– Да нет у тебя никакого мужа, – спокойно говорит он, и это спокойствие на диссонансе с прежним ласковым воркованием придает мне силы.

– Изучали анкету? – едко спрашиваю, бесстрашно глядя в темные глаза, – наводили справки?

И уже жестко веду плечами, высвобождаясь и тут же отходя на пару метров в сторону.

Уф! И дышать сразу легче! Заворожил, инкуб проклятый!

– Изучал, – спокойно соглашается он, – по долгу службы.

Антон отслеживает мои передвижения по комнате, и взгляд его злой и темный. Не понравилось упоминание про мужа.

– Муж есть, – упрямо сжимаю губы, – гражданский. Мы не расписаны.

– Нигде об этом сведений нет. В твоих соцсетях нет упоминаний, на отдых ты ездила в прошлом году с дочкой и семьей подруги. Живешь вдвоем с дочкой. Соседи никакого мужа не видели и не знают. По опросу твоих однокурсников тоже становится понятно, что гражданского мужа нет. И парня нет.

Он перечисляет спокойно, размеренно факты из моей биографии, моей жизни. И от этого я становлюсь еще злее. Понимаю, что у него были все возможности узнать про нас с Сонькой. Всегда. Но сделал он это лишь теперь, когда я появилась на горизонте и заинтересовала его.

Причина его поисков лишь одна. Желание опять затащить меня в постель. Одноразовый, ни к чему не обязывающий секс.

Да, он всегда был честен, и в мои восемнадцать, когда честно заявил, что ничего у нас долго не продлится. И сейчас.

Но вот только я изменилась. И смогла понять себя. Понять, что и в восемнадцать, соглашаясь на временные отношения, я все же хотела, лелеяла внутри, где-то глубоко, мечту о постоянности. О том, что он, мой шикарный мужчина, рассмотрит меня, увидит, насколько я его люблю… И останется со мной.

Мой мужчина не увидел. Не понял. Не остался. Винить в неоправданных ожиданиях надо только себя.

Но это не значит, что сейчас я не отдаю себе отчет в происходящем. И не осознаю, что мне прежний формат не интересен.

Слишком много жизни он отнимает.

А моя жизнь уже мне не принадлежит.

Так что…

– Хорошо. Это ничего не меняет. – Говорю спокойно, признавая его правоту и желая завершить этот изматывающий разговор, – я уже не та восемнадцатилетняя девочка, которой подходили временные связи. Мне это не интересно. Если у вас все, то, пожалуйста… Мне надо отдохнуть.

Антон смотрит на меня прищуренными от злости глазами, катает желваки… Но затем молча подхватывает куртку и идет к двери.

Я жадно разглядываю его широкую спину, напряженный затылок… Уходи уже. Дай мне спокойно дышать.

Но у двери Антон поворачивается, медлит, словно не решаясь заговорить… Но затем, все же спрашивает:

– Скажи… А дочь… Она – моя?

Знаете, что такое обух? Это такая рукоятка оружия. Обычно топора. Обухом бьют, если хотят оглушить, а не убить. Но тут тоже не гарантия. Бывает, черепушка хрупкая. Или удар сильный.

Вот, как сейчас, например.

Стою, как дурак, как пес, которого выгнали на лютый мороз из теплого дома. И жду милости. Правды.

Хотя, я ее знаю уже, правду эту.

И давно. С полудня, примерно.

Вот как дал себе труд посмотреть возраст дочери Клубнички и сопоставить с нашими отношениями… Недо-отношениями… Кто-то назовет потрахушками. И гарантированно получит от меня в лоб.

Короче говоря, я просмотрел ее анкету, сопоставил… И получил обухом по башке.

Уже второй раз за день, кстати.

Первый раз – аккурат утречком, когда увидел переминающуюся с ноги на ногу, невероятно знакомую, просто до слюноотделения знакомую фигурку… И где? Как раз там, где вообще не ожидал.

Шел, привычно твердо ставя шаг, печатая, так же привычно сохранял невозмутимое выражение лица. А внутри все замерло. Она? Нет? Пусть не она! Сука, пусть не она!

Она.

Стояла, смотрела на меня расширенными глазами-омутами бездонными, в которых утонуть – раз плюнуть, уж мне-то можете поверить! Нырял. Тонул. Так и не выплыл, походу.

