– Я знаю ту часть, где говорится, что если человек меня уважает, то и я буду уважать его. А там еще что-то есть?

Маккаггерс демонстративно пропустил его реплику мимо ушей и продолжал, уже обращаясь только к Мэтью и Берри:

– Может быть, это зуб бегемота – или левиафана. Как я уже сказал, это тайна, у которой нет разгадки.

– Может быть, разгадку теперь знают они. – Грейтхаус показал вверх, откуда ангелы коронера пустыми глазницами наблюдали за происходящим. – Жаль, что, прежде чем найти ее, приходится умереть.

– Да, это досадно, – согласился Маккаггерс и, захлопнув шкатулку, обратился непосредственно к Берри: – Я подумал, вам будет интересно это увидеть – и как преподавателю, и как человеку, который явно ценит эстетику функции. Так же как все кости человеческого скелета, этот зуб был создан для выполнения определенных задач. Какому бы существу он ни принадлежал, можно быть уверенным: это животное было сотворено для убийства и для выживания. Мой следующий вопрос… Зачем Господь возжелал создать такого монстра?

Зная, что ответа ожидать не приходится, он снова повернулся, отнес шкатулку к комоду и положил ее на место.

– Теперь о Зеде, – напомнил Грейтхаус.

Невольник за спиной у Маккаггерса уже снова был занят своей работой, чистил инструменты, и, казалось, ничто другое его нисколько не интересовало.

– Я оценил эксперимент, который вы с ним провели, – сказал Маккаггерс, неторопливо возвращаясь к ним. – Понимаю и разделяю ваше мнение о его навыках и согласен, что он способен на куда большее, чем переноска трупов. Я и не подозревал о его, очевидно, славном происхождении. Я также нахожу довольно интересным и весьма замечательным тот факт, что вы хотите купить у меня Зеда и оформить на него вольную у лорда Корнбери.

– Давайте по порядку. Мне бы хотелось, чтобы мисс Григсби несколько дней понаблюдала за ним и высказала свое мнение – можно ли его надрессировать. – Грейтхаус спохватился, и губы его искривились, как будто он отведал печенки с душком. – То есть я хотел сказать, обучить чему-нибудь.

Маккаггерс натянуто улыбнулся:

– Конечно, его можно обучить. На самом деле он очень умен. Он быстро схватывает указания, как вы сами вчера убедились. Должен сказать, не знаю, как много нового ему можно преподать, но с простыми заданиями он справляется легко.

– Довольно ли хорошо он знает английский язык? – спросила Берри, наблюдая за тем, как работает Зед.

– Достаточно, чтобы делать свою работу. Думаю, он уже немного знал английский до того, как его привезли на невольничий рынок. Трудно понять, насколько хорошо, ведь говорить он, конечно, не может. – Маккаггерс посмотрел на Грейтхауса и прищурил глаза за стеклами очков. – Сэр, прежде чем мы продолжим наш разговор, должен сказать вам: есть одно препятствие. Я весьма ценю ваше предложение и благодарен вам за него, но боюсь, что это невозможно.

– Невозможно? Почему? Я готов заплатить…

– Этого недостаточно, – перебил его Маккаггерс. – Просто потому, что я не владею Зедом полностью.

Грейтхаус оторопел и бросил взгляд на Мэтью, ища поддержки.

– То есть… им владеет кто-то еще? – спросил Мэтью.

– Когда на рынке очередь дошла до Зеда, я, конечно же, оказался не единственным желающим, и цена быстро взлетела выше моих финансовых возможностей. Особенно усердно взвинчивал цену Герритт ван Ковенховен.

Мэтью знал, что это богатый судостроитель, которому принадлежит один из особняков на вершине Голден-Хилл – Золотого холма. Ван Ковенховену было за семьдесят, он пережил трех жен и имел репутацию скряги и крайне сурового работодателя. Тем не менее корабли его были величественны, изящны и быстроходны.

– Он хотел поставить Зеда трудиться на верфи, – продолжал Маккаггерс. – Мне же было известно, что ван Ковенховену никак не удается исполнить свою заветную мечту – купить кое-что. Из-за его грызни со всеми нашими мэрами, о которой знает весь город, и торжественного заявления, что его верфи останутся территорией Голландии.

– Понятно, что это вызывает раздражение, – заметил Мэтью.

