— Э-эй, аджосси! — зовёт Ёнхи, садясь ближе и обнимая своего растроганного крёстного, который может лишь уронить свою голову ей на плечо. Тэхи тоже виснет у него на шее, и он обнимает их одной рукой так крепко, как ему только позволяют оставшиеся силы. Мённа и Дженни переглядываются с улыбками, после чего отзывают девочек, потому что их дяде нужен покой.

— Дженни-онни, — зовёт её негромко Ёнхи в коридоре, пока Тэхи уже с радостной улыбкой на лице упрашивает маму сходить в кафе и поесть мороженого. — Я хочу ещё кого-нибудь навестить…

Чон внимательно смотрит ей в глаза и не видит никакой причины отказать.

— Мённа, мы скоро придём к вам, хорошо?

Женщина даёт своё согласие, и Дженни ведёт подростка в отделение реанимации и интенсивной терапии. В одинокой тихой палате без каких-либо посторонний звуков, помимо работы приборов, лежит спящий Тэхён. На его торсе нет одежды, простынь спущена до пояса, многочисленные датчики подключены к его груди, совсем как у Чонгука. Он дышит через специальную трубку, и болезненный вид парня вызывает у Ёнхи отрицательные эмоции. Ей становится безумно страшно за его жизнь.

— Он ведь придёт в себя? — спрашивает она, тихо присаживаясь у изголовья, смотря на его профиль и сочувственно поджимая губы. Поцелованный солнцем мальчик, немного наглый и безумно милый, сейчас совсем не источает теплоты и детской наивной радости. Никто не знает, какие демоны скрываются за этой маской невинности и каких скелетов он прячет в своём шкафу. Однако даже тот факт, что Тэхён пытался отравить Чонгука, не остановил Ёнхи от похода в его палату. Она всегда пустовала, потому что у парня нет тех людей, кто хочет навестить его — в этом огромном мире он один, брошенный со своей младшей сестрёнкой на произвол судьбы.

— Врачи не дают точных прогнозов, — она присаживается рядом и поглаживает ребёнка по спине.

Ким достаёт из маленького чёрного рюкзачка небольшую плитку немецкого тёмного шоколада и записку, которые кладёт парню на тумбочку, чтобы, очнувшись, он смог прочитать. Девушка касается его сухой неподвижной руки. Ёнхи как-то читала, что люди в коме способны слышать и чувствовать боль, и что врачи советуют родным почаще разговаривать с ними, и тогда они скорее придут в себя. Она готова приходить в больницу каждый день и говорить с ним, если это действительно поможет.

— Аджосси, не отчаивайтесь. Держитесь, — шепчет она, после чего думает, что так он её вряд ли услышит, и начинает говорить громче. Дженни внимательно слушает и не перебивает. — Знаете, мы всегда с вами, и мы очень сильно ждём тот день, когда вы придёте в себя. Вас ждёт ваша сестра, Джухён-ши, она вас очень сильно любит и хочет, чтобы вы поскорее очнулись. Нам очень не хватает вас, аджосси, — она молчит и поджимает губы, тихо вздыхает. — Нам не хватает вас, Тэхён. Пожалуйста, не оставляйте нас.

Дженни с трудом удаётся держать себя в руках и не реветь от таких трогательных слов. Будь она на месте Тэхёна, она бы уже очнулась и улыбнулась Ёнхи, чтобы та не грустила из-за неё.

— Милая, нам пора идти, — с сожалением говорит она. Ёнхи кивает и, поправив светлую чёлку на его лбу, выходит вместе с девушкой в коридор, а оттуда — в кафе к маме и младшей сестре.

◎ ◍ ◎

Чёрный плащ, как у главного антагониста истории и у привлекательного злодея, хлопает по ногам. Он вороном скользит по малолюдным улицам Сеула, сжимая руки в перчатках в кулаки. На лице кепка и солнцезащитные очки, а на шее расплывается узор чёрной раскрывшейся розы и острыми шипами. Бледная кожа сильно контрастирует с чёрной одеждой и выделяет его лицо и открытые участки кожи на шее. Блестящие серьги звенят и бьются друг о дружку. Он пробирается в один из дворов и чувствует, как в кармане брюк вибрирует телефон.

Вызываемый абонент: «Босс».

Стянув маску до подбородка, он хищно ухмыляется и высматривает в доме напротив знакомое окно, которое ему предварительно ещё раз показали на фотографии. Только вот ему не нужны напоминания: он прекрасно знает, куда держать путь.

