– Сукин сын!

Машина медленно ползла вперед. Щетки неторопливо сновали по лобовому стеклу – туда-сюда, туда-сюда. Впереди показались мигающие красные и синие огни.

– Авария, – констатировал Ричер.

– Убийца не оставляет никаких улик, – повторила Ламарр. – Абсолютно никаких. Ни отпечатков пальцев, ни волокон, ни крови, ни слюны, ни волос, ни ДНК – ничего.

Ричер закинул руки за голову и зевнул:

– Добиться этого очень непросто.

Ламарр кивнула, не отрывая взгляда от дороги:

– Совершенно верно. В нашем распоряжении имеются такие средства тестирования, что трудно представить, но нашему приятелю удается обойти их все.

– Каким образом?

– Мы не можем понять. Сколько времени ты пробыл в этой машине?

Ричер пожал плечами:

– Такое ощущение, что полжизни.

– На самом деле всего около часа. Но сейчас твои пальчики уже повсюду – на дверных ручках, приборной панели, защелке ремня безопасности, рычаге регулировки сиденья. На подголовнике не меньше десятка твоих волос. По всему сиденью куча волокон ткани брюк и пиджака. На коврике земля из двора дома в Гаррисоне. Быть может, даже ворс ковра.

Ричер понимающе кивнул:

– А я здесь просто сижу.

– Вот именно. А при насильственном убийстве подобные улики должны быть повсюду. Плюс, возможно, кровь и слюна.

– Тогда, наверное, он убивает не в доме.

– Но тело оставляет именно там.

– Значит, ему приходится перетаскивать тело в дом.

Ламарр кивнула:

– Достоверно известно, что убийца проводит в доме какое-то время. Есть доказательства этому.

– Где он оставляет тело?

– В ванной комнате. В ванне.

«Бьюик» дюйм за дюймом проползал мимо места аварии. Старый автофургон на полной скорости врезался сзади в джип, абсолютно такой же, какой был у Ричера. В лобовом стекле фургона зияли две дыры, пробитые головами. Смятую дверцу пришлось открывать домкратом. В разрыве разделительного барьера стояла машина «скорой помощи». Вывернув шею, Ричер уставился на джип. Это была не его машина. Впрочем, он и не ждал, что это окажется его джип. Джоди никуда не поедет. Если у нее есть хоть капля здравого смысла.

– В ванне? – переспросил Ричер.

– В ванне, – подтвердила Ламарр, не отрываясь от дороги.

– Все три тела?

– Все три.

– Что-то вроде подписи?

– Верно, – сказала она.

– Откуда убийце известно, что у всех жертв были ванны?

– Когда человек живет в доме, у него обязательно есть ванна.

– Откуда ему известно, что все жертвы живут в домах? Он ведь выбирает их не по принципу жилья. Это в определенном смысле случайность. Жертвы могли жить где угодно. Например, я живу в мотелях. А в некоторых мотелях есть только душ.

Ламарр мельком взглянула на него:

– Ты больше не живешь в мотелях. Ты живешь в собственном особняке в Гаррисоне.

Ричер смущенно отвел взгляд, как человек, который забыл.

– Ну, наверное, сейчас я действительно живу в собственном особняке, – признался он. – Но прежде мне пришлось попутешествовать. Откуда убийце известно, что у этих женщин есть постоянное жилье?

– Это «уловка двадцать два». Если бы они были бездомными, они бы не попали в его список. Я хочу сказать: для того чтобы попасть в его список, они должны иметь постоянное место жительства – в противном случае убийца не сможет их найти.

– Но откуда ему известно, что у всех есть ванна?

Ламарр пожала плечами:

– В любом доме, в любой квартире есть ванна. Лишь в совсем крошечных квартирах-студиях имеется только душевая кабина.

В этой области у Ричера было совсем мало опыта. Недвижимость оставалась для него неизведанной территорией.

– Ладно. Итак, все жертвы лежат в ванне.

– Обнаженные. И их одежда отсутствует.

Проехав мимо места аварии, Ламарр надавила на газ, устремляясь в погоню за отступающей грозой. Она переключила щетки стеклоочистителя на максимальную скорость.

– Убийца забирает одежду жертв с собой? – спросил Ричер. – Почему?

