«Не выбраться», – она так часто всплывала в голове после того, как телефон отказался включаться на морозе, что приходилось разговаривать с собой, лишь бы пресечь её появление.
– Ну что ж, присядем, – голос хрипел от частых криков, которые взывали о помощи, но мир оставался глух к мольбам, и в ответ не было слышно ни гула машин, ни говора людей… даже в хрусте веток и то было отказано.
Сбив варежками снег, я уселась на поваленное дерево, блаженно выдохнув. Ноги немели от холода, но в карманах кроме ключей, да телефона, ничего не было. Ничего, чем можно было бы пожертвовать для растопки.
Уголки глаз вновь болезненно закололи, когда ветер ледяными поцелуями слизал появившуюся слезу.
– Так. Успокойся, – одёрнула я себя, понимая, что слёзы не помогут выбраться из леса, даже если залью ими всё вокруг. Но отчаяние требовало выхода, криком ли, рыданьями, чем угодно, чтобы выплеснуть наружу то, что съедало изнутри.
– Давай ещё раз, – пальцы вытащили из кармана телефон и нажали на кнопку включения. – Ну, пожалуйста, миленький. Хотя бы пару минут, – ладони сжались вокруг экрана, пытаясь согреть холодный корпус своим теплом.
Это ведь так мало для того, чтобы определить своё местоположение и наконец покончить с бессмысленным блужданием.
– Да что ж ты за тварь-то такая! – не выдержала я, поняв, что смартфон не желает подарить крохотную надежду.
Хотелось сломать его, запустив в ствол стоящего рядом дерева, или швырнуть в сугроб, который маленькой горкой возвышался на дороге.
«Надеюсь, там много льда, и этот бесполезный кусок разлетится на сотню мелких осколков».
Но пальцы спокойно разжались, подчиняясь силе воли и голосу разума, который вопил о том, что негоже ломать то, что может спасти меня в будущем.
«Когда? Сколько ещё ждать, чтобы эта противная штука заработала? Час? Два? Три? – спорила я с ним, давая выход накопившемуся страху. – Да я замёрзну тут намертво, а трупу будет очень сложно согреть его своим теплом».
И тут же ощутила, как лёгкая дрожь начала сотрясать тело, а зубы принялись отбивать лихую чечётку. Паника подступала всё ближе.
« Если сдамся… если позволю этому чувству охватить меня, то проиграю».
– Успокойся, – медленно выдохнула я, пытаясь отогнать мрачные думы. – Всё будет хорошо.
«Сама-то в это веришь?»– шевельнулось внутри.
– Иди в жопу, – выругалась я, чувствуя, что схожу с ума.
Заставив себя подняться, я вновь пошла вперёд. Становилось всё холоднее, и нужно было двигаться, несмотря на пугающие стенания ветра, и снежинки, которые летели с тёмно-серого неба.
Ни звёзд, ни луны, ничего. Лишь холод и метель, которая сбивала с ног, заставляя падать в очередной сугроб, давая прочувствовать, насколько тяжело выбираться из белой могилы из раза в раз, как мутнеет сознание, уплывая куда-то вдаль, не желая возвращаться в мрачную реальность. Ведь там, в забвении, тепло, там не было боли, от содранных в кровь коленок, и отчаяния, что затопило моё сердце.
В какой-то момент я обнаружила, что лежу, а могильная стужа перехватывает дыхание, сковывая лёгкие. Маленькое облачко пара, что всегда сопутствовало в пути, уже исчезло, и вместо крови в венах, я ощущала лишь холод.
«В конце концов уснуть – не самая худшая смерть», – я чувствовала, как костлявые пальцы тянутся ко мне, а задумчивый взгляд смерти скользит по лицу, прячась за вихрями снежинок.
– Так устала, – веки потянуло вниз и вой ветра, который ещё недавно напоминал стенания чудовища, вдруг превратился в нежную колыбельную, которая тихо убаюкивала разум, принося покой.
Константин Ясенский
Встреча для тех, кто участвовал в обряде, была назначена возле «Дома собраний» в полночь. Эта была единственная ночь в году, когда на бескрайнем чёрном небе исчезали звёзды и единственным источником света становилась луна. Бледная, почти прозрачная, словно призрак себя, она плыла над долиной, окутывая всё мёртвым светом. Только он спасал поселение от полного погружения во тьму.
