В удобном просторном деннике, который внутри был явно больше, чем снаружи, на песке лежал длинный серебристо-голубой дракон с двумя заострёнными рогами, проникновенными жёлтыми глазами и шелковистой гривой, тянущейся вдоль позвоночника. Усы его были мокрыми от воды, когти срезаны и сточены для удобства. Он посмотрел на гостей и чихнул, закрыв глаза, а после растянулся по песку, зарычал и хлопнул хвостом, приветствуя хозяина.
⟡ ⟡ ⟡
Когда Кай очнулся, смог разлепить глаза и, что немаловажно, определить время и номер дня, тарелки были уже пусты. Он проснулся от чувства тошноты, которое подкатывало волнами к горлу и застревало у выхода, и ему приходилось сворачиваться на постели, вытягивая простынь из-под матраса, и прижимать ладонь ко рту. В комнате было жарко, на лбу выступила испарина, и от духоты становилось ещё хуже, казалось, что он вот-вот вырвет все свои внутренности поочерёдно. Пришлось превозмочь себя и встать, желательно быстро, он едва ухватился кистью за раму на окне, вцепился в неё, словно в спасательную ветвь над обрывом, кое-как потянул её в бок, преодолевая множество препятствий в виде головокружения и спазмов в желудке.
Окно открылось нараспашку.
На улице ночью был дождь. Подоконник с внешней стороны залило, мелкие лужицы отражали в себе всё ещё пасмурное, но уже готовое посветлеть небо. Птиц слышно не было, только шелест тёмного бора доносился до него. Морозный воздух облепил его, окатил будто бы из ведра, и вдохнуть стало легче. Кай, чуть увереннее держась на ногах, постарался сконцентрироваться на дыхании и чувстве свежести, которое мало-помалу вытесняло болезнь. Кожа остыла, и он, будто побеждённая саламандра, покрывшаяся коркой льда, выдохнул с облегчением.
На столе лежали пустые тарелки. Но не из-под его типичного ужина. Вместе с холодом пришёл и страх, и Хюнин снова коснулся своего рта, вжал ладонь в него, проматывая в голове кадры, когда он, не держащий себя от голода и стимулирующих зелий, поедал нечто, больше похожее на пищу, чем чечевичный суп с рисом. Он не помнил ни вкуса, ни текстуры, ничего, словно бы еда сама перекочевала в его желудок, как при магическом вмешательстве. Он сел на кровать так, словно ноги подломились и больше не держали его.
И что теперь делать?
Он был в ступоре, словно бы все варианты решений проблемы оказались неверными. Или будто что-то, во что верил всю жизнь, оказалось не больше, чем ложью. Кай не чувствовал ничего слишком странного и необычного, есть не считать головокружение, появившееся ещё вчерашним днём. В общем и целом, он был таким же. Пощупал свой живот, задрал футболку до подбородка, стал пальцами мять своё тело, всё ещё не понимая, в чём загвоздка. У него было стойкое чувство, будто его крупно обманули. Отец утверждал, что всё это есть нельзя, ведь он тут же подхватит вирусную инфекцию и заразится от «грязного» животного. И где? Может, по нему уже расползались вредоносные бактерии?
После мыслей об этом Кай почувствовал наяву, как под кожей на руках что-то ползло и чесалось, и он панически вцепился пальцами в кожу, растирая её и царапая. Потом вдруг оказалось, что никто и не полз, или же это он до такой степени всё затёр, что руки заболели и осязание притупилось. Кай устало лёг на стену и вздохнул. Начало морозить и колотить от холода, в особенности когда он был расслаблен. Стало полегче: не так тошнило, желудок смирился, голова утихла, хоть и не до конца. Подтянувшись к изголовью кровати, он зацепился за оконную раму и потянул на себя, вытесняя последние потоки воздуха. Выдохнул так, словно тягал только что килограммы.
Он лёг в кровать и подтянул колени к груди, спутавшиеся немытые волосы противно слетели на лоб, но как бы он их ни убирал, кудрявая копна падала обратно и щекотала. Поэтому он сдался. Это было последняя капля яда — он неожиданно для себя всхлипнул, зажал рот рукой и зажмурился, боясь, что его сейчас пробьёт молния или кто-то применит непростительное заклятие. В общем, произойдёт неотвратимое и сотрёт его с лица земли, если он хотя бы одну слезу проронит. Когда маленькая капля с ресниц упала на подушку и впиталась в неё, он подумал, что, может быть, можно снизить планку до «если его увидят или услышат».
