— Мы слишком разоделись для такого места.
Все решают не томить, мама отчаливает за напитками, а они втроём подходят к свободному бильярдному столу. Играть начинают Миён и Гук, а Тэхён стоит рядом и смотрит, не совсем зная правил игры, но интересно очень. Чонгук хочет продемонстрировать свои умения, но ударяет по шару с кривого угла, и тот ничего не задевает, откатившись к дальнему бортику. Миён усмехается.
— В следующий раз поиграем в сквош, — неловко улыбается брюнет, взяв кий в две руки. — Я хорошо играю в сквош.
— Конечно, — Миён наклоняется и забивает сразу два шара в лунки под восторженный возглас Тэхёна. Соын приносит алкогольные напитки, красноволосому самый лёгкий, чтобы его не снесло от одного глотка. — Хорошо, что я здесь. Предупреди вы, куда мы пойдём, я бы сказала, что хороша в бильярде.
— Разве ты не должен был это знать? — Тэхён смотрит на Гука, который несдержанно улыбается и отводит взгляд. — Будучи профайлером? Можешь сделать это с одним из нас?
— Это наука о поведении, милый, а не приколы для вечеринки, — отвечает ему Соын, трепля по немного жёстким волосам. Миён обходит бильярдный стол и становится перед Чонгуком, который очень пересиливает себя, чтобы не сделать от неё шаг назад. Бросает нервный взгляд на расслабленного Тэхёна.
— Проанализируй меня.
— Тебе не нужно, чтобы я изучал тебя, — он пересекается взглядами с мамой, которая загадочно улыбается и тоже, кажется, ждёт анализа.
— Думаю, я справлюсь.
— Что ж… Ладно, — сдаётся парень и скользит взглядом по девушке. — Ты не из мира моей матери, но искусно смешиваешься с толпой. Ты комфортно чувствуешь себя и в низких социальных слоях.
— Социальных слоях… — смеётся она. — Кто такое сказал?
— Это клинический анализ, — профайлер смеётся в ответ и продолжает изучение. — Мы же признаём классовую систему нашей страны, не так ли? Ты из среднего класса. Слышу пусанский акцент. Ты очень умная. Элегантная. Общительная. Ты приехала в Сеул не из-за этого, а из-за работы, чтобы положить конец торговле людьми. В этом причина. И какое-то событие… Что-то глубоко личное привело тебя сюда, — парень бросает взгляд вниз, на её открытую белоснежную кисть. — Выцветшая татуировка половинки сердца на запястье. Ей уже лет пятнадцать. Значит, ты сделала её, когда была подростком. В юности. И с тобой был взрослый. Значит, она очень значимая. Но это не разбитое сердце. Парная татуировка. У кого вторая половина?.. У женщины. Мама… сестра… — внимательно всматриваясь в чужие глаза, он видит лишь отражение его слов, сопротивление. Не видит слёз, не слышит голос Тэхёна, который просит закончить анализ. Он погружён в работу. — Точно… их нет. Что бы с ними ни случилось, это сподвигло тебя помогать другим женщинам. Но неважно, сколько людей ты спасла, ты не можешь спасти того, у кого вторая половина сердца.
Миён не выдерживает, разворачивается и выходит. Хватает плащ с вешалки, бросает на свои плечи и покидает шумное ночное заведение. Только когда их зрительный контакт прерывается, Чонгук понимает, что он делает и что стоит придержать язык за зубами.
— Да, это определённо не приколы для вечеринки, — говорит Тэхён, подойдя к Чонгуку со спины и положив ему ладонь на затылок. Соын направляется за своей подругой, оставив парней одних, и старший пользуется этим. — Ты слишком сильно погружаешься в работу.
— Я профайлер. Психолог. Читаю людей как книги, хён, а книги нужно читать внимательно.
◎ ◍ ◎
— Я не хотел, чтобы она чувствовала себя… вскрытой, — сняв пальто, Чонгук вешает его на крючок и осматривает гостиную своей квартиры. Джухён нет, она сегодня снова у Мённы с Намджуном, так что они ночуют дома одни.
— Да, это было глупо, — усмехается Тэхён, стягивая с уставших плеч светлый пиджак и укладывая его на спинку дивана. — Она просто пыталась быть сексуальной и смелой. Как думаешь?
