С тех пор Честити на дух не переносила этого чокнутого заступника своего блудливого дружка. Неудивительно, что её верная Сара молчала о своих чувствах к нему.

Молчала и скрывала, поначалу и от самой себя. Любовь – это не всегда светлое чувство и каканье радугой. Порой это слабость, особенно если растёшь без отца с феминизированной спартанской мамашкой. Но в итоге она смирилась. Не могла справиться с этими чувствами, как их ни называй. В конце концов на прошлый День Св. Валентина Сара решила признаться. Анонимно. Её просто распирало от эмоций, и она не могла молчать. Но и сказать тоже не могла. Компромисс между этими «не могла» был найден, и влюблённая нимфа накропала записку, в которой излила свои чувства и метания. Несмотря на отсутствие подписи, вскоре поползли слухи об отличнице Рейн, «втюрившейся» в Коула Китена. Отличница могла бы и догадаться, что каллиграфический почерк, безупречная грамматика и характерные литературные обороты выдадут её с потрохами. Слухи дошли и до Честити. По-началу она в них не верила, но, увидев записку собственными глазами, потеряла всякие сомнения. Она всегда доверяла Саре и думала, что у них нет друг от друга секретов – а тут «нежданчик», как выражался небезызвестный Коул. Но всё же Чес решила смолчать и ждала, пока подруга сама раскроет ей свою всем известную тайну. Не дождалась.

Странным было то, что Китен не предпринял никаких действий. Уличить его в гуманности было крайне сложно, скорее, стоило ожидать издевательств и унижений. Но ничего этого не последовало.

Быстренько удалившись от кустов, Честити села к костру, чтобы просушить мокрую обувь. Неподалёку всё ещё сидела Сара, обдумывавшая способ примирения с подругой. Чес было не до неё, она мучилась с запутавшимися шнурками и даже не заметила Рейн, подсевшую к ней поближе.

– Как время проводишь? – наконец спросила она.

– А тебе не всё ли равно?

– А… – Сара растерялась. Поначалу казалось, «мирись-мирись» будет лёгким и безболезненным. – Нет…

– Думаешь, можешь вот так просто подойти и заговорить со мной, будто ничего и не было?

– Чес, прости… но… в чём моя вина?

Честити вскинула брови.

– В том, что я тебе не сказала о Коуле? Я знала, что тебе будет неприятно, поэтому и не стала ничего говорить. Я не виновата, что… что испытываю к нему чувства… это не мой выбор… так получилось… К тому же, у нас с ним ничего не было… и не будет…

– Ты реально не понимаешь?

– Нет… Скажи…

– Ты же такая умница, всегда знаешь правильные ответы! Придумай что-нибудь, – Чес натянула всё ещё не просохшую кроссовку, резко завязала шнурки и поспешила уйти от неприятного разговора.

Сара снова осталась одна. «Кем она себя возомнила?! Ну не сказала я ей про Китена, и что? В конце концов, это моё личное дело!»

«Не праздник, а день откровений какой-то, – Честити тоже пожалела, что не осталась спать в палатке. – Чёрт бы побрал эту Сару!»

– Эй, ты чего такая смурная? – окликнул её один из товарищей, уже порядком поднабравшись. – Иди к нам, мы тебя развеселим.

Выбор был небольшой, так что Честити позволила повеселить себя сначала одной бутылочкой пива, потом второй и третьей…

Тем временем оставшиеся в лагере спали. Только Билли Терноп, главный ботан и объект насмешек школы, не дремлел. Он выжидал, когда его родители уснут и откроют ему путь к свободе.

Вечеринка была уже в самом разгаре, но он ещё мог поспеть на что-нибудь интересное. А что же такого увлекательного могло ждать там такого, как он? Только новая порция унижений и обидных издёвок.

Всё же паренёк на что-то надеялся. Он ни разу не был ни на одной вечеринке и полагал, что своим приходом сможет изменить отношение к себе в лучшую сторону. Но Коул Китен любил говорить: «Есть люди, просто созданные для унижения», – так что присутствие или отсутствия Билли мало что меняло в его тяжёлой судьбе.

Он внимательно прислушивался к размеренному дыханию родителей. «Походу, уснули». Потребовалась пара мгновений, чтобы надеть кофту и обувь. Дрожащие пальцы потянулись к застёжке палатки, и… – молния предательски заскрипела.

– Билли, сынок, ты куда? – сонно спросила мама.

«Старая сука!»

– Я в туалет, мам.