О руку потёрлось что-то мягкое, отчего он вздрогнул, дёрнулся и распахнул глаза. Маленькое существо с огромными глазами, похожими на космос, смотрело на него до боли умилительно, моргая поочерёдно. Розовая шёрстка была взъерошенной, где-то влажная прядка торчала, словно живопись. Кай вытер слёзы, от которых трудно было воздержаться, и коснулся трясущимся пальцем до пушистика. Тот зажмурился, подпрыгнул, зависнув воздухе и дёрнув лапками, после чего приземлился обратно на постель и то ли ухнул, то ли мурлыкнул. Звуки он всегда издавал странные — урчание было тихое и глубокое, иногда его «разговоры» были похожи на щебет птиц. Кая трясло, как при горячке, а руки просто дрожали то ли от напряжения, то ли от стресса. Когда он их расслаблял и оставлял на ровной поверхности кровати, они спокойно лежали, но стоило ему поднять кисть и зависнуть в воздухе, как она начинала либо мелко, либо крупно ритмично подрагивать.
Он устал. По-настоящему устал. Спать не хотелось, но безумно хотелось просто лежать, чтобы было удобно и спина не болела, лежать и ни о чём не думать, отдыхать, как он пытался делать сейчас — лежал и смотрел в противоположную стену. Иногда в его голове всплывали какие-то мысли, но они почти сразу же испарялись.
Кай не знал, сколько времени прошло с момента его пробуждения, но спустя достаточное количество послышался дверной стук. Не успел он моргнуть, как рядом что-то зашуршало, затарахтело, и Кай поднял голову, всматриваясь в угол комнаты за изножьем кровати. Оттуда поднялся сечжи, который, видимо, всю ночь находился с мальчиком в комнате и отдыхал, приняв форму статуи. В таком обличье он мог сохранять энергию и восстанавливаться для нового дня, окаменелость придавала ему сил, как волшебнику сон. Парень теперь не думал о том, кто стучал, все его мысли занимал хранитель академии, выделенный, видимо, сейчас лишь ему. Это было странно — он не слышал, чтобы когда-либо лев торчал в чьих-то спальнях, но быстро нашёл ответ: он и не интересовался. Он же не знал людей, а они не знали его. Вот и вся загадка.
Кай отвёл взгляд обиженно, нахмурился. Ему не нужна нянька, которая будет следить за ним. Чего все добивались? Он знал, что ничего не мог сделать с волшебным львом, потому что он мог и руку ему откусить. Но юноша чувствовал себя преданным всем миром. От стен его комнаты исходил холод, словно источающийся из недр академии, покинутой детьми. Он не был осведомлён в последних вестях, а его телефон был разряжен и не принимал звонки. Телеграммы и громовещатели, если их и присылали, до него не дошли. Ему, апатичному и не находящему в сегодняшнем дне утешения, захотелось принять душ, потому что ноги неприятно чесались, а кофта стала душной, пропиталась нервным потом.
Он поднялся кое-как, взял полотенце из платяного шкафа, сменную одежду и бельё, взял шампунь и гель с исключительно природными очищающими минералами, растениями и прочим полезным составом. Его никогда не интересовал вопрос, чем же он мыл голову. Сил было слишком мало для того, чтобы маскировать себя, поэтому он решил просто проскользнуть в душевную, оставаясь незамеченным. Вчерашняя истерика отняла у него всю энергию. Когда Кай подошёл к двери, сечжи поднялся на лапы и пригрозил рогом, устрашающе тряхнув головой. Грива заструилась. Кай помотал головой и почувствовал, как желудок будто бы промялся в попытке найти пищу, внутри похолодало.
— Я вернусь… Душ…
Хранитель то ли фыркнул, то ли чихнул, и юноша принял это за согласие. Он никогда прежде не разговаривал с подобного рода существами и не имел представления, как выглядят их «да» и «нет». Рука зачесалась, по ней, перебирая лапками, пробежался пушистик и забрался в складки толстовки, что свисала с его согнутой руки. Кай никак не отреагировал.
Открыл дверь, выглянул, прислушиваясь и присматриваясь. Абсолютная тишина. Вышел в коридор и добрался до лестницы в гостиную, где тоже было очень тихо, даже показалось, что там никто и не сидел, но он вдруг заметил за столом перед картиной с мантикорой парня, а потом увидел, как от пола прошёлся импульс, похожий на северное сияние, когда он сошёл со ступени.
