Овчарка залаяла, ее дыхание, отдающее гнилым мясом, било в нос, но через пару секунд собаку оттащили.

– Встать, – заорал один из мужчин. После чего Константин получил удар ногой по почкам.

Кое-как поднявшись, он смог, наконец, оглядеться. Подземная парковка, свод поддерживают бетонные колонны, стоящие через каждые десять метров, четверо встречающих с собакой, два шкафа-конвоира, никакого другого транспорта, только фургон, на котором его везли. Встречающие обряжены в такую же, как у шкафов, форму темно серого цвета. Наконец, Константин смог разглядеть шевроны. Какой-то голубоватый овал, под ним аббревиатура – Г.И.И.П. Что бы это могло значить, Воронцов не понял, но одно было ясно наверняка, лучше бы его шлепнули, хотя могло быть и хуже, и его отдали бы отцу подонка, которого он убил.

Командовавший до этого мужчина – крепкий, средних лет, на голову выше Воронцова, подошел почти вплотную. Несколько секунд он пристально смотрел ему в глаза, после чего заорал прямо в лицо:

– Молча идешь вперед, никаких вопросов и просьб, делаешь, что говорят. Малейшее непослушание, и тут же последует наказание. Гарантирую, оно тебе не понравится. Рот открываешь только, если я задаю вопрос. Ты все понял?

– Да, – четко ответил Воронцов, не видя смысла нарываться, быть отмудоханным просто за то, что не соблюдаешь эту простую инструкцию, ему не хотелось.

– Молодец, люблю понятливых, – обрадовался мужик. – Будешь хорошо себя вести, получишь еду, сигарету, койку и возможность сходить в туалет. Ты понял меня?

– Да.

– Тогда вперед, за мной.

Воронцов мелкими шагами, поскольку ноги были скованны кандалами, засеменил следом за командиром, остальные организовали вокруг коробочку, держа наготове электрошоковые дубинки. Последний вел на поводке собаку, которая успокоилась и прекратила кидаться на Константина. Шкафы и выбравшийся наружу водитель стояли возле фургона и курили, но вскоре остались далеко позади.

Большой лифт распахнул перед ними свои двери, Воронцов оказался в центре, и успел заметить, как главный нажал кнопку минус четвертого этажа. То есть, везли его не вверх, а вниз. Спуск занял минуты три, что наводило на мысли о приличной глубине. Наконец, створки распахнулись и его вывели в коридор, выложенный коричневым кафелем. Еще одна дверь – серьезная, толщина с полметра. Ее открыли с той стороны после того, как главный конвоир приставил карточку к сканеру.

Прямо за дверью находился пост охраны – серьезные ребята с автоматическим оружием, пара автоматов и пистолеты. К своему стыду, Константин не смог определить модель, похоже, что-то заграничное, что наводило на неприятные мысли.

– Вперед, – скомандовал главный, подписав какую-то бумагу, дверь за спиной почти бесшумно закрылась.

Дорога закончилась в душевой, где с Воронцова стянули грязную одежду, в которой он месяц ждал суда, окатили из шланга, дав кусок мыла, и позволили привести себя в порядок. Затем выдали новую одежду, черная роба – штаны и куртка, белая майка, кепи, только никакого номера на груди, тяжелые грубые ботинки, причем первый раз с размером не угадали, пришлось одному из конвоиров идти на склад.

Константина вывели в коридор, на этот раз без ножных кандалов, и, проведя через пару закрытых массивных решеток и лестниц, привели к камере, всего он насчитал десяток, причем девять из них были пусты, в одной на нарах лежал сильно избитый человек в точно такой же робе.

– Знакомься, – произнес главный, – это сорок первый, твой сосед, серийный педофил, убил двух маленьких мальчиков, выманив их со двора частного дома. Он следующий на эксперимент, ты за ним. Не боись, месяцами ждать не придется, думаю, уже послезавтра встретишься с академиком, а потом сядешь в кресло.

Константин пожал плечами и шагнул в камеру, которая закрывалась прозрачной пластиковой дверью, но нечего было и думать, чтобы проломить ее, слышал он про этот материал, толщина всего сантиметров восемь, а держит пулю из автомата, а чтобы пробить, нужна пуля крупного калибра, не меньше чем 12,7. Дверь за ним закрылась, главный с несколько секунд смотрел ему в спину.

– Ну, долго мне еще ждать? – нетерпеливо произнес он, заставив Воронцова обернуться. – Руки в отверстие для пищи, наручники сниму.

Браслеты исчезли, и Константин потер запястья.

– Еда через два часа, – проинструктировал конвоир, – в углу умывальник и параша. Камера под круглосуточным наблюдением, так что не стесняйся. Здесь должен быть порядок – кровать заправлена. Можешь спать и лежать в любое время, никого не колышет, тебе недолго осталось. Гордись, поможешь науке шагнуть вперед, хоть на что-то, мразь, сгодишься.

