…» – всё зависит от восприятия. Но моя новая подруга была определённо цветком, большой такой подсолнух; фанат банальных роз саркастически скажет: «Отличное сравнение!», а я отвечу: «Что нужно лучше смотреть на растение, которое даёт такие волшебные плоды, как семечки и опиум».

И вот настал момент, мне нужно было что-то сказать.

– Знаешь такую русскую поговорку: «Когда я ем, я глух и нем».

– Я так вижу, что ты и спать собираешься на ковре?

В голову пришла какая-то едка мысль, но она была оборвана мною же; я понял, что начну перегибать, ведь главное держать нужный темп; поэтому я не́хотя, но ответил:

– Дальше?.. Не знаю. Я тут глянул куда летел её самолёт, когда ещё был в аэропорту и разбивал взглядом местные автоматы: «Волшебно, Канада, город NEWMONT, что может быть лучше: снег и хоккей, словно не уезжал из дома, можно сказать, второй родной дом, – может они нам всё ещё мстят за супер серию 72-го года?»

– Что за серия 72-го года?

– Да забей, уже просто событие, по которому до сих пор снимают ремейк за ремейком.

– Кстати, могу попросить сестру тебя встретить, поможет сориентироваться.

– А ты тоже из Канады?

– Да.

– А она симпатичная?

– А если нет, то откажешься?

– Возражение принято. Но я всё- таки откажусь, и так слишком много женской помощи на этой неделе.

– А как будешь её там искать? Ты хоть знаешь, кто она, где живёт, учится? У тебя пока только пропуск в общежитие.

– Я надеюсь добыть эту информацию, например у тебя, вы же с ней были соседками и, наверное, лучшими подружками, ногти там друг-другу красили…

– Она спиздила у меня фен, как думаешь, какими мы были соседками?

– Обещаю вернуть твой фен!

– Единственное, что я знаю, так это её имя, но тебе оно и так известно. Знаю, что она учится в университете NEWMONT, по-моему на дизайнера, я точно не помню. Приехала она сюда на год, по обмену. Мы были подругами первую неделю, потом она начала совать свой рот в мою еду и …

– Совать руки в мою еду, – немного поправил её я.

– Да, именно. И после того, кроме презрения она у меня ни чего больше не вызывает.

– Я вижу, что у неё в генах заложено брать чужие вещи.

– А что она у тебя взяла, почему ты так за ней бежишь? Что может быть таким важным?

– Во-первых – это дело принципа, не стоит с пренебрежением относиться к тому, кто обеспечил тебе волшебную ночь.

– Это ты так думаешь? Или мы можем послушать другие мнения,– рассмеявшись, сказала она,– не то, что я сомневаюсь, но и у монеты две стороны.

Во-первых, я уже немного облокотился на край кровати и расслабился, во-вторых, лапша достигла цели, что приводит меня в состояние абсолютного комфорта и нежелания продолжать этот глупый спор.

– Во-вторых, в нашей стране женщины не спорят – это написано в конституции,– добавил я и немного выдохнул, ослабив резинку на шортах, – и чтобы удовлетворить и одновременно подкормить твоё любопытство, скажу: спиздила футболку с сомом и оставила в моём холодильнике огурец, что не является особо важным, хотя футболка для меня ценна, я её купил на каком-то рыбном рынке. Зачем? Без…понятия! Тогда она мне показалась очень забавной.

– Я чувствую, что должно быть и в третьих.

– А в-третьих, она взяла кое-что важное мне, очень личное, оно так ненавязчиво лежало в коробке и никому не мешало, но она взяла это и упрятала в свой маленький карман, своими маленькими ручонками.

– Так что там было? – не удовлетворившись ответом, спросила меня она, – что заставляет тебя сорваться и лететь в другую страну?