Плавали мы практически летом весь день в пруду. Все умели плавать. Воспитатели, как мне сейчас кажется, не глядели за нами, но это неверно, так как никаких несчастных случаев не было. Резиновых кругов не было. Нам шили сатиновые трусы на веревках снизу и сверху, мы их надували и плавали, как на кругах.
Пруды соединялись между собой большими проёмами в дамбах, вода переливалась без конца из одного пруда в другой, мы боялись рядом плавать, чтобы не затянуло.
Деревьев было около прудов много, огромные ветки опускались до самой воды, и мы днями с них прыгали, как сейчас назвали бы, с тарзанок.
В прудах водилось много раков, их некому было ловить, так как на территорию запрещено было приходить чужим людям. Раков ловили руками в корнях деревьев, которые росли у самой воды. Но самое интересное было смотреть, как рак хватался за комочек хлеба, завёрнутый в тряпочку и подвешенный на нитку. И вот когда рак подплывёт и хорошо схватится своими клешнями за этот комок, можно спокойно опускать руку в воду и брать его за спину – это безопасный способ лова.
Собирали нас на обед горном – была такая музыка, мы её пели «Бери ложку, бери хлеб и иди на обед». После ужина была минута построения, опускали с шеста флаг, а утром поднимали его. Всё проходило в торжественной обстановке.
Обслуживали мы себя сами – убирали спальни, дежурили в столовой, убирали территорию около дома. Подальше от основных корпусов за прудами были луга, лес, поля и лесопосадки вокруг. Нам только это и запрещали – ходить дальше нашей территории, особенно когда приезжали люди на покос травы и на работу в поле. Мы и не ходили туда никогда и даже боялись этих территорий. Вечером, когда становилось тихо, из леса слышались голоса и музыка, это ещё больше усиливало страх. Уже взрослой я предполагала, что это от радио в естественной чаше образовывалось эхо.
Самое интересное, что, когда я с сестрой приехала в последний раз посмотреть на наше маленькое детство, мы пошли по всем прудам, дамбам и, когда подошли к запретной территории, одновременно повернули назад. Вот так сработал инстинкт, выработанный нашими умными воспитателями.
Слухи о том, почему пруды назвали Серебряными, доходили до нас от воспитателей. Говорили, что граф Воронцов платил серебром рабочим, которые копали пруды. А ещё рассказывали, что граф давно уехал за границу, но спрятал клад в тереме между балками, и мы часто его искали под крышами. Клад мы не нашли, зато много интересного обнаружили – старые журналы, одежду, посуду и разное тряпьё, которое не представляло никакой ценности, как нам казалось тогда, а жаль. Видимо, самый большой его клад – это оазис, который он построил среди степей. Каких только деревьев и кустарников не было здесь.
Непролазные терновые заросли, акации, шиповниковые, барбарисовые и масленка (не знаю название), листья и ягоды как жемчужные были, и смородина. Боярышник, груши и яблоки росли особняком среди цветов, а дубы такие большие, что мы все в их тени умещались, а за прудами в самой низине – осины. Но самый любимый кустарник – это бузина разная. Я до сих пор готова обнять эти красивые кусты. Какая же она нарядная, мы только перед ней и фотографировались. Летом мы каждый день наряжались – плели венки из цветов, нанизывали бусы из желудей. Так как вокруг были степи, то здесь на прохладной и влажной земле скапливалось много змей и ужей. Весной ужи вылезали на дамбы погреться и ложились поперёк, получалась как бы лестница с жёлтыми фонариками. Мы очень боялись их, а ребята брали в руки, сажали за пазуху и пугали девочек.
В детском доме нас обучили вязать и шить на швейной машинке простейшие вещи. Сестра моя Тамара отлично шьёт и вяжет до сих пор салфетки, кружева, воротники. Я вышивала гладью, нитками-мулине, которых было мало. Мечта была иметь их много и разных.
Была у нас воспитательница очень красивая, а муж её, тоже красивый мужчина, преподавал в школе. Но эти два человека, ухоженные всегда, одеты нарядно, умные, влияли на нас своим поведением, и мы старались быть похожими на них. Мы её всегда ждали как награду, чтобы идти на дамбу или в дикие сады, где она читала или просто рассказывала нам про Овода, графа Монтекристо, Козетту, лётчика Водопьянова и др. От неё пахло необыкновенными духами. Сейчас я бы спросила их, что их занесло в такую глухомань.
Я не помню ни одного вечера, чтобы нам не читали на ночь. Читала нам другая воспитательница в основном про войну, нам это тоже нравилось. Сказок я почему-то не припоминаю. Воспитатели и учителя жили в основном в Серебряных прудах в домиках, которые построил уже не граф. Нас они к себе не приближали, с их детьми мы играли и всё. Это было тоже правильно, как я сейчас думаю.
Кинофильмы привозили часто, и мы собирались в столовой, там большой зал, и смотрели все подряд. Просмотренные фильмы я записывала в тетрадь, все так делали.
Мы, дети, под руководством воспитателей и учителей посадили аллею роз от терема (усадьбы) до колодца, который был далеко внизу, там было темно и полно лягушек. Когда розы цвели, мы их пересчитывали и укрывали травой, чтобы никто не рвал их из приезжих взрослых. Средний пруд из трёх был предназначен для купания, в других прудах мы не купались, они были мрачные, и в них водились бычки, которые вечером издавали звуки.
Зимой ставили длинные жерди в лёд, и мы катались по кругу на коньках, привязанных к валенкам. Санок у нас не было, мы катались на банных чашках, они были круглые и хорошо скатывались с дамбы прямо на лёд и катились почти до середины пруда.
Сторожем у нас был пожилой человек по фамилии Соломенцев. Жил он рядом с усадьбой. Соломенцев заведовал всей землей в «Серебряных прудах» и хозяйственными работами. Он не был директором детского дома, но он был – самым главным. У него было ружьё, но мы не видели, чтобы он стрелял, но зимой он уходил за дамбы, как он говорил, «по зайцы». Мы знали, что он самый главный, и доносили ему, если появится чужой на территории или ребята уходили далеко и жгли костры.
Один раз зимой мы проснулись от лая собак, посмотрели в окно, а там шли два человека с ружьями, но не к нашему корпусу, а к прудам. Мы всю ночь не спали, смотрели во все окна по кругу, где они, думали, что воры. Утром нам сказали, что это охотники из соседнего села приходили пострелять зайцев. Мы весь день вместе с мальчишками ходили по следам охотников, как следопыты. Где они останавливались, садились в копны, мы проделали весь их путь, набрали полные валенки снега и еле успели к обеду. Страх после этого исчез.
Директор из города привёз нам маленького поросёнка, и его временно поселили под веранду заднего двора дома. Мы стали все его кормить со столовой. И вот помню, уже было холодно, хотели его перевести в свинарник, но он вырос и в маленькую дверь не проходил. Это было зрелище, которое запомнилось, наверное, всем воспитанникам. Его вызволяли всем домом, пилили, выбивали кирпич, когда расширили проход до его огромных размеров, то он забился далеко в угол под веранду, и мы его ещё несколько дней выманивали оттуда.
Как и все дети, мы баловались – забирались в сад, где росли сортовые груши и яблони – их прививали и размножали. Вот этот участок охраняла баба Дора, но мы вместе с мальчишками рвали эти яблоки, набивали запазухи ими и безопасно плавали в пруду, а баба Дора бегала по берегу и грозила нам. Нам было нипочём, яблоки не тонули, мы могли держаться, сколько надо, пока она уставала и уходила. Нас никто не наказывал, но объясняли, что это сортовые, очень хорошие яблоки, которых скоро будет много. Фрукты и овощи в нашей столовой были всегда.
Помню, нам давали какао, конфеты, конфитюр, шоколад и говорили, что это из какой-то страны помощь детям, как бы сейчас сказали – гуманитарная помощь, но это было только несколько раз.
В памяти у меня остался неприятный случай, касающийся лично меня. Одна девочка – дочь учительницы подарила мне белый фартук – для меня он, если перевести на сегодня, был равноценен дорогой шубе. Я ждала праздник, чтобы надеть этот фартук. И вот наступил праздник. Мы нарядили свои спальни самодельными игрушками, выучили стихи, танцы. И то, что случилось, помню столько лет, я уже хотела надеть фартук и увидела его изорванным в полоски. Горе было огромное.
