– Я заболела, – сказала я доктору Лёве, даже без намека на иронию. – Кажется, это грипп. – Для убедительности я кашлянула несколько раз.

Он вздохнул в телефон.

– В понедельник вы придете?

– Да. – Потому что я обладаю сверхспособностями и точно знаю, когда выздоровею.

В конечном счете в тот день я так ничего и не узнала.

И вот наконец что-то происходит. Та же самая женщина, с прямой спиной, выходит из дома Ханны, но на этот раз она останавливается и роется в большой черной сумке, висящей у нее на руке. Она достает… что это такое? Кажется, какая-то тряпка. До меня доходит не сразу… она плачет?

Я выбегаю из бара, но меня уже опередили. Рядом с ней мужчина. Он что-то говорит ей; его рука у нее на плече, словно он ее утешает. Я таращусь на них с противоположной стороны улицы, кутаясь в куртку.

– Мисс Петерсен?

Я оборачиваюсь.

– Да?

Официант Билл протягивает мне бумажный стаканчик навынос.

– Ваш кофе. Вы только что его заказали, и я подумал…

– О, спасибо, это просто замечательно.

Беру у него стаканчик и оборачиваюсь назад. Мужчина продолжает говорить с женщиной, держа ее за локоть. Мне хочется бегом пересечь улицу и вклиниться между ними, но вместо этого я веду себя холодно и спокойно. Достав телефон, притворяюсь, будто читаю что-то на экране, опустив голову, как и все в этом городе. К тому моменту как перехожу на противоположную сторону, я настолько поглощена чтением, что «случайно» натыкаюсь сзади на женщину и обливаю рукав ее плаща своим кофе.

– О господи! Извините! Я вас не увидела…

Тип сверкает на меня неприязненным взглядом. Я сверкаю таким же взглядом в ответ.

– Ой, позвольте! – говорю, забирая платок у женщины и аккуратно вытирая им рукав. – Пожалуйста, извините!

– Всё в порядке, – говорит женщина, слегка пришепетывая на «с». – Ничего страшного.

Я хлопаю ее по той части плеча, которая не испачкана пролитым кофе.

– Разумеется, я оплачу химчистку.

Мужчине хочется уйти, я это чувствую, но он также тревожится за женщину. Я прищуриваюсь на него.

– Мы вас знаем? – Мой тон сочится подозрительностью. Я представляю все так, будто это он посторонний, лезущий не в свое дело.

Мужчина удивленно отступает назад и качает головой.

– Нет. Извините.

– Ну, в таком случае дальше продолжу я. – Хорошо, что не нужно повторять дважды.

Я поворачиваюсь к женщине и кладу руку ей на плечо.

– С вами точно всё в порядке? Я вас не обожгла?

Она начинает что-то говорить, но сразу же заливается слезами.

– В чем дело? Чем вы так расстроены?

Женщина открывает рот. Лицо ее искажено, но она по-прежнему ничего не говорит.

– Вам в какую сторону?

Она качает головой.

– Я… я не знаю.

Я чувствую, как у меня опускаются плечи. Начинаю думать, что она вовсе не прислуга, а престарелая родственница с проблемами памяти.

Она напоминает мне одну женщину, которую я как-то встретила, дожидаясь своих родителей у Центра Линкольна. Ей было за семьдесят, не меньше. Красиво одетая, пальцы нервно теребили ожерелье из крупного жемчуга на шее. Женщина подошла, потому что ей была нужна моя помощь. По крайней мере, так она сказала.

– Конечно. – Тогда я была нормальной. Даже доброй.

Женщина протянула мне листок из перекидного календаря. На нем карандашом были написаны дата и время.

– Ты знаешь, что это такое?

– Мм… нет, извините.

Казалось, она была готова расплакаться.

– Просто дело в том… что я не помню.

Рассудив, что у нее, вероятно, провал в памяти, я указала на номер телефона, записанный под датой и временем.

– Наверное, вам следует позвонить по этому телефону. И вам что-нибудь ответят.

Это еще больше сбило женщину с толку. Тогда я протянула ей свой телефон – черную «раскладушку». В те времена он считался самым классным.

– Попробуйте позвонить прямо сейчас. Посмо́трите, что вам ответят. – Я даже набрала номер.