– Я с тобой, в лесу опасно.

Заботливая мамочка уже выкарабкивалась из спального мешка.

– Мам, ты что? Я сам, – забеспокоился Билли.

– Это не обсуждается, – сказала София и набросила ветровку.

– Может, ты мне ещё и подержишь?! – самопроизвольно озвучилась необдуманная мысль.

– Ты как разговариваешь с матерью?! – воскликнула женщина и тут же принялась расталкивать мужа. – Джозеф, ты это слышал?!

– Ладно, мам, успокойся! – затараторил Билли. – Извини.

Джозеф пробурчал что-то нечленораздельное и повернулся на другой бок.

План побега не удался, и очкарику пришлось идти «по делам» под конвоем и выслушивать ворчание матери. Затем София затолкала его обратно в палатку и нырнула в уютный спальник. Но спать она не торопилась – ворочалась и поминутно задевала сына, чтобы тот чувствовал её обиду и негодование. В итоге Билли понял, что спокойно полежать не удастся, и достал электронную книгу. Сэлинджер всегда его успокаивал и дарил надежду на свободную жизнь без гнёта школы, предков и прочего социального «мусора».

– Сейчас не время читать, ложись спи, – сказала мама и забрала книгу.

– Да, мам… – вздохнул Билли, мысленно обозвав её похлеще, чем в прошлый раз.

– Тебе не кажется, что как-то подозрительно тихо? – вдруг спросила София. – Не похоже на твоих дружков.

«А тебе не кажется, что лучше бы ты сдохла?!»

В прошлогодний поход некоторым «детишкам» вечно не спалось. Это было хорошей традицией – выбирать сто лучших учеников и устраивать самый настоящий недельный поход с палатками, котелками и песнями под гитару. В сотню входили талантливые и выдающиеся ребята и девчонки, можно сказать, собиралась вся элита старшей школы Ричвиля. Правда, это было только номинально, ибо некоторых приглашали по иным соображениям. Ты тугодум и бездельник, но твой папа внёс щедрое пожертвование в фонд школы? – Мы уже греем тебе местечко! Ты ни черта не делаешь, но твоя мама знает мэра города? – Добро пожаловать! И в «золотую сотню» жаловали те, кто вовсе не заслуживал в ней находиться. Из года в год компания умников, спортсменов и талантливых в любом виде творчества подростков разбавлялась никчёмными тунеядцами, способными только на шалости и сквернословие. Прошлый год не был исключением. В первую же ночь похода несколько учеников напились и устроили поджог палатки «алгебраички» за то, что она «завалила» их на тесте. К счастью, никто не пострадал, за исключением поджигателей, которых отчислили из школы. На этот раз им не помогли ни связи, ни финансовые вливания родителей. Удалось лишь отговорить «жертву» от подачи иска в суд троекратным покрытием её морального ущерба. Помимо этого вопиющего происшествия то из одной, то из другой палатки доносились голоса и сдавленный смех. Кто-то просто беседовал, а кто-то развлекался менее невинно.

Миссис Терноп снова стала натягивать куртку, чтобы сделать вылазку.

– Ты куда? – зашипел Билли.

– Посмотрю, что происходит. Не к добру это…

– Чего ты выдумываешь? Спят все давно, перебудешь только!

Билли в отчаянии схватил мать за край ветровки и потянул обратно. Она включила фонарик и направила ему в лицо.

– А чего это ты так разнервничался-то?

Тот замялся, но быстро нашёл, что ответить:

– Меня и так все считают за маменькиного сыночка, а тут ты ещё будешь по палаткам лазить. Совсем затравят.

Миссис Терноп продолжала светить сыну в лицо, пытаясь уловить в нём признаки лжи. Тот стоически держался, щурясь от яркого света.

– И это всё? – наконец спросила она, не скрывая подозрения.

– Д-да…

– Хорошо бы, чтоб это было так, – заявила София и вылезла на свежий воздух подальше от спящего мужа, объевшегося давеча фасоли.

Она медленно шла меж безмолвных палаток, пытаясь вспомнить, кто где расположился. Было бы крайне неудобно залезть к кому-то из учителей или других родителей. А коли случайно разбудишь детишек, так что ж? – Не смертельно. «Нет, здесь Стивенсоны», – думала она, проходя мимо ярко-оранжевого шатра семьи владельцев сети бензоколонок. – А там кто?» В одной из палаток горел свет, и София подкралась к ней, очень медленно и осторожно. Она резко расстегнула молнию и просунула голову внутрь.