«– О чём он? – хмурюсь»

Пока я ищу ответ, маг отступает, поворачивается к одной из картин, на которой была изображена молодая дева, томно раскинувшаяся под тенью акации, в лёгком струящемся платье, чуть задранном на щиколотке; через полупрозрачную ткань призывно просвечиваются очертания белой груди. Взгляд Фоэрта Кана скользит по утончённым изгибам, выполненным неизвестным мастером, задерживается именно на этом фрагменте.

А меня в очередной раз бросает в жар, будто его взгляд исследует не эту картину, а моё тело. Отворачиваюсь, дышу глубоко и часто.

– Так чем вы занимались, проживая на чужбине? – возвращается к предыдущему вопросу, не отрывая взгляд от полотна. Его голос заполняет весь мой разум, тело становится непослушным.

Он поворачивает голову, и я вновь попадаю в плен этих чёрных омутов, от которых жар начинает бежать по венам ещё быстрее.

Казалось, что он видит меня насквозь. Всю!

«– Боже, Адалин, это было так давно, у тебя уже взрослая дочка, ей четыре года, а я горю так, как будто это было вчера! Было единственный раз, было так незабываемо, восхитительно, безумно горячо и ни один мужчина не прикасался к тебе больше». Говорят, мужчины это чувствуют. И его каверзных вопросов стоит сторонится, как огня. Он не должен узнать правду, узнать меня и понять, что Кери…

Сухо сглатываю.

– Если это так нужно для моего дела, я отвечу на ваши вопросы, а если вас разбирает личное любопытство, поверьте, мой рассказ станет для вас скучнее, чем разглядывание прелестей этой девицы, – киваю в сторону полотна, и отступаю ещё, инстинктивно увеличивая расстояние.

На этом, думала, разговор закончен. Но позади слышаться неспешные шаги. Замираю затаив дыхание, чтобы запах дорогой мужской воды вперемешку с его собственным, не попал внутрь меня, и окончательно не затуманил разум.

Нельзя допускать его так близко. Нельзя! Я боюсь этого, потому что не знаю, что произойдёт в следующим миг. Боюсь, что ждать от него, какие следующие слова. Я боюсь, что он скажет… что помнит меня.

Облизываю пересохшие губы, чувствую, как затылок опаляет его дыхание.

– Я не настолько слеп, чтобы не видеть, – почти шепчет.

Не выдерживаю этого дикого напряжения, резко разворачиваюсь, часто моргаю, когда почти упираюсь в его грудь.

– О чём в-вы, господин законник? – с трудом выговариваю слова.

– О вашем страхе, о чём же ещё, – вдруг отвечает с прежней скучающей интонацией, смотря на меня сверху, – о страхе остаться на улице, об ускользающей надежде дать своей дочери лучшее будущее. В вашей ситуации женщины обычно не скупятся на эмоции и душераздирающие речи, а из вас каждое слово приходится вытягивать. И да, это полностью относится к делу.

Не успев осмыслить его слова, шум позади заставляет меня торопливо отступить.

В холл почти ураганом влетела Магрит, её яростный взгляд обжигает кипятком. Она проносится смерчем, игнорируя господина Кана, едва не сбивает меня с ног.

– Ах ты, мерзавка! – рявкает. – Посмела вновь явиться, я тебя кажется предупреждала не появляться в моём доме! – зло прошипела в лицо.

– Госпожа Магрит Ридвон, – голос Фоэрта Кана ударяет, как гром среди грозовых туч.

Магрит замирает, резко оборачивается.

– Угрозы не пойдут вам в пользу при разбирательстве, – чеканит слова законник.

Женщина расправляет плечи, гордо вздёргивает подбородок.

– А вы кто такой, чтобы мне угрожать?! – безрассудно бросает ему и пускает в мою сторону, как острое лезвие, взгляд полный презрения. – Думаешь, натравишь на меня своего любовничка, грязная дрянь, и я испугаюсь, гадина?!

Я раскрываю губы, не зная, что ответить на подобные унижения. Хочется провалиться сквозь землю.

– Проваливай из моего дома, немедленно! Раймонд! Раймонд, сынок! Выгони эту поганку из нашего дома! – визжит громко.

Сгорая от стыда, бросаю несмелый взгляд на Кана. Кровь в жилах стынет, когда вижу вовсе не скучающую небрежность или насмешку в этом мужчине. Его скулы каменеют, холодный взгляд направляется на женщину. Я невольно ёжусь.

