– Жалко, что нельзя второй рукой шевелить. – Вздыхает он.

– Ничего, Барсов. Скоро будет можно. Не забывайте, что через полгода придется снимать металлическую конструкцию.

– Значит, увидимся снова, Софья Васильевна, – улыбается он.

Симпатичный, черт… Зубы белые, губы очерченные, на лице трехдневная щетина. Но я уже не в том возрасте, чтобы таять от смазливой внешности. Все-таки взрослая тридцати четырехлетняя женщина, а не сопливая девчонка. Это за Павликом я бегала, как собачонка… Он был моим преподавателем в медицинской академии. Высокий, красивый – он входил в лекционный зал, а мое сердце пускалось в пляс. Я даже не слышала ничего, потому что в ушах ревел пульс. Дурочка. Помню, как записку ему написала и пригласила в кино. Сама! Сейчас я с огромной долей вероятности побоюсь пригласить мужчину на свидание.

– Вы поговорить хотели, Ба… Марк. – Сдаюсь я и называю его по имени.

– Мое имя красиво звучит в ваших устах, Софья. – Мурлычет Барсов.

– Барсов, на меня это не действует, поверьте. Я уже не в том возрасте, чтобы…

– Отчего же? Сколько вам? Двадцать семь? Тридцать? Только не говорите, что… – прищуривается он и впивается в меня пронзительным синим взглядом.

– Тридцать четыре. О чем вы хотели поговорить? – складываю пальцы в замок и опускаю взгляд на белые балетки – я их ношу в отделении.

– Софья, я знаю, что ваш покойный супруг вел научные разработки. Исследовал препарат против меланомы, производимый концерном «Fh…». Он утверждал, что препарат высокотоксичен и содержит побочный продукт, образуемый в результате химической реакции основного компонента и… еще чего-то там. Я не врач и не слишком разбираюсь во всей этой дребедени. Но он… мог помешать заинтересованным людям выпустить препарат. На кону были миллиарды! Помните, вы говорили, что Павел не выпивал?

– Да, но я думала, что это вы… – роняю подбородок.

– Вы думали, что я заплатил врачам за подделку результата. Мне это известно. Нет, Софья, я не делал этого. – Ультимативно говорит он. – Кто-то подлил психотропный препарат и алкоголь в сок или другой напиток вашего мужа. Я обязан вам жизнью и помогу узнать правду. – Добавляет Марк.

– Но… как? – беспомощно выдавливаю я, борясь с ураганом обрушившихся на меня чувств. Неужели, Паше угрожала опасность, а я не знала? Да и он молчал…

– Я сотрудничаю с частным детективом. Он очень хороший, ответственный. У него есть лицензия, позволяющая запрашивать информацию из любых источников. Я оплачу его услуги. Уверен, это прольет свет на многие вещи… Если Мирон Альбертович докажет, что смерть вашего супруга была неслучайной, препарат снимут с производства, а…

– А меня тоже… убьют? Вы не подумали, что такая самодеятельность может навредить мне? – произношу гневно. – Если на кону миллиарды, как вы говорите?

– То есть вам легче винить в смерти мужа меня? Я ошибся в вас, Софья Васильевна. – Сухо произносит Марк. – Думал, что вы за правду. Что вы… До конца… – он запускает пальцы в копну густых темных волос. Утирает пот со лба. Надо бы уже в палату идти… Делать новый обезболивающий укол Барсову, переобуваться и бежать домой.

– Да я такая, вы не ошиблись. Но я… боюсь. – На последнем слове голос оседает до испуганного писка.

– Хорошо, тогда я буду вести расследование от своего имени. Подумаю, как это можно будет увязать с социальным комитетом. Я курирую работу Минздрава и…

– Во-от! Говорю же, вам с вашими возможностями будет легче. Спасибо вам, Марк. Сама бы я ни за что не решилась. – Произношу, переводя взгляд на стремительно темнеющее небо. Скоро на нем вспыхнут звезды, повиснет желтое блюдце луны… Не помню, чтобы я когда-то любовалась звездами на крыше! Да еще и с пациентами!

– Болит, Софья Васильевна. Аж зубы сводит. Вы поможете мне дойти до палаты?

– Конечно, – соглашаюсь я и поднимаюсь с лавочки. – Держитесь за меня, Марк.

– Мне… так неудобно. Я, наверное, воняю… Душ толком и не смог принять, боялся повязки замочить.

