– Да нет… – тот неуверенно пожал плечами.
– Устала от этого гвалта.
– Да… я тоже…
Рейн опустилась рядом на травку. Её взгляд украдкой пробежался по Китену и демонстративно устремился в сторону костра, вокруг которого кишели якобы доставшие её люди.
И среди этих людей была Честити. Она с обидой наблюдала за бывшей подругой, радовавшейся преимуществам, возникшим благодаря их размолвке. Она не слушала трёп Дина и других товарищей, её мысли были захвачены до гениальности банальным планом мести. И даже старая вражда и отвращение к Китену не могли стать серьёзной преградой.
Коул быстро доел внезапно опресневшее рагу и покинул место нарушенного уединения. Он был далёк от того, чтобы общаться с девушками без задних мыслей. На беду Сары, она его на эти самые мысли не вдохновляла. Девочка осталась сидеть в одиночестве с видом полным достоинства и непробиваемого спокойствия, но внутри всё клокотало. От обиды, стыда и разочарования. «Если вся школа знает, то и он тоже… Поэтому его как ветром сдуло? Какой позор…»
Помыв миску, Коул стал собираться на новое наказание Хэкмута, как вдруг на него налетела Честити.
– Ой, извини, – улыбнулась она. – Я сегодня что-то неуклюжая какая-то.
Китен молча пожал плечами и хотел было идти дальше, но Чес положила руку на его грудь и с восхищением пролепетала:
– Ничего себе – вот это мышцы!
Глаза Китена превратились в два блюдца, а изо рта вытекло медленное «ладно…». Он убрал руку девушки, уже начавшей наглаживать его пекторальные мышцы, и поторопился ретироваться с выражением лица человека, случайно заглянувшего в дурдом.
Честити нахмурилась. Она ожидала более продуктивных результатов. Ей нравилось тешить себя мыслью, что Коул к ней неравнодушен и не решался проявить свои чувства только из страха обидеть лучшего друга. А выходка с фото? – Так это всего-навсего попытка незрелого юнца обратить на себя внимание, это ж и ежу понятно. В альтернативной реальности Чес Китен должен был моментально ответить взаимностью на её любовный порыв. Но, по всей видимости, в этом мире дела обстояли иначе, и самые банальные идеи о том, что Коул не очень-то расположен к Тор, трюк с фото в стиле ню – реальный акт мести, а не неумелая попытка флирта, оказались правдой.
Впереди ждал новый этап расплаты. Тяжкий физический и крайне бессмысленный труд. Упал – отжался. Нет чтобы воды в вёдрах потаскать, подмести лес, прополоть грядки. Худосочные дохлеротики и жиробасы со стеклянными глазами приступили к изнурительной пытке, поглядывая на спортсменов и убеждённых качков, наклеивших самодовольные ухмылки. Девочки виртуозно имитировали – как могут имитировать только самые прекрасные дамы – бурную деятельность и опускали колени на землю, пока Хэкмут и Гаджи отвлекались на более интересные объекты флоры и фауны. Хотя что может быть интереснее страдающих учеников?
На задворках спорт-группы маячили Линдси и Моника, перманентно освобождённые от занятий физкультурой. Первая мучилась астмой, вторая вечно ходила с соплями и температурила при любом сквозняке. И как до сих пор не слегла в этом походе? Открыть рот, чтобы напомнить о своих недугах преподавателям, оказалось выше их сил.
– С вас и кросса хватит, – опомнилась Гаджи.
Кросса! Такому кроссу порадовались бы и все остальные – вместо бега они устроили себе необременительную прогулку, насладились чистым воздухом и ароматами леса. Даже успели заглянуть в кустики, добавив и своих ароматов.
– И чего вы попёрлись на эти танцульки? Вы и дышите-то с трудом.
Подружки виновато отползли в сторону и примостились на брёвнышке.
После схождения десятого пота наступила пора нового задания, и полумёртвые любители ночных вечеринок перевернулись на спину.
– Двести подъёмов на пресс! Двести! Ясно? – громко выплёвывал каждое слово Хэкмут из-под нуждавшихся в стрижке усов.
– Сколько? – прошипела Талинда, растёкшаяся по земле, как желе.
– Кто не понял, сделает триста!
Талинда поняла, но не могла сделать и одного. Она и на спину-то повернулась едва ли. Чудом без домкрата. Отжимания для неё закончились на первой же попытке. Оба тренера переглянулись и решили закрыть на это глаза.
К вечеру «ночные зажигалочки» значительно поугасли и были выжаты как лимон. Тёплые уютные спальные мешки и надувные матрасы манили своим несравненным очарованием. Но какой сон на пустой желудок? Полуживые и голодные они сидели вокруг костра или ютились поодаль с тарелками в руках.