— Она такая и есть, — Гук ловит на себе проницательный, недовольный взгляд старшего, который наклоняет голову и смотрит исподлобья, и его красные волосы горят в темноте гостиной. — На самом деле… я просто иногда не могу выключить это. Я никогда не смогу стать нормальным, — вздыхает, лениво-медленно подходя к сожителю и становясь перед ним. Он видит, что его внимательно слушают. — Я пытался, но… И я, вероятно, конченый, раз считал, что какая-нибудь женщина… или мужчина захочет быть со мной.
The Boxer Rebellion — Fear
— Иногда ты пугаешь меня, Чонгук, — выдыхает он, кусая нижнюю губу и смотря в чёрные глаза, зрачки которых дрожат и плавно расширяются.
— Ты… тоже меня пугаешь, — шепчет он и, скинув с себя все сожаления, прижимается ближе и вновь целует. Не так, как в первый раз, более настойчиво, пылко, более чувственно, правильно, разобравшись в себе ровно настолько, чтобы понимать — так должно быть. Его пиджак падает рядом на диван, а они, неловко задевая многочисленную мебель первого этажа, стремительно, не отлипая друг от друга, поднимаются наверх, в спальню, в которую Чонгук никогда никого не впускает. Разве что только иногда. Тэхён, не дойдя ещё до прохладной кровати, расправляется бегло со своей рубашкой и падает вниз, терпеливо дожидаясь своего теперь уже любовника, от контраста с постелью тело пробивает тысячью мурашек. У Гука терпения меньше, зато пофигизма — вполне, так что некоторые пуговицы с треском и рокотом отлетают на деревянный пол. Наверное, терапевт действительно права, и в жизни Чонгука правда не хватает секса.
Рык редко проезжающих машин баюкает спящий Сеул. Чонгук сонно продирает глаза, чувствуя, как на его прохладном плече располагается тёплая, с яркой копной волос голова, а тощие руки с длинными пальцами обвивают его костлявое тело. Ночь в самом разгаре, вставать безумно не хочется, а ещё тело ломит после не очень долгого «марафона», потому что к подобного рода нагрузкам он не сказать, что привык. Но горло сушит. Так что он встаёт и в одних трусах тихо спускается на первый этаж, чтобы добраться до кухни и налить себе из фильтра холодной воды. Ему бесконечно спокойно, потому что в груди, мыслях, да и в нём полностью селится мужчина с душой мальчишки, который вселяет надежду и уверенность в светлое будущее. И даже такая тёмная, грубая зимняя ночь кажется белой летней.
Чонгук набирает себе воды в стакан и ловит краем глаза пятно сбоку. Осторожно поворачивает голову, не спеша, изначально прикинув, что это может быть проснувшийся следом за ним Тэхён, но нет. Женская фигура, полностью сокрытая шалью ночи, стоит посреди гостиной почти бездвижно. Чонгук чувствует, что сердце начинает набирать скорость, и спидометр на его грудной клетке быстро гонит стрелку. Руки дрожат, и он отходит от барной стойки, на котором оставляет фильтр и стакан, полный воды.
— Что ты хочешь? — шепчет он почти жалобно, заломив брови, выражая всем собой искреннее сочувствие и сожаление. Девушка делает один короткий шаг к нему, затем ещё один чуть шире, и ещё.
— Найди меня, — звучит, как из бочки, из воды, бесконечным глухим эхом.
— Я пытаюсь…
— Каким образом? Ты даже не помнишь, кто я такая, — она касается ладонью его лица, влажной, мокрой ладонью, оставляя на нём противный след, пока парень не моргает. Девушка исчезает, и он может сделать вдох. Разминает руки, кисти, осматривает комнату. Лучше бы он этого не делал. Она появляется снова, но на этот раз с разбегу налетает на него, хватается за шею, крепко стискивает, и у него белые пятна смешиваются с чёрными перед глазами. — Здравствуй, Чонгук.
Он дотягивается до держателя ножей, хватает один наугад и начинает размахивать перед собой, пытаясь как-нибудь задеть это чудовище, потому что воздуха уже не хватает катастрофически.
— Что ты делаешь?! Боже мой, Гугу, проснись! — знакомый низкий голос повышается от страха, Чонгук словно выходит из транса и видит, как лезвие сверкает в ночи, а Тэхён падает на пол и отсаживается подальше, к задней стороне спинки дивана, поджав под себя ноги и смотря ошарашенно. Разумеется, ведь его сейчас чуть не убивают. Он часто дышит, прижимает раскрытую ладонь к груди и выглядит как жертва, загнанная в угол безумным психом. Так и есть?