– Вероятно, в качестве трофея. У серийных убийц захват трофеев – очень распространенное явление. Возможно, в этом есть какой-то символизм. Возможно, убийца считает, что жертвы должны по-прежнему носить военную форму, поэтому он отнимает у них гражданскую одежду. И жизнь.

– Больше он ничего не берет?

Ламарр покачала головой:

– По крайней мере, мы ничего не смогли установить. Все вещи вроде бы на своих местах. Нигде нет никаких «пробелов». Наличные и кредитные карточки не тронуты.

– Значит, убийца забирает одежду жертв и не оставляет никаких следов.

Ламарр ответила не сразу.

– Кое-что он оставляет, – сказала она. – Он оставляет краску.

– Краску?

– Армейскую зеленую камуфляжную. В большом количестве.

– Где?

– В ванне. Убийца кладет туда обнаженное тело, после чего заполняет ванну краской.

Ричер всмотрелся в дождь сквозь бешено мечущиеся щетки стеклоочистителя.

– Он топит женщин в краске?

Ламарр покачала головой:

– Нет, не топит. Он кладет их в ванну уже мертвыми. А потом покрывает их краской.

– Каким образом? Раскрашивает?

Ламарр прибавила скорость, пытаясь наверстать упущенное время.

– Нет, он их не раскрашивает. Просто заполняет ванну краской по самый край. Естественно, при этом тело тоже оказывается покрытым краской.

– Значит, трупы плавают в ванне, заполненной зеленой краской?

Она кивнула:

– Именно в таком виде были обнаружены все три жертвы.

Ричер ничего не сказал. Отвернувшись, он уставился в окно и молчал довольно долго. На западе небо стало проясняться. Дождь заканчивался. Машина быстро неслась вперед. Покрышки шелестели по мокрому асфальту, дождевые капли барабанили по крыше. Уставившись вдаль на светлеющее небо на западе, глядя краем глаза на мелькающую бесконечную ленту шоссе, Ричер вдруг поймал себя на том, что он счастлив. Он куда-то направляется. Находится в движении. Кровь у него в жилах потекла быстрее, словно у животного в конце зимы. Старый демон странствий тихонько нашептывал ему на ухо: «Сейчас ты счастлив. Ты счастлив, правда? Ты ведь даже на время забыл о том, что привязан к Гаррисону!»

– Что с тобой? – спросила Ламарр.

Повернувшись к ней, Ричер постарался сосредоточить внимание на ее бледном лице, жидких волосах, кривых зубах, обнажившихся в улыбке.

– Расскажи мне о краске, – тихо сказал он.

Ламарр посмотрела на него озадаченно.

– Обыкновенная армейская краска, – сказала она. – Зеленая, матовая. Производится в штате Иллинойс сотнями тысяч галлонов. Изготовлена в течение последних одиннадцати лет, потому что технологический процесс относительно новый. Помимо этого, нам больше ничего не удалось установить.

Ричер рассеянно кивнул. Сам он никогда не использовал такую краску, но видел миллионы квадратных ярдов, выкрашенных ею.

– Возиться с краской сложно, – задумчиво произнес он.

– Но места преступлений безукоризненно чистые. Нигде не пролито ни капли.

– Женщины уже мертвы, – заметил Ричер. – Никто не сопротивляется. Так что проливать краску незачем. Однако ее надо принести в дом. Сколько нужно краски, чтобы наполнить ванну до краев?

– От двадцати до тридцати галлонов.

– Это очень много. Должно быть, краска имеет для убийцы огромное значение. Вы не пытались понять, какое именно?

Ламарр пожала плечами:

– Нет, если не брать в расчет очевидного. Крас- ка-то армейская. Быть может, отнимая гражданскую одежду и покрывая трупы армейской краской, убийца как бы возвращает жертвы туда, где, по его мнению, они должны находиться. Понимаешь, краска сковывает трупы. Через пару часов на поверхности появляется пленка. Со временем она твердеет, а жидкая краска внутри превращается в желе. Полагаю, за достаточно большой срок она бы вся высохла и затвердела, а трупы оказались бы внутри. Знаешь, некоторые родители помещают первые пинетки своего малыша в кубик из оргстекла.

Ричер уставился перед собой. Горизонт впереди был чистым. Гроза осталась позади. Справа мелькала зеленая и солнечная Пенсильвания.