Коул злобно перемалывал пищу, с каждым жевательным движением сильнее ввинчивая полный ненависти взгляд в Тернопа. Он так усердствовал, что при желании можно было услышать скрип его зубов. У Билли этого желания не наблюдалось. После обеденного «угощения» он тёрся возле маминой «юбки», прячась под куполом её удушающей заботы. Ну и что, что у Китена руки чешутся? «Пусть почешет ими свой зад». Плевать, что потом влетит вдвойне. Плевать? Не так чтобы очень, но на осознанное избиение пойдёт разве что идиот.
Саша поглядывала на Питера. Он весь день увивался хвостиком и говорил так много, что человеческие уши и особенно мозг не могли справиться с таким наплывом бессмысленной информации. Этот утомительный словопад в пику привычной Леоновой статистике не отбил у неё физического влечения. Она не раз натыкалась на бульварное чтиво в красивой обложке, приоткрыв которую хочется оставить книгу на прилавке или выкинуть на помойку с глаз долой. Но сегодня руки сами тянулись полистать странички, не читать, просто потрогать их, вдохнуть аромат и насладиться формой, навалив большую кучу на содержание. Чтобы его не было видно. И слышно.
То, что руки Саши были заняты едой, оказалось весьма кстати. Их срочно нужно было куда-нибудь пристроить, как и рот, будто специально придуманный для поцелуев и внесения ценных органических вкладов.
Питер с остервенением наворачивал кормёшку, словно тоже кому-то угрожал, хотя в отличие от Китена, конкретной жертвы не обозначил. Взгляд Саши то и дело падал на его мощные руки, выверенными движениями подносившие миску с ложкой ко рту. Он ел, как настоящий мужик, можно сказать, жрал – и звучало это гордо. Странно что не руками с дубинкой за пазухой. При каждом движении под кожей играли крепкие мышцы. Сосредоточенное лицо; рот, боле не исторгавший маразматические словеса, а усердно пережёвывавший пищу, чтобы доставить энергию этому стальному телу.
«Я схожу с ума… – пару мгновений Саша не могла оторвать взгляд от попытки Питера выковырить застрявшую в зубах дребедень. – Готова смотреть на него вечно. Только бы он молчал…»
– А ты чего не ешь? – как пить дать назло раскрыл рот Питер и вывел Сашу из транса.
– Ем… – спохватилась она и уткнулась в тарелку.
После ужина любители потухлить расползлись по палаткам, остальные примкнули к костру, поближе к эпицентру событий. Кто-то сидел на брёвнах, кто-то расположился на подстилках, некоторые с комфортом погрузили задницы в раскладные стулья, а парочке повезло развалиться в надувных креслах – цивилизация. Когда все разместились, Лесли провёл по струнам и отправился в далёкое плавание по волнам музыки. Порой эти волны были похожи на цунами и от них конкретно штормило. Особо чувствительные корчили рожи и ждали следующей песни, пока ценители подпевали, как умели, и бултыхались в тех же пучинах, по гребням которых мастерски сёрфил солист. Коренастый мистер и синеглазая миссис, считавшие музыкой исключительно то, что играли годах эдак в восьмидесятых, получили культурный шок и будто израненные скрылись в палатке.
– Я смеюсь вам в лицо, придурки, пляшущие под дудку того, что зовут демократией, – рычал Вермут вслед «пострадавшим».
Его харш был всем харшам харш. Не то что у сопляка из соседнего гаража, который мог бы подзаработать на озвучке кострируемых котов – если б за это платили. Пару лет назад малец переехал из Сиэтла и не без гордости заявил, что там у него была своя группа. Здесь, в Ричвиле, он также не собирался отказываться от музыки. Лесли имел глупость предложить ему попробоваться на подпевку – или подвывку – в «Дор-Блю», на что получил возмущённый ответ: такой талант может быть только солистом. Вскоре паренёк устроил прослушивание в свою собственную новенькую рок-группу, ещё не родившись, получившую название «No Smoking». Весть о том, что так же называлась банда «какого-то там» Кустурицы, чуть не разбила его пламенное сердце. Выбрав гитариста, клавишника, бас-гитариста и ударника, талант всея Сиэтла с редким именем Габэгабо, означавшим Вечно Стоящий – что породило немало забавных толкований – назначил первую репетицию. Она же оказалась и последней в данном слабонервном составе, не вынесшем трэша Габо. И в данном случае «трэш» не имел никакого отношения к стилю. Паренёк надрывался и драл глотку, выхаркивая нечто, в словаре Даля обозначенное словом на букву «г».