– Мне не привыкать, Барсов. Я видела ваше разорванное тело. Раздробленные кости. И голым вас… тоже видела. Меня не испугать запахом. К тому же… Не очень-то вы и воняете.

– И… как я вам? – шипя от боли, спрашивает он. – Ничего?

– Никак. – Закатываю глаза. – Вы для меня пациент.

Марк опирается о мое плечо, я обнимаю его за талию. Мы медленно спускаемся с крыши к лифту, доезжаем до отделения. Пот льет с него в три ручья, лицо бледнеет. Не представляю, что могло случиться, если бы я не поднялась к нему!

– Тихонько, сейчас уколем вас, все будет хорошо. – Приговариваю, обнимая Марка и провожая в палату.

– Спасибо, Софья. Вы чудесный доктор и… замечательный человек.

– И тут телочек клеишь? – раздается за нашими спинами женский голос.

– Лена?! Зачем ты пришла?

Софья.

– Ведите себя подобающе, девушка! – грозно парирую я, смеряя Елену Барсову взглядом. Короткие джинсовые шорты, босоножки со стразами на высоких каблуках, облегающий топ… Расползающаяся внутри неуверенность норовит растоптать мои строгость и решимость, однако я наступаю на горло этой змее. – Вы находитесь в больнице, а не в ночном клубе!

– Извините, – тушуется она. – Я… приняла вас за другую, а сейчас вижу – вы врач, что оперировали моего мужа. Вы меня тоже поймите – не каждый день родного мужа ведет под руку чужая женщина! Как вас…

– Софья Васильевна, – бросаю я, продолжая поддерживать Барсова за талию. – Вы бы лучше, чем скандалить, за мужем ухаживали. Ему нужна свежая одежда, диетическое питание и помощь с душем. Где вас носило целый день? Он из палаты дворец съездов устроил, а ему отдыхать нужно, а не совещания устраивать.

– Софья Васильевна, не стоит. – Включается в беседу Марк и медленно оседает на койку. – Спасибо вам огромное. – Вздыхает он хрипло и натужно сглатывает. Понимаю – больно.

– Я сейчас вернусь. Принесу капельницу с антибактериальным и обезболивающим препаратом. Посидите с ним, – перевожу взгляд на Елену. Она растерянно застывает в дверях, мнется, не решаясь войти. Да и Марк выглядит сбитым с толку… Между ними вполне ощутимое электрическое напряжение.

Вот зачем я влезла со своими советами? Зачем на крышу поперлась? Могла бы уже дома быть и есть вкусный ужин, приготовленный свекрами. Делаю назначение в карте Барсова и устало бреду в ординаторскую. Домой… Плевать на чужих красавиц-жен, симпатичных пациентов и частные расследования… Хотя нет – на него как раз не плевать. Марк заразил меня желанием все узнать. Тем более Борисенко пропал… А он работал с Павлом. Совпадение, скажете вы? Не знаю… Погруженная в задумчивость, распахиваю дверь в ординаторскую. Толик поднимается с кушетки, завидев меня. Откладывает газету в сторону.

– Сонька, зачем ты бегала к этому… к нему… Он… Нянчишься с ним, как будто он…

– Он человек, Толь. Если бы я не поднялась на крышу, неизвестно, что могло случиться. У него высокая температура и сильные послеоперационные боли. Повязка влажная. Ты до утра пробудешь?

– Нет, меня главный вызвал до прихода Борисенко. Он всем график дежурств сдвинул. Если Боря не объявится, останусь до утра.

– Уколешь Барсова часов в десять?

– Океюшки. Если твоя душенька от этого успокоится, то…

– Спокойствие моей душеньки не зависит от него, не выдумывай!

Толя раскрывает губы, чтобы мне ответить, и этот момент дверь звучно распахивается. В ординаторскую вваливается дежурная медсестра Ирина с побелевшим от страха лицом. Ее волнение вмиг передается мне, чувствую, как по телу пробегает стадо острых, как льдинки мурашек.

– Анатолий Иванович, выручайте миленький! Поубивают друг друга!

– Что стряслось? – произносим с Толей почти в унисон.

– Барсов ругается со своей… Этой… – Ирина очерчивает руками фигуру в воздухе, изображая статуэтку. – Выгоняет ее, кричит. А она по полу ползает на коленях… Стыд-то какой. Я капельницу не могу поставить, а ему плохо… Бледный, потный, то гляди… Того-этого.