– Вот-вот. Ну а поскольку я знал, о чем он мечтает, и обладаю достаточным влиянием, чтобы его желание сбылось, то, прежде чем молоток опустился в последний раз, я заключил с ван Ковенховеном соглашение. Таким образом я вступил во владение Зедом на четыре года – а сейчас идет пятый месяц третьего года, – после чего он перейдет в единоличную собственность ван Ковенховена и, видимо, всю оставшуюся жизнь будет трудиться за шестерых.

– О чем же таком он мечтал, наш судостроитель? – спросил Мэтью.

– Это заняло некоторое время, но следующая улица, которую проложит наш добрый мэр Френч, будет названа именем ван Ковенховена. Она уже нанесена на новую карту.

– Вот ведь сукин… – с усмешкой сказал Грейтхаус.

– Сэр! – резко оборвала его Берри. – Я вас попрошу!

Он сердито посмотрел на нее, но вспышка его уже угасла, и он так сильно стал чесать затылок, что Мэтью подумал: «Сейчас пойдет кровь».

– Похоже, ничего не вышло, – сказал Мэтью, бросив взгляд на Зеда.

Невольник складывал инструменты в ящик – они сгодились для работы над многими из лучших представителей нью-йоркского общества, ушедшими в мир иной, а также покойниками из его низших слоев. Действительно ужасно, когда человек со способностями Зеда обречен всю жизнь таскать бревна и бочки с дегтем, но, похоже, его судьба была решена.

– Постойте! – сказал Грейтхаус, как будто читая мысли Мэтью. – О какой сумме идет речь? Чтобы выкупить его у ван Ковенховена?

– Зед ушел с молотка за тридцать два фунта шесть шиллингов. Это больше половины моего годового жалованья. К тому же, зная ван Ковенховена… если его и удалось бы уговорить продать раба, он захочет получить прибыль на вложенный капитал.

Грейтхаус так и стоял с отвисшей челюстью.

– Тридцать два фунта?

Сумма была огромная, чтобы заплатить ее в один прием.

– Разумеется, как я уже говорил, на Зеда претендовал не только я – и не только ван Ковенховен. Когда в схватку вступили такие люди, как Корнелий Рамбоутс и Джон Аддисон, это стало больше похоже на личное соревнование, чем на деловую покупку.

Мэтью думал о том, что можно было бы сделать, если бы у него появились тридцать два фунта. Он заплатил бы все свои долги, купил бы новых костюмов, заказал бы небольшой камин в свою молочную (Мармадьюк, похоже, не собирался раскошеливаться на это, пока не нагрянут первые холода). И еще прилично осталось бы, чтобы несколько месяцев питаться и попивать эль в «Рыси». Его поражало, как люди могут просто выбрасывать такие деньжищи на ветер.

– Я мог бы, наверное, раздобыть фунтов семь или восемь, – сказал Грейтхаус, морща лоб. – Ну, может, максимум десять.

– Сэр, ваш настрой и намерение достойны похвалы, – с легким поклоном сказал Маккаггерс. – Но это еще не вся цена. Не далее как в прошлом месяце Дэниел Пэджетт обратился к лорду Корнбери с просьбой оформить вольную его рабу Вулкану, чтобы тот смог открыть кузницу. Насколько мне известно, Корнбери потребовал и получил за свою подпись десять фунтов.

– Сукин… – Грейтхаус прикусил язык. Но так как Берри промолчала, он закончил: – Сын!

– Мне жаль, – сказал ему Маккаггерс. – Но так обстоят дела.

Грейтхаус замялся; Мэтью видел, что запал его иссяк, просто уже нечего было сказать. Мэтью знал, что Кэтрин Герральд оставила ему какие-то деньги на содержание конторы, но о том, чтобы потратить столько сразу, не могло быть и речи. Это понимали и он, и Грейтхаус, и Маккаггерс.

Наконец Грейтхаус сказал, не обращаясь ни к кому в особенности:

– Ну что, мы, наверное, пойдем. – И все же сделал последнюю попытку; стучаться в непробиваемые стены было в его обыкновении. – Как вы думаете, если бы ван Ковенховен знал, какие у Зеда способности, он бы прислушался к голосу разума?

– Можете попробовать, – ответил Маккаггерс, – но это, вероятно, только заставит его поднять цену.

– Ладно. Спасибо.

Грейтхаус еще немного понаблюдал, как работает Зед, и резко направился к выходу.