Схватив телефон, женщина поспешила через площадь, сжимая его в своих высохших костлявых пальцах.

Какое-то мгновение я стояла на месте, оцепенев от неожиданности, а затем бросилась за ней.

– Простите! Вы забрали мой телефон!

Но женщина уже завернула за угол на Амстердам-авеню, и я успела только увидеть, как она села в автобус. Когда тот проезжал мимо меня, я подняла руку, привлекая ее внимание, но она смотрела прямо перед собой. Я так и не смогла понять, то ли она спятила, то ли это была изощренная схема, чтобы добыть мой телефон. Но несколько месяцев спустя я увидела ее еще раз. Наверное, у нее была тяга к искусству, потому что теперь она подошла к нам с мамой, когда мы стояли перед театром «Беласко» на Бродвее, все с тем же листком календаря с каракулями. Женщина попросила маму о помощи, но я потянула ту за рукав.

– Подожди, – сказала я. Встав перед женщиной, протянула руку. – Пожалуйста, верните мой телефон!

По ее разъяренному взгляду было видно: она поняла, что ее раскусили. Но мама ошеломленно окликнула меня:

– Клэр! Что на тебя нашло?

Я сказала, что объясню потом, но, когда обернулась, женщина уже скрылась в толпе. А мама отчитала меня за то, что я была грубой и напугала «бедную старушку».

– Нет, мама. Она собиралась стащить у тебя телефон. Помнишь, я рассказывала тебе про женщину, которая украла у меня телефон?

– Не говори глупости, Клэр. Тот случай не имеет к этому никакого отношения.

В представлении моей матери старуха, укравшая мой телефон, была нищей, бездомной и опустившейся, к тому же страдала деменцией. Она никак не могла быть в сшитом на заказ костюме с жемчужным ожерельем на шее.

…Я снова смотрю на стоящую передо мной женщину, но это определенно не та же самая старуха, даже близко. К тому же той к настоящему времени должно было быть уже лет восемьдесят или девяносто, в то время как этой женщине не больше пятидесяти. И все же это Нью-Йорк. Излишняя осторожность не помешает.

– Она меня выгнала. – На лице у нее потрясение, словно она сама не может до конца в это поверить.

Мой пульс начинает биться чаще от открывающихся возможностей.

– Вас куда-нибудь отвезти? – спрашиваю я, что абсолютно глупо, поскольку машины у меня нет, а заплатить за такси я определенно не могу себе позволить.

У нее дрожит подбородок.

– Мне некуда идти, – говорит женщина. – Совершенно некуда!

– Так, хорошо, дайте подумать. – На какое-то безумное мгновение я подумываю о том, чтобы привести ее к себе домой; затем перебираю различные сценарии того, что за этим последует. Неизвестная женщина останется спать на кушетке? И в конечном счете превратится в страшное нью-йоркское проклятие: гостя, который упорно не хочет уходить? Увеличится ли моя арендная плата?

– Давайте-ка что-нибудь выпьем. Я угощаю. И тогда уже решите, как вам быть дальше.

Я не хочу вести незнакомку туда, где обустроила свой наблюдательный пункт, поэтому мы быстро проходим два квартала к бару в отеле «Плаза», причем я крепко держу ее за локоть на тот случай, если она передумает.

– Там предлагают лучшее мартини на свете, – говорю я, словно постоянно туда хожу. Войдя в зал, провожу свою спутницу к большим красным плюшевым креслам и вручаю ей в руки меню. Она выбирает шампанское «Тайтинже» с ликером «Домэн де Кантон», в то время как я отчаянно листаю страницы в поисках самого дешевого напитка. Но затем отбрасываю осторожность ко всем чертям и заказываю мартини.

– Здесь очень мило, – говорит женщина и, достав телефон, кладет его на стол.

– Правда? Мне здесь очень нравится. – Машу рукой совершенно незнакомой женщине, сидящей за столиком вдалеке, шепотом сообщая своей спутнице: – О, смотрите, это Джоанна Дюбуа.

Дождавшись, когда вернется официант с нашими напитками и приветственной вазочкой с зелеными оливками, я с нетерпением поворачиваюсь к женщине.

– Итак, Диана… вас ведь зовут Диана? Отлично. Итак, кто вас выгнал?