– Краска – это чертовски хлопотно, – произнес Ричер, рассуждая вслух. – Двадцать или тридцать галлонов? Солидный груз. То есть у убийцы должна быть большая машина. Краску непросто раздобыть. Непросто даже внести ее в дом. Это могут заметить. Никто ничего не видел?

– Мы обошли всех соседей. Никто не заметил ничего странного.

Ричер медленно кивнул:

– Краска – это ключ к разгадке. Где убийца ее достает?

– Понятия не имеем. Армейское руководство не горит желанием помочь нам.

– Не удивляюсь. Армия вас ненавидит. Кроме того, они наверняка испугались, что убийцей может оказаться кадровый военный. Кто еще способен достать камуфляжную краску в таком количестве?

Ламарр ничего не ответила. «Бьюик» мчался на юг. Дождь давно кончился, и щетки со скрипом скребли сухое стекло. Ламарр уверенным движением выключила стеклоочистители. Ричер принялся размышлять о каком-то кадровом военном, загружающем галлонами зеленую краску. В его списке девяносто одна женщина, его извращенное сознание требует на каждую от двадцати до тридцати галлонов. Итого две – две с половиной тысячи галлонов. Огромное количество. Для того чтобы перевезти столько, понадобится много грузовиков. Быть может, этот человек – интендант.

– Как убийца расправляется с жертвами? – спросил Ричер.

Ламарр крепче стиснула рулевое колесо. Сглотнула комок в горле, не отрывая взгляда от дороги.

– Мы не знаем, – сказала она.

– Как это не знаете? – удивился Ричер.

Ламарр покачала головой:

– Жертвы мертвы. Но мы не можем определить, как именно они умерли.

Всего их девяносто одна, а тебе необходимо разобраться с шестью из них, то есть еще с тремя. Так что ты намереваешься делать дальше? Думать и прорабатывать мельчайшие подробности – вот что. Думать, думать и думать – вот что ты будешь делать. Потому что в этом основа успеха. Тебе нужно перехитрить всех. И жертв, и следователей. Много-много следователей. С каждым разом их становится все больше и больше. Местная полиция, полиция штата, ФБР, консультанты, приглашенные ФБР. Новые методы, новые подходы. Ты знаешь, что тебя ищут. Эти люди очень хотят тебя найти. Они будут стараться изо всех сил.

Обмануть следователей сложно, а вот женщин – легко. Проще простого. На этом строился весь твой расчет, и он оказался верен. Абсолютно верен. Жертвы шагают прямо в ловушку, как и предполагалось. Твои рассуждения были тщательными и всесторонними, и план оказался безупречным. Женщины отпирают дверь, впускают тебя в дом. Высунув язык, спешат навстречу собственной смерти. Они такие глупые, поэтому получают по заслугам. Твоя задача нетрудна. Совершенно нетрудна. Она требует кропотливой работы, и только. Как и все в этом мире. Если тщательно все продумать, все предусмотреть, досконально подготовиться, отрепетировать каждое действие, тогда задача не составит особого труда. Превратится в вопрос техники, как и предполагалось вначале. Все основывается на науке. Ты делаешь сначала это, затем это, потом это, а когда все остается позади, ты преспокойно возвращаешься домой. Все самое трудное остается позади. Но ты не перестаешь думать. Думать, думать и думать. У тебя получилось один раз, получилось два раза, три раза, но ты прекрасно знаешь, что в жизни нет ничего гарантированного. Ты знаешь это лучше, чем кто-либо. Поэтому ты не перестаешь думать, так как теперь твой единственный враг – твоя собственная самоуверенность.

– Как это вы не знаете? – повторил Ричер.

Ламарр вздрогнула. Она смотрела прямо перед собой, уставшая, сосредоточив все внимание на дороге, судорожно стиснув руль, управляя «бьюиком» словно автомат.

– Чего мы не знаем?

– Как умерли жертвы.

Ламарр тяжело вздохнула:

– Не знаем, и все тут.

Ричер пытливо посмотрел на нее:

– С тобой все в порядке?

– А что, я плохо выгляжу?

– Похоже, ты жутко устала.

Ламарр зевнула:

– Да, полагаю, есть немного. Ночка выдалась длинная.

– В таком случае, пожалуйста, будь поаккуратнее.

