Что, если ее матери, уважаемой в обществе даме, все-таки удастся найти кого-нибудь для Эмили? Что тогда? Неужели она превратиться в копию светских дам, которая будет носить все темное, наигранно улыбаться, рожать детей и молится два раза в день? Перестанет тайком читать детские сказки, грызть карамель, спорить до потери пульса о всяких пустяках и ругаться на высоту каблуков? Рэй не мог представить себе такую возможность, поэтому просто отмахнулся от такой мысли как от надоедливой мухи.

Не успел парень оглянуться, как пролетел час: Рэй как заведенный здоровался с кем-то, пожимал кому-то руки, с кем – хоть убей, не помнил.

«Проснулся» он только когда увидел у себя перед глазами увесистый медальон размером с пол ладони, на котором выгравирован стервятник и который висел на шее весьма плечистого мужчины пятидесяти лет.

– Очень рад знакомству, – мужчина пожал руку юноше, и у Рэя перехватило дыхание: перед ним стоял сам Фалькус Волтур, один из пяти членов Совета.

– Я тоже… – боясь встретится с ним взглядом, Рэй исподтишка посмотрел на стоящего рядом отца и заметил, что около господина Волтура стоял, сложив руки за спиной, до изнеможения худой молодой человек.

Он, как и многие здесь присутствующие, был одет в черный фрак, на его груди красовался искусно вылитый из золота стервятник, а его аккуратно зафиксированная гелем прическа наполовину состоял из белых и серебристых прядей. На вид ему лет двадцать, но Рэй знает, что седые волосы могут старить своего владельца.

– Это мой племянник, Генри, – господин Волтур представил парня, пока молодые люди обменивались рукопожатиями.

Смешно вытаращив глаза и понизив голос, отец спросил:

– Неужели сын того самого Волтура?

Фалькус кивнул.

– Заслугами отца он не хвалится – у самого-то наград за войну не меньше. Генри учится в военном училище – идет по стопам отца. Помнится, во время войны в Бринале, он…

Рэй заметил, что с каждым словом лицо Генри из заинтересованного превращалось в ненавистно-равнодушный. Он и сам не понимал, как можно вот так в открытую обсуждать человека в его же присутствии. Все это выглядело так, будто господин Волтур специально злил своего племянника, играя в какую-то запутанную и бессмысленную игру, а отец просто подобострастно поддакивал в такт такому важному человеку.

– Неплохое местечко, – наигранно-фамильярно сказал отец, делая глоток из бокала.

– О, согласен с вами, – Волтур кивнул, и тут же перевел тему разговора. – А вашему сыну, насколько я знаю, уже шестнадцать?

– Да, и…

– И как давно он переступил порог совершеннолетия?

– Месяц назад, – опережая отца, сказал Рэй со свойственной ему угрюмостью.

– И вы этому не рады, молодой человек? Разве вы не хотели вступить во взрослую жизнь с раннего детства, как все остальные?

«Никогда не мечтал о том, чтобы стать таким, как вы».

Что-то в этой беседе сильно напрягало Рэя. То ли тот снисходительно-саркастичный тон, с которым Волтур чеканил слова, то ли жалкое кряканье отца, который обливался потом в своем тесном фраке, пытаясь заправить третий подбородок под воротник, то ли присутствие в крови непривычного для тела алкоголя.

Племянник Волтура все это время молчал, ища кого-то в толпе взглядом. Ну и черт с ним, подумал Рэй, пусть ищет, кого хочет, главное, чтобы этот неудобный разговор сам сошел на нет.

Старшие еще какое-то время обсуждают погоду, северо-восточную башню здания Совета, виды мрамора, которые использовались для отделки главного зала при строительстве. В общем, беседа эта была на первый взгляд нейтральная, смущали только постоянные вопросы о Рэе, которые возникали то тут, то там абсолютно не к месту, но все делали вид, что не замечают этого. Ну как смущали – отца смущали, а Рэя выводили из себя. На очередной нагло вставленный не в тему вопрос о состоянии здоровья Рэя, парень уже кипит от злости, словно чайник. Пара разве что не хватает.

Положение спас какой-то юноша с длинными сальными волосами и россыпью прыщей всех оттенков по периметру лба. На юноше была синяя жилетка с серебряным узором на воротнике – форма тех, кто возится с бумагами Совета. Он вежливо обратился к старшим тоненьким ломающимся голоском:

– Господин Волтур, господин фон Элбатт. Сейчас начнется объявление результатов.

– Спасибо, Карина, – поблагодарил Фалькус. – Господин фон Элбатт, нам пора. Было очень приятно познакомится с вашим сыном.

– Мне тоже, – быстро сказал Рэй. Слишком быстро, чтобы это звучало как правда.

Вокруг пяти главных членов Ассамблеи неохотно собиралась толпа людей, которая, если абстрагироваться, напоминала одну большую черно-золотую массу. Или рой пчел.

Слово взял Александр Врановский, весьма скользкий тип с мерзкой привычкой хищно смотреть всем в глаза. Его же глаза, напоминающие две пугающе-бездонные дыры, желтизна зубов, сухая кожа, обтягивающая костлявое тело, высокий рост и привычка стоять, слегка сгорбившись, заведя руки за спину – все это отталкивало и притягивало одновременно.

Но это пустяки.

Его безграничные возможности в этой стране, его власть, его репутация, заработанная годами, легенды, которые ходили вокруг него – вот что производило по-настоящему сильное впечатление.

Брат Александра – Филипп – не выглядел так угрожающе, не горбил спину, не имел таких же черных дыр-глаз, не останавливал сердце одним взглядом, но лично Рэй опасался Филиппа гораздо больше, чем кого бы то ни было в Ассамблее. В народе Филипп давно еще получил прозвище Палач.

И не просто так.

Являясь противоположность своему вечно сдержанному и чопорному брату, Филипп вмиг поднимал скандал в ответ на любое мнение оппозиции, мог посадить официанта на пару лет за съехавший галстук или нечеткую речь, не щадил провинившихся и не прощал мелких ошибок, таким образом держа в страхе полстраны.

Может, поэтому народ обожал Александра? Может, все это – просто спектакль, сыгранный на контрасте?

Семейка Врановских, по субъективному мнению Рэя, вообще не отличалась адекватностью. Каждый Врановский как минимум владел прибыльным бизнесом, ради процветания которого он шел по любым головам. Как максимум люди с такими связями могли сесть в кресло члена совета и больше из него не вставать, что успешно претворяли в жизнь Александр и Филипп. Помимо прочего, семейство имело не одно разветвление, разрастаясь с каждым новым поколением и пуская корни в каждый аспект жизни маленького государства.

Рэй содрогнулся от мысли о том, что его отец, войдя в состав Совета, постепенно станет похожим на них.

– Еще раз приветствую вас, дорогие друзья, – Александр, весьма бледный на фоне своего черного одеяния, произнес эти слова скорее как угрозу, а не как искреннее приветствие. Хотя, если задуматься, то ждать чего-то искреннего от политиков – занятие неблагодарное. – Сегодня мы пригласили под этот купол наши семьи, а также семьи кандидатов на место нашей драгоценной госпожи Роберты Свон – это господин Аарон Грей-Врановский, господин Джеймс Свон, господин Арчибальд фон Элбатт и госпожа Дамиана Врановская. В течении вчерашнего дня мы подсчитывали результаты голосования, но не будем объявлять их, не выслушав речь нашей дорогой Роберты – сегодня она покидает пост.

В толпе людей Рэй чувствовал себя очень неуютно, потные тела касались его плеч и запястий, кто-то явно пьяный дышал Рэю в затылок.

– Эй, – белые цепкие пальцы схватили Рэя за локоть. Парень обернулся и подавил раздражение.

– Чего тебе, Юста? – разговаривать с ней второй раз за день – это уже перебор.

– Почему ты вечно такой недовольный? – Юста надула красные губки, вставая рядом и следя за шагающей в центр зала старухой с густо наложенным макияжем поверх морщинистой кожи. – Как думаешь, кто из них получит место в Совете? – она осекается, но продолжает настойчиво шептать чуть ли не прямо в ухо Рэю. – Извини, я забыла, что твой отец баллотируется.

«Угу, забыла».

– Мой отец все равно не получит место. По многим причинам, – как можно тише и равнодушнее прошептал Рэй. Все-таки в этом роскошном зале есть пара-тройка журналистов, которые гонятся за такими вот высказываниями. Парень не хотел предоставлять им возможность озаглавить своими словами скандальную статью, поэтому говорил это как можно без звучнее.