И в глазах этих сначала шок, неверие, потом… Узнавание! Узнавание! Губки пухлые, которые я вспоминал до сих пор периодически, раскрылись, и в секунду ошпарила мысль, что сейчас она… Поздоровается. Или… Обнимет? Или просто что-то скажет, как-то выдаст меня…

Но нет.

Молчала, смотрела на меня… Жадно так, что, кажется, Серегин все понял. Ну, или не понял. Он вообще не особо умный парень. Только за фактуру и держал его на воротах.

Клубничка – молодец, ни пол слова о том, что прежде знакомы были.

А по глазам понятно, что в шоке.

Смотрела так, будто привидение увидела.

В принципе, так оно и было.

Из ее города мы с гребанной белобрысой проблемой, за которую я тогда отвечал головой, свалили с шумом и фанфарами.

Устроили типа покушение, чтоб запудрить мозги людям из Москвы.

Может, она видела репортаж… Может, даже поплакала?

В любом случае, я не обещал ей ничего. С самого начала не обещал. И потом – не собирался.

И вот сегодня утром, стоя перед ней, разглядывая ее не менее жадно, чем она меня, я думал о том, что судьба все-таки – сука редкостная.

Особенно, ко мне.

Ну вот зачем она сейчас так со мной? Я же только-только…

С Клубничкой надо было поговорить, и потому я и утащил ее под лестницу, где камеры не добивали.

Ну и поговорил… Так поговорил, что при одном лишь воспоминании в штанах тесно.

И стыдно, если честно.

Потому что не в том я уже возрасте, чтоб так сносило башню.

Мне вообще всего только раз сносило.

Как раз с ней. При прошлой нашей встрече.

Вот как ароматом клубничным в голову шибануло, так и снесло ее к херам. Забыл про задание, про объект охраны – белобрысую стерву, вымотавшую все нервы за полтора года… Увлекся, угрелся.

Свихнулся.

Ну и поплатился потом, чего уж. Объект охраны, оставленная всего на пару дней без внимания, моментально нашла себе защитника, да еще и не одного! И напоролась на снайпера. Хорошо, что все обошлось, и в итоге сложилось правильно. В нашу пользу сложилось.

Но сам факт!

И мой профессиональный проеб!

А все почему? А потому что бес в ребро бьет не только к сорокету у мужиков. Бес в ребро бьет, когда на пути нормального, самодостаточного человека встречается вот такое клубничное безобразие. Клубничная беда. Сносит голову, заволакивает мозг кайфом. И невозможно вырваться, слишком сладко. Так, как никогда в жизни.

Она никем не тронутая была, моя Клубничка. И сама пришла. Сама захотела. Не сказать, что я не сопротивлялся. Сопротивлялся до последнего. Но покажите мне того, кто мог бы отказать такой?

Она пришла… Юбка короткая, ноги длиннющие, гладкие такие, волосы распущенные, волной. Запах, с ног сбивающий. И шепот, такой правильный, с такими словами, которые любому мужику будут сладкими… А, учитывая, что у меня на нее каменно стояло уже несколько дней… Может, святой бы и удержался. Но я не святой.

Ну а потом… Мало что помню. Кайф невероятный, кожу нежную под пальцами, дрожь, шепот лихорадочный. Трусики розовые. Невинные такие.

Ну что тут скажешь? Пиздец мне настал тогда. Полный и окончательный.

И вот сегодня утром все эти картины в голове как появились, так и опять обосновались там прочно. Уже привычно задуривая голову.

Под лестницей я с ней поговорить нормально не смог. Очень сильно хотел трахнуть потому что. Настолько, что себя еле удержал. И видел, главное, что, стоит чуть-чуть нажать… И она согласится. И опять будет марево розовое, клубничное, сладкое до безумия…

А затем одному клиническому идиоту придет пиздец.

Очередной, мать его.

И опять из-за нее.

А этот идиот, между прочим, из прошлого-то еле выплыл.

Потому что в тот раз, несмотря на то, что объект осталась жива и работа моя завершилась вполне удовлетворительно, начальство мое, генерал Савин, за потерю бдительности и мощный проеб с несанкционированным и вынужденным привлечением гражданских лиц к секретной операции, жестко поимел меня в такие места, о которых я и не подозревал даже.