– Ты уже начал беспокоиться обо мне?

Он покачал головой:

– Нет, о себе. Если ты заснешь за рулем, мы очутимся в кювете.

Она снова зевнула.

– Такого еще ни разу не было.

Ричер отвернулся. Незаметно для себя принялся теребить ремень безопасности.

– Со мной все в порядке, – заверила его Ламарр. – Ни о чем не беспокойся.

– Почему вы не знаете, как умерли жертвы?

Она пожала плечами:

– Ты сам работал следователем. Ты видел мертвых.

– Ну и?

– Что ты искал в первую очередь?

– Раны, повреждения органов.

– Совершенно верно. Если человек продырявлен пулями, можно сделать вывод, что его расстреляли. Если у него раскроен череп, речь идет о травме, нанесенной тупым предметом.

– Но?

– Так вот, мы нашли три ванны, наполненные засыхающей краской. Трупы достали, патологоанатом их очистил. И ничего не нашел.

– Совсем ничего?

– По крайней мере, с первого взгляда ничего очевидного. Тогда, естественно, он начинает искать пристальнее. И по-прежнему ничего не находит. Делает вскрытие, но в легких нет ни воды, ни краски. Начинает искать микроскопические повреждения наружных органов. Но так ничего и не находит.

– Ни синяков? Ни следов от уколов?

– Абсолютно ничего. Но надо помнить, что жертвы были покрыты краской. А ваша армейская дрянь не пройдет ни одного санитарно-гигиенического теста. В ней полно едких химических соединений. Она разъедает кожу уже после смерти. Можно предположить, что краска уничтожила какие-то малозаметные следы. И тем не менее женщин убивает что-то тонкое, неуловимое. Ничего грубого и прямолинейного.

– А что насчет внутренних органов?

Ламарр покачала головой:

– Ничего. Ни подкожных кровоподтеков, ни повреждений внутренних органов.

– Яд?

– Нет. В желудке все чисто. Жертвы не отравились краской. Заключение токсиколога однозначно отрицательное.

Ричер медленно кивнул:

– Насколько я понимаю, следов сексуального насилия тоже нет, поскольку Блейк обрадовался, услышав, что Каллан и Кук переспали бы со мной, если бы у меня возникло такое желание. То есть преступник не чувствует себя сексуально отвергнутым и поэтому не насилует жертв. В противном случае вы стали бы искать мужчину, которого эти женщины отвергли.

Ламарр кивнула:

– Да, в нашем психологическом портрете для секса места нет. Мы считаем, что убийца раздевает жертв, чтобы их унизить. Наказать. Вообще лейтмотив преступлений – наказание. Возмездие.

– Странно, – заметил Ричер. – Определенно этот человек – военный. Но военные убивают не так. Они стреляют в своих жертв, пронзают их ножом, забивают до смерти или душат. Военные не любят тонких и неуловимых методов.

– Мы не знаем, как именно убийца расправляется с жертвами.

– Но ведь в его действиях нет ярости, правда? Если этот тип обуреваем местью, где же ярость? А тут все получается клинически стерильно.

Ламарр зевнула и кивнула – одновременно.

– Меня это тоже беспокоит. Но давай рассмотрим категорию, к которой относятся жертвы. Каким еще может быть мотив? А раз мы пришли к согласию относительно мотива, кем еще может быть убийца, если не разъяренным воякой?

Они погрузились в молчание. Мимо мелькали дорожные указатели. Ламарр сжимала рулевое колесо так, что сухожилия на запястьях проступали натянутыми канатиками. Ричер смотрел на дорогу и старался особенно этому не радоваться. Затем Ламарр снова зевнула и перехватила его встревоженный взгляд.

– Со мной все в порядке, – поспешила заверить она.

Ричер пристально посмотрел на нее.

– Со мной все в порядке, – повторила она.

– Я посплю часок, – сказал он. – Постарайся меня не прикончить.

Когда Ричер проснулся, они все еще ехали по Нью-Джерси. В машине было тихо и уютно. Двигатель ровно ворчал где-то далеко, тихим тенором пели покрышки. Едва слышно шелестел ветер. Небо оставалось серым. Ламарр буквально окоченела от усталости. Стиснув рулевое колесо, она таращилась на дорогу немигающим взглядом красных глаз.