— Нет, Гук-и…
— Да. Я больше не приду к тебе.
Чонгук прячет взгляд под чёлкой и встаёт, подходит к открытой двери, что позволит выйти из клетки. Она вдруг захлопывается, и парень резко дёргает её на себя. Ещё. И ещё раз. Прутья не поддаются, не сдвигаются ни на миллиметр, и под кожей тянется липкий страх. По спине бегут мурашки от тихого шороха одежды за спиной.
— Нет, Гук-и… Ты не уйдёшь. Мы ведь одно целое, ты… и твой любимый папа…
Каждое слово постепенно вгрызается в его разум, и теперь он не слышит ничего, кроме низкого мужского голоса. Весь мир ограничивается клеткой с изголодавшимся тигром.
Чонгук подскакивает на кровати, жадно хватая ртом воздух. Широко распахнутые глаза бегают из стороны в сторону, Чон в панике оглядывает комнату, в которую уже пробивались солнечные лучи. Его тень, падающая на постель, немного дрожит от тревоги. Чонгука достали кошмары, и порой он думает, что они гораздо более реальны, чем может показаться на первый взгляд.
Мужчина спускается на первый этаж, зачёсывая рукой длинные волосы. На столешнице перед салфетками стоят несколько банок с прописанными психотропными препаратами, которые по очереди Чонгук закидывает в себя, чтобы улучшить душевное состояние. Он не завтракает, запрыгивает в свой лучший костюм и идёт на новую работу.
В отделении судебно-медицинской экспертизы холодно до мозга костей, и большинство врачей под халаты надевают свитера мелкой вязки и водолазки, а ещё царит своеобразный запах, от которого зеленеет лицо. Намджун, сверкая солнцезащитными очками, входит, сразу же надевая маску и натягивая перчатки, подавая пример Чонгуку, в одно из голубо-серых помещений, в котором стоят три каталки с погибшими девушками от рук нового преступника. Хосок и Джису уже здесь со средствами защиты, так же, помимо них, тут находится врач — она тоже состоит в группировке «Сомун», только времени больше проводит в больнице.
— Что можете сказать по этому поводу, Пак Чимин? — спрашивает он у блондинки в очках, которая вьётся с каким-то кремом у одного из трупов.
— Все они погибли одной смертью, пережили одно и то же. Возраст у каждой от двадцати пяти до тридцати лет, — мягкий и мелодичный голосок, явно приятная улыбка, скрытая за маской. Окончив осматривать пациентку, она подходит к прокурорам. — Думаете, будет ещё одна?
— Разумеется, — в помещение входит Чонгук под недовольное «опять он» Хосока и цоканье Джису. Чимин же видит его впервые, поэтому одаряет криминалиста миловидной улыбкой. Чон смело подмигивает медику и рассматривает каждую мертвячку, поднимая белую ткань. Кажется, он в хорошем расположении духа. Ещё бы — он снова вливается в ручей расследований.
— Что ты думаешь об этом, Чонгук?
— Все они незамужние, и каждую из них снимали и приглашали в отель. Осталось только узнать, где именно работали эти эскортницы и кто их заказывал последним, — с победной улыбкой говорит Чон. — Сколько примерно проходило времени между нападениями?
— Два дня, не больше, — отвечает ему блондинка, с восхищением наблюдая за каждым действием мужчины.
Чонгук кивает.
— Значит, следующее нападение будет завтра, и сегодня нам необходимо будет подготовить капкан побольше, чтобы загнать туда эту тушку.
— Верно, Чонгук, — соглашается с ним Намджун и идёт на выход, подгоняя всех за собой.
— Не удивлюсь, если этим преступником окажется именно он, — шепчет Хосок на ухо девушке так, чтобы никто не услышал. Джису неоднозначно хмыкает, поглядывая на спину воодушевлённого Чонгука, что идёт вровень с лидером их команды.
Они приезжают в штаб-квартиру и по совместительству офис Сомун, и Чонгуку даже предоставляют собственный стол с компьютером рядом с Намджуном, и никто особо не понимает, к чему ему оказывают такую честь.
— Джису-я, займись поиском базы данных всех борделей, где могли работать погибшие девушки, — она кивает и сразу принимается за работу, падая на свой стул. Раздаются резвые клацанья по клавиатуре.
Хосок копошится у кофемашины, делая себе идеальный по пропорциям тыквенный латте. Намджун идёт к нему, чтобы тоже отдать поручение, а Чонгук пока вносит на свой жёсткий диск несколько файлов из архива, с которыми он будет ближайшие дни работать. Всё снова встаёт на свои места — его любимая работа, много адреналина и бессонные ночи, по которым он уже успел соскучиться.
Они работают практически пять часов без передышки, и, когда Намджун объявляет перерыв, все встают, разминая свои бедные конечности. Хруст суставов наполняет помещение, даже Чонгук отлипает от монитора, потирая заболевшие глаза.
— Предлагаю всем сходить пообедать в лапшичную на первом этаже, как раз отметим пополнение в нашей команде и окончание рабочего дня.
Пар над едой активно взмывает в воздух и приятно оседает на лице. У Чонгука в горшке рис с водорослями, что зелёными пятнами плавают в мутном бульоне. Намджун разливает каждому по стопке соджу, и они чокаются, припадают жадно губами к краям. Жидкость идёт легко, притягательно-обжигающе, Чон плямкает губами, проводит по ним языком, смакуя оставшийся на губах вкус взрослой жизни. Металлические приборы гулко звенят, стукаясь о посуду.
— Бычий язык здесь готовят просто потрясающе, — Джису, собравшая тёмные волосы в неряшливый пучок на голове, уплетает поданное блюдо, явно думая о повторной порции. Чонгук ест неспешно, временами задумываясь и вырисовывая в тарелке круги. Хосок и Джису спорят о том, кому достанутся антикварные кассеты с кино, которые на днях нашла на чердаке Чимин. Намджуна забавляют их частые перепалки, но, тем не менее, они работают слаженно. Ким, опрокинув в себя ещё немного горючего, уставляется стальным взглядом на Гука. Его тарелка ещё наполовину наполнена, а над супом перестаёт колыхать пар.
— Чонгук, земля вызывает на орбиту. Где ты пропадаешь?
Гук реагирует и резво переводит взгляд тёмных глаз на Намжуна. На губах младшего расцветает улыбка.
— Да так, в облаках летаю. Сегодня вечером увижусь с мамой, давненько её не видел. Семейный ужин. Собираюсь с силами, — чуть тише говорит Чонгук, словно бы это было чем-то личным, секретным.
— Вот оно как, — тянет мужчина, откидываясь расслабленно на спинку пластмассового стула и откладывая палочки. — Семья — это хорошо. Мне тоже стоило бы проводить с женой и девочками больше времени.
Намджун убирает руки за голову, смотря на Гука через приопущенные чёрные очки. Несколько прядей выбиваются из идеальной укладки и спадают на его лицо.
— Да, стоило бы. Закроем это дело — и можешь взять два выходных, на субботу и воскресенье. Поверь, твои дети скучают по тебе сильно. И очень любят. Ты хороший отец.
Чонгук опускает взгляд в тарелку. Ни рис, ни водоросли уже не лезут в горло, становятся поперёк твёрдым куском и приносят дискомфорт. Он выпивает ещё несколько стопок и встаёт, обращая на себя три пары глаз.
— Мне пора.
Чонгук покидает лапшичную и смотрит на стрелки наручных часов. Совсем скоро будет уже шесть, и, если парень припозднится хоть на минуту, от маминого недовольного взгляда и потока речей ему не отделаться. Он ловит такси через несколько минут и запрыгивает в него. Чонгук смотрит в зеркало и зачёсывает волосы назад, заново собирает хвост, чтобы мать не вопила насчёт того, что тот выглядит как бездомный. Благо, он догадывается с утра нацепить на себя костюм, и сейчас не нужно заезжать через свой дом, чтобы переодеться.
Пятнадцать минут езды — и он на месте, перед зданием с красной черепицей. Чонгук поправляет пиджак и подходит к домофону, нажимает на кнопку номера квартиры и смотрит на своё отражение в сером мониторе. Через несколько секунд из динамика доносится женский голос:
— Надо же, явился, да ещё и в назначенное время, — говорит это она с явной улыбкой. Дверь с писком открывается, и Гук проскальзывает внутрь красивого подъезда. До пятого этажа он добирается на лифте, заходит в квартиру со стуком. Интерьер выполнен в красно-чёрных тонах, и ярко чувствуется викторианский стиль. В коридор выходит зрелая женщина с волнистыми волосами цвета горького шоколада, на ней её любимое красное платье. — Удивляешь меня, сынок. Кажется, завтра снег пойдёт, как думаешь?