– Скорее вам следует проехать в участок, и выплатить штраф за оскорбление законоправника, – стальной голос пугает Магрит.

Мачеха громко фыркает, ощетинивается, будто утка, попавшая в зубы аллигатора. Пытается хорохорится, продолжает нападать, но уже не так уверенно.

– Хм, так я и поверила, откуда у этой проходимки деньги на законоправника?! Не разыгрывайте спектакль, со мной это не прокатит, – снова высокомерно фыркает, но сбавляет пыл под взглядом мужчины, – постойте, или она расплатилась своим телом? Тогда грош вам цена.

Фоэрт Кан делает шаг. Моё сердце начинает бешено колотиться. Законник достаёт удостоверение.

– Меня зовут Фоэрт Кан, я представитель отдела судебных разбирательств. Советую вам извиниться прямо сейчас перед госпожой Адалин Ридвон и передо мной в том числе.

– Я имею полное право ее так называть! Она…, – тычет в мою сторону кривым пальцем. – …позорит наше имя, и я как старшая…

– Я не собираюсь повторять дважды, – жёстко обрывает мужчина, повышая интонацию, и в его голосе я слышу угрозу. – Извинитесь перед леди.

Сглатываю, сжимая пальцы в кулаки. Я ведь привыкла защищать себя сама, не полагаясь ни на кого. Сердце вдруг сдавило горячей теснотой. Нет, нет, нет я, как и прежде, должна полагаться только на себя.

– Прошу извинения, уважаемый блюститель порядка, – с каким-то ехидством выдавливает из себя слова Магрит. – Но эта га… не заслуживает даже моего взгляда!

– Мне не нужны извинения этой женщины, господин Кан, – шагаю вперёд, смотрю на мачеху свысока. Магрит выпячивает грудь и делает шаг ко мне, задирает нос, её взгляд мечется, подыскивает ругательства.

Фоэрт смотрит на меня, а я собираюсь с мыслями, вспоминая его предупреждение не вмешиваться.

– Матушка, что тут проис…

Раймонд резко замолкает.

Увидев при входе незнакомого мужчину, спотыкается. Почему-то это его так шокирует?

– Неужели ты не поняла, что мой муж знать тебя не хочет, – впивается в меня взглядом полным ненависти.

– Если он не желает говорить со своей дочерью, пусть сам об этом скажет, а не посылает постороннего решать его проблему – вмешивается Фоэрт. – Пусть спускается добровольно, или нам придётся встретиться в суде. Выбирайте.

Магрит ошеломлённо смотрит на Фоэрта, потом на меня.

– Какой стыд, позоришь своего отца, – выплёвывает слова.

– Что это за отец, который оставил единственную дочь без средств к существованию и дома, – одёргивает его Фоэрт. – Поторопитесь и не отнимайте моего времени, госпожа, – почти рычит Кан.

Магрит хмыкает.

– Раймонд, – поворачивается к своему сынку. – Позови Гастора, пусть он ей сам скажет, что думает о ней. Возможно, так будет убедительнее.

Раймонд шмыгнул в дверь, сбив с ног притихшую служанку. Бедолага ударилась о косяк двери, услышав ответ грубое ругательство этого хлыща.

– Раз вы уже здесь, господин законник, – Магрит идёт к комоду, открывает, верхний ящик и вынимает лист бумаги, возвращается и протягивает Фоэрту Кану. – Вот, я требую, чтобы эта… возместила денежные средства моему сыну за причинённые увечья.

Фоэрт бросает на меня взгляд, от которого у меня начинают потеть ладони. Берёт документ и начинает его изучать. Я, переминаясь с ноги на ногу, пытаюсь понять по его лицу хоть что-то, но не выходит. У него совершенно отстраненный, непроницаемый и холодный взгляд.

Заканчивает читать и поднимает свои темные глаза на мачеху.

– Ушиб на колене вашего сына?

– Именно, – уверенно вздёргивает подбородок.

– Его ударила леди?

Магрит кривится.

– Какая разница?!

– Кери ещё ребёнок! – не выдерживаю я, теряя самообладание.

Казалось Фоэрт на миг окаменел, а потом сжал пальцы, скомкав бумагу в кулаке.

– Что вы делаете?! Да как вы смеете! Я буду жаловаться на вас!

Заявление падает на пол.

– Ваша претензия не может быть исполнена в отношении ребёнка, – холодно отвечает законник. – А вот вам придётся выплатить госпоже компенсацию за клевету, а заодно зайдите в управление и пожалуйтесь на меня.