Барсов.

– Барсов, я вам разве разрешала так активно шевелить руками? – голос Софьи вторгается в блаженную тишину. Я так и стою, обнимая ее плечи… Вдыхаю аромат женских волос, удивляясь своей вольности. Я воспитан немного старомодно и привык ухаживать за женщиной, прежде чем… В общем, вы поняли.

– Софья, вы же сами говорили, что металлическая конструкция надежно держит кости. Вот если бы я вас на руки поднял, то…

– Вот еще, – фыркает она и отстраняется, вмиг лишая меня тепла. – О чем вы хотели поговорить?

Ни о чем. Ловлю себя на мысли, что хочу пить сок и есть пирожные в ее компании. И ни о чем не говорить… А еще я замечаю усталость в ее глазах, а на лице следы бессонной ночи или слез. Понимаю, она все-таки узнала об изменщике-муже. Интересно, кто ее осведомитель? И зачем этому человеку понадобилось так ее ранить?

– Давайте поедим, Софья Васильевна? – взмахиваю рукой, приглашая ее к «столику». – Еда в больнице не очень. Я даже похудел немного.

– Хорошо, давайте, – соглашается она и осторожно, как боязливая птичка, садится на деревянную перекладину, служащую лавочкой. – Я буду эклер. Люблю их с детства. А вот бисквитные не очень…

Она поднимает пирожное и, не скрывая удовольствия, откусывает. Я повторяю за ней – ни к чему эта неловкость. Мы жуем пирожные и смотрим на розовеющее небо. Уже сентябрь… У меня аврал на работе, а я радуюсь внезапному отпуску, как дурак.

– Вкуф-фно, – улыбается Софья, облизывая нижнюю губу.

Аппетитный крем остается на ее щеке, а я… протягиваю руку и стираю его быстрым движением пальцев.

– Простите. У вас крем на лице.

– Спасибо, – Софья краснеет от моего смелого прикосновения. – Вы что-то узнали о моем муже?

– Да. Он вел масштабную научную деятельность, Софья Васильевна. Искал способ устранить побочный эффект нового препарата. Концерн, кстати, об этом знал.

– И почему они не пошли навстречу? – пожимает она плечами. – Такой ученый клад для них.

– Или ненужная помеха, – возражаю я. – Побочные эффекты прописывают в инструкции к применению лекарства. И все. На этом завод-производитель считает свою миссию законченной. Им просто не хотелось возиться с этим… Тратить деньги на исследования, опыты, перезапускать препарат. Павел мешал всем, поймите. И есть еще один человек…

– Борисенко? – вздрагивает она и медленно опускает стакан на столик.

– Да.

– Он пропал без вести. К нам приходил следователь, но никто ничего не знает… Думаю, его уже нет в живых.

– Вы понимаете, какая это бомба замедленного действия? Если производители пошли на такие преступления, значит, исследование Павла стоящее.

– И что? Я-то что теперь смогу сделать? – пожимает Софья плечами.

– Продолжить исследования. Вот что. Я могу помочь с финансированием, со своей стороны. Вы можете защитить диссертацию, оформить патент на открытие.

Софья мнется. Понимаю, она обижена на мужа и ничего не хочет слышать о нем… Но есть медицина, наука, правильные вещи, которые нельзя вот так забывать! Люди трудились много лет, чтобы облегчить жизнь больных. И что – все в топку?

– Марк, мой покойный муж был фармакологом, а я травматолог-ортопед. Я не смогу продолжить его дело, потому что ничего в этом не смыслю. Ваш детектив… был в лаборатории Павла? – осторожно спрашивает Софья. – Там, наверное, все уже разобрали?

– У меня есть кое-что для вас. Вынимаю из кармана флешку и протягиваю ей. – Мирон Альбертович нашел это при обыске лаборатории. Она лежала в конверте с надписью: «Для Софьи». Мы не смотрели, поэтому не знаем, что там…

– Спасибо, – она взволнованно прячет вещицу в сумочку. – Посмотрю дома.

Между нами повисает напряженная тишина. Я знаю, о чем думает Софья… Боится, что на флешке переписка с любовницами или другие тайные делишки ее мужа. А тот, кто подписал конверт – не Павел, а злоумышленник или завистник.

– Не думайте о плохом, ладно? – хрипло произношу, борясь с желанием снова ее обнять. Она пожалела меня, когда я рассказал об измене жены. Теперь моя очередь. – Все будет хорошо, верите? – касаюсь ее дрожащего локтя и все-таки притягиваю к груди.

– Барсов, вы сумасшедший, – шепчет Софья. Поднимает на меня взгляд, полный неприкрытой боли. – Наверное, у вас осложнение от наркоза. Вы беспардонный, наглый… хам.

– Наверное, – соглашаюсь я, обжигая ее висок горячим дыханием. Касаюсь кончиком носа ее гладкой нежной щеки, вдыхаю аромат волос и клубничного блеска для губ. Ее плечи дрожат, дыхание учащается. Я… как изголодавшийся пес накрываю ее губы своими и жадно целую. Никогда я не вел себя с женщиной вот так – «беспардонно и нагло», но Софья… Не понимаю, почему так на нее реагирую? Вроде уже не мальчик, обуреваемый страстью. «К тому же женат на молодухе», – всплывает горькая мысль.

Она отвечает мне. Целует в ответ и сразу же отстраняется, испугавшись собственной слабости.

– Что вы… себе позволяете? Я, по-вашему… Я… Хам!

Ее дыхание сбивается, щеки пылают. Софья подхватывает сумочку и убегает прочь. Ее шаги отдаются гулким эхом, а потом и вовсе стихают… Я остаюсь один. Идиот, сам все испортил. Раненый, в повязках, а все туда же… Смешно.

– Дурак ты, Марк. Ведь хотел же по-другому… Черт! – произношу вслух. Пинаю валяющийся под ногами осколок кирпича и опускаюсь на лавку. Надо собрать пирожные и угостить медсестер. А завтра извиниться за свое поведение…

Софья.

– Ну ты даешь, Тарасевич. Такое только с тобой могло случиться! – усмехается Аленка, играя пальчиками. – Четвертый десяток размениваешь, а убегаешь от мужика, как… Как…

– Ну, договаривай, – хмурюсь и кисло посматриваю на свои ногти – под гнетом общественного порицания они лишились красного цвета. – Как дура?

– Да не так чтобы… Просто не понимаю я тебя. Мужик симпатичный? Да! Сам целоваться полез? Тоже да. Везде утвердительный ответ, а нашей Сонечке неймется, – фыркает Алёнка и вытягивает губы трубочкой. Это у нее такой знак протеста.

– Он женат, – шепчу я, стараясь не привлекать внимания. – Ты за кого меня держишь, подруга?

В салоне красоты мгновенно повисает блаженное безмолвие. Дамочки за соседними маникюрными столиками любопытно поглядывают в нашу сторону. Мастера маникюра тоже. Кажется, они даже ногти пилят тише, чтобы расслышать подробности пикантного разговора.

– Ну и что? Он же сам тебе сказал, что разводится? Жена изменила и… – не унимается Алёнка.

– Тише ты, Ален! Давай закончим с маникюром и пойдем в кафе? – предлагаю я, состроив на лице недовольную мину. Не хочу выносить свою личную жизнь на общее обозрение, а уж Барсова…

Алёнка права – такое только со мной могло произойти. Крыша, теплый осенний ветер, ароматы свежих пирожных и его парфюма… И поцелуй. Внезапный, неправильный, порывистый… И такой приятный. Да, я поступила глупо. Убежала, как наивная школьница, у которой украли первый поцелуй. Скажи кому, засмеют… Взрослая женщина, вдова. Я ничего никому не должна и могла бы поддаться чарам Марка, наплевав на его жену и свои принципы. Но я не смогла… И не потому, что не хотела. Очень хотела. И почему на меня Толик так не действует? Недавно мы гуляли по проспекту Мира, ели мороженое, и он случайно (а, может, и нет) коснулся моей руки. Пробежался кончиками пальцем по предплечью и слегка его сжал. Но я ничего… не почувствовала! Вроде бы и противно не было, но… не то.

– Соня, ты закончила? – Алёнка демонстративно трясет ярко-розовыми ногтями.

– Да. Куда пойдем? – вздыхаю, все еще не отпустив мыслей о Барсове.

– В «Версаль» на Анджиевского. Здесь недалеко, – отвечает Алена, набрасывая на плечи кардиган. – Джека будем с собой брать? Уж он-то сможет утолить все печали!

– К-какого Джека? – непонимающе хлопаю глазами.