Костя стоял на крыльце дома и смотрел, как сгущается окружающий мрак. Сегодня солнцу нет места и потому всё, что когда-то дарило яркий свет, украшая поселение весёлой гирляндой огоньков, было выключено. Дома мёртвым взором смотрели в лес, и не чувствовалось больше жизни там, за стеклом, казалось, все умерли и только он один остался в деревне.
Юноша знал про запрет, про то, что непосвящённым нельзя было появляться на улице после заката, но всё равно ощущал льдистое прикосновение мрака. Ему чудилось, что чёрный туман заполняет пространство, клубясь дымкой, шевелясь в корнях деревьев. Словно огромное существо он царапал границу, пытаясь прорваться, желая поглотить всех. Ведь именно сегодня она истончалась, и то, что удерживали наложенные заклятья, могло вернуться домой.
Костя нахмурился – мысль о границе не давала ему покоя.
Много веков назад её создали старейшины, вплетая охранные заклинания вязью рун, дабы скрыть поселение от глаз тех, кто мог причинить ему вред. Она выглядела, как призрачный купол, который прятал внутри целый мир, не давая ни людям, ни другим существам пробраться туда.
Духи-охранники, вскормленные кровью первой жрицы, днём и ночью поддерживали её, отводя глаза заблудшим и безжалостно казня непокорных. Но со временем их сила ослабла, и последние пять лет граница с трудом выполняла возложенное на неё предназначение. Именно тогда, после первого нападения древних, после гибели пятнадцати полукровок, в ней появилась первая трещина.
С той кошмарной ночи, когда десятки голосов молили о пощаде, когда паника заставляла жителей бросать умирать слабых и раненых, Костя и Данила взяли патрулирование на себя, маскируя новые трещины, которые появлялись с пугающей быстротой.
Их цель была предотвратить непоправимое – полное разрушение границы. Только ради этого они каждую ночь, вместо того, чтобы нежиться в мягких кроватях, проводили в лесу, отбивая атаки зверей и кровью первородного подпитывая рунескрипты. Малейшая оплошность могла стоить поселению жизни. И вот теперь обряд мог стать такой ошибкой.
«Как я раньше об этом не подумал… – вмиг стало всё ясно. – Чёрт!»
Исходящая от обряда опасность, которую он ощущал почти на физическом уровне, все те сомнения и тревоги, которые не отпускали всё это время… Причина была в нём, ритуал мог стать последним испытанием для границы. Ведь сила ведьмы разрывает пространство, чтобы призвать истинную пару, а духи слишком слабы, чтобы сдержать Алефтину.
«Если бы я только мог высказать своё предположение на собрании, старейшины согласились бы со мной? Не пошли бы на поводу Елисея? – предавался раздумьям Костя, пробираясь по улицам – Быть может, тогда было б всё по-другому? И я не тащился б неизвестно куда».
Руководил ли им страх? Юноша не знал. Просто все чувства вопили об опасности, и кровь билась в висках. Он вёл беседу с собой, не замечая, как закончились дома и над тропой нависли могучие деревья, как несколько теней обогнали его, стремясь поскорей достичь вершины. Казалось, Константин не видел никого вокруг, полностью погрузившись в свои мысли и пытаясь почерпнуть в них уверенность.
И лишь, когда яркая вспышка осветила его напряжённое лицо, юноша, прищурившись, бросил удивлённый взгляд на холм.
Она стояла наверху, будто объятая пламенем – маленькая, сгорбленная старушка, воплощающая умирающую часть поселения. Ту, что наполнена верой, традициями и магией.
«Алефтина», – уголки губ слегка приподнялись, приветствуя полуулыбкой пожилую женщину. Несмотря на их краткие встречи, старушка была единственной, кто вызывал у него симпатию
Возможно, это было потому, что их обоих боялись и почитали, а может из-за того, что когда-то давно ведьма спасла маленького мальчика от толпы, разогнав сплетников палкой. И вот сейчас, в кафтане из красного сукна, с изящно расшитым подолом, перед ним стояла не просто женщина, а жрица Тёмной богини.