— Слушаю вас, — с китайским акцентом говорит он по-английски.

— Ты уже на месте? — преспокойный голос раздаётся из динамика. Скорее всего, Сокджин сейчас стоит у окна, смотрит на залитый солнцем сад с бассейном и курит какую-то дорогую норвежскую сигару.

— Разумеется, мой господин.

— Не подведи меня, Тао.

— Разве я хоть раз давал вам повод усомниться во мне?

Сокджин хрипло смеётся, чем вызывает у Тао расслабленную улыбку. Разумеется, нет. Он кладёт трубку и убирает телефон в карман, уверенно идёт к дому, прячась в тени от деревьев и стараясь быть максимально незаметным. Тихими шагами он проскальзывает к нужному подъезду и, воспользовавшись ключом, открывает дверь. Поднимается по лестнице на несколько этажей выше и заходит в одну из пустых квартир, закрывая входную дверь на замок. На диване лежат листы с нарисованными персонажами из мультфильма, на плите в кастрюле уже испортившийся суп. Тао, сверкнув гламурно очками, приближается к окну и достаёт зажигалку, подносит горящий маленький огонёк к тюлю и наблюдает за тем, как ткань медленно возгорается всё больше и больше. Пламя медленно охватывает шторы, ползёт по деревянной балке, перетекает на плинтус и книжные полки у лестницы. Цветы на подоконнике увядают, стёкла накаляются и грозятся вот-вот лопнуть от напряжения.

Тао улыбается и подходит к кофейному столику, берёт в руки один из милых рисунков. На листке изображены маленькая девочка и парень, держащиеся за руки и улыбающиеся. Тао прекрасно понимает, кто это, и с ещё более кровожадной улыбкой заставляет бумагу гореть. Роняет пламя на стол, скатерть медленно перенимает огонь на себя, стол скрипит и доски трещат. Последний след парень оставляет на кухне, когда поджигает книги с рецептами и оставляет их гореть на обеденном столе и стульях. Он выбирается через ещё нетронутое огнём окно и спускается вниз по лестнице, быстро скрываясь в переулке, оставаясь незамеченным.

Вы.

Всё готово, Босс.

Босс.

Молодец. Отправляйся на точку.

Вы.

Так точно.

Он выбрасывает телефон на дорогу, под тяжёлые колёса автомобилей, и от него остаются только битые осколки. Тао уверенно приближается к своему красавцу, брошенному у какого-то второсортного бара, и едет по навигатору по просьбе Сокджина в одно забитое местечко.

Двери палаты со скрипом открываются, амбал-охранник входит внутрь, взывая пациента встать. Джихёк неловко поднимается с койки и разводит руками в стороны, бросая немного рассеянный взгляд на часы.

— До следующего приёма клиентов у меня ещё есть сорок могут, а процедуры только через час. Что-то случилось?

— За вами пришли. Прошу вас собрать вещи и последовать за мной.

Мужчину это заявление ударяет как хлыстом. То есть его выпускают из этого богом забытого места? Туда, на свободу? Он прыскает со смеху и присаживается за рабочий стол, любовно оглаживает его блестящую поверхность и улыбается.

— Я не хочу уходить. Здесь меня кормят, я хожу на йогу и работаю по профессии, пускай и бесплатно, — перечисляет мужчина. — Зачем мне уходить? Что мне делать на свободе?

— Извините, господин Чон, но это не обсуждается.

Джихёк недовольно фыркает и провожает взглядом широкую спину парня, сгребая в кучу свои справочники и книги, сбрасывая их в потрёпанную сумку. Ему приносят через несколько минут сменную одежду, ту самую, в которой его приволокли сюда в самый первый его день заключения. Психиатрическая больница выдала ему свою форму, безумно мягкую и удобную, словно они были младенцами с чувствительной раздражительной кожей. За долгие годы пребывания в стенах больницы он уже не сможет жить так же свободно, как жил раньше, не сможет носить любую одежду и ещё множество пунктов, которые всё больше отталкивают от свободы. Через пятнадцать минут охранник снова приходит и требует освободить помещение, выводит его из камеры и ведёт вдоль длинных коридоров. Джихёк успевает здесь изучить всё вдоль и поперёк, но почему-то даже при таком раскладе его ведут к выходу, будто он здесь впервые.