Воронцов промолчал, у него было свое мнение на этот счет, но возникать – значит искать приключений.

– Куришь?

Константин кивнул.

– Держи, – доставая из кармана пачку папирос и коробок спичек, расщедрился конвоир. – Я тебе обещал за хорошее поведение курево, мое слово твердое. Ты не создаешь проблем нам, мы тебя не мудохаем, как вон то чмо. Ладно, отдыхай, – и, развернувшись, главный надзиратель ушел следом за своими людьми.

Константин первым делом бросился к унитазу, железный, намертво вмонтированный в стену, довольно чистый, стульчак отсутствовал, так что пришлось теплой задницей садиться на холодный металл. Избавившись от напряжения, Воронцов вымыл руки и, достав из кармана пачку сигарет, прикурил. Едкий дым, заставил его закашляться, сколько лет прошло с того момента, как он курил что-то без фильтра, кальян и трубки не в счет. Окурок отправился в унитаз и был смыт. Самое время оценить ситуацию, хотя, что там оценивать? Он приговорен к смерти, ничего не изменилось, вот только, скорее всего, легкой она не будет. «Суки», – мысленно выругался Воронцов. Он не питал иллюзий, ему отсюда не уйти, хоть за все время он видел меньше десятка людей, охрана на уровне, а он далеко не лихой спецназовец, чтобы пробиться через них силой. Нет, он выйдет отсюда, и скоро, но дорога у него одна – на тюремное кладбище. Он знал, что ему конец, так чего себя жалеть? Посидев с минуту, он завалился на койку, которая оказалась на диво удобной. До самого ужина он лежал, уставившись в кремовый потолок, пока не появился мужик с небольшой тележкой, на которой помимо кастрюли была пара мисок, чайник и два пластиковых стакана.

– Объект сорок два, – крикнул сотрудник, после чего плюхнул два половника в миску и сунул ее в окошко.

Воронцов уже сидел, оставалось только встать и сделать два шага к двери и забрать тару. Следом ему сунули ложку, два куска черного, не слишком свежего хлеба и стакан с чаем. Бурда в миске была коричневого цвета, и самое интересное, она оказалась вполне съедобной, что-то вроде рагу из овощей с кусками мяса. Не сказать, что последнего было много, но все же хватало. Чай был крепкий и сладкий, с сахаром местные повара явно перестарались, но Константин все равно выпил стакан целиком.

А вот сорок первый, сидящий в камере напротив, даже не шевельнулся, когда принесли еду, он едва слышно стонал, что говорило о том, что он жив. Спустя два часа погасили свет, давая как бы намек, что пора спать. Выкурив еще одну ядовитую папиросу, Воронцов разделся и забрался под плотное теплое вафельное одеяло, которое больше напоминало фанеру. Как ни странно, сон пришел почти сразу, мозг словно смирился с ситуацией, да и устал он за последние сутки. Но почему-то Константин не ощущал тотальной обреченности, у него возникло предчувствие, что все еще впереди. Хотя какое «впереди» может быть у подопытного, приговоренного к смерти?

За 41 пришли спустя час после того, как зажегся свет. Два мордоворота вытащили его из камеры, тот отбивался и брыкался. Охранники, не долго думая, угостили его парой разрядов из электрошокеров, после чего, подхватив под руки обмякшее тело, поволокли по коридору. Обратно он не вернулся. Константин, который уже встал, умылся и даже обтерся намоченным полотенцем, наблюдал через прозрачную дверь за этим, поморщился, человеколюбием местные надзиратели не страдали, действовали жестко и с максимальной эффективностью. Сколько ему осталось? Их главный сказал – два дня. Что ж, будь, что будет, вот только нет смысла брыкаться, два удара электрошоком, и его так же поволокут, только он поимеет кучу неприятных ощущений. Да и не особо ему было жалко соседа, если он и вправду педофил и убийца детей, тогда пусть горит в аду, не всех же подставляют, как его. Хотя всегда есть исключения из правил, если бы он убил обычную шпану, которая ради развлечения резала девочек, то ему бы еще и орден дали, а так вмешалась мохнатая лапа. Воронцов махнул рукой и завалился поверх одеяла на заправленную кровать. Разносчик с кашей появился через два часа. Надо сказать, каша оказалась вполне ничего, молочная, рисовая с неплохим куском масла. Вкусно. И чай на этот раз не такой приторно-сладкий, и даже кусок белого хлеба был не старым, а вполне себе свежим, наверное, в этот научный комплекс доставляли продукты, а может, и сами пекли. Хрен его знает, какая здесь система. Доев и выкурив папиросу, Воронцов задумался, чем бы ему заняться, больше всего ему бы подошла книга. И когда охранник вернулся за грязной посудой, Константин решил к нему обратится.