Вскрытие было назначено на три часа, в ускоренном порядке. Не ради того, чтобы получить свежие данные о личности преступника, – просто влиятельное семейство Сариты Мохан хотело кремировать тело на следующий день, как того требовал обычай.

– Сюда. – Чандра повела его по холодному коридору, пропахшему формалином.

У двери дожидался офицер полиции.

– Там уже начали, – сообщил он, раздувая ноздри, как рыба – жабры.

– Вы не войдете? – спросила его Чандра, когда он открыл перед ними дверь.

– О, нет-нет, – проговорил офицер, бледнея на глазах, и отвел взгляд.

Патель позавидовал его смелости выказать слабость. Кофе – уже вторая чашка за последние двадцать минут – подступил к горлу, болезненно требуя высвобождения. Сержант вошел вслед за Чандрой, увидел стол, отгороженный ширмой. Сквозь ламели можно было различить патологоанатома в маске и шапочке, склонившегося со скальпелем и пинцетом. Медсестра в синем сари, тоже в маске, держала поднос. Запах стоял непереносимый – вонь химикалий в сочетании с духом разложения.

Стон вырвался сквозь стиснутые зубы.

Доктор вскинула голову. Перепачканным в крови пальцем оттянула вниз маску.

– Вы опоздали. Мы уже начали.

Чандра зашла за ширму. Пателю ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Сарита Мохан лежала на высоком столе. От плеча до плеча и от груди до пупка тянулись разрезы, так что внутренние органы оказались на виду. На глазах у Пателя патолог измерила отверстие в черепе. Затем, подобрав скальпель и пинцет, поддела край кожи, срезала небольшой лоскут и положила его на чистый поднос, подставленный медсестрой.

Патель почувствовал, как глаза его застилает туман. Оставалось надеяться, что коренастая сестра сумеет удержать его, если он начнет заваливаться на труп Сариты Мохан.

– Доктор Пракаш, – спросила Чандра, – есть что-либо примечательное?

– Никаких отличий от предыдущих случаев. – Доктор Пракаш провела затянутым в латекс пальцем по обнаженной плоти вокруг отверстия во лбу. – Пуля, или что-то наподобие пули, ударила в лоб с силой, достаточной, чтобы пробить черепную пластину. Проникла в мозг, повредила жизненно важные нервы и мозговые ткани, что вызвало обильное кровоизлияние, внутреннее кровотечение и почти мгновенную смерть.

– И по-прежнему нет следов пули?

– Поразительно. Нет выходного отверстия и вообще никаких признаков пули. В голове не укладывается. Прямо любопытно, – она взглянула на Пателя, – что бы это могло быть?

– О, он не из баллистиков, доктор Пракаш. Он прибыл к нам на помощь из самого Скотленд-Ярда.

Патолог приподняла брови.

– А, – произнесла она, – ваше лицо мне знакомо. Из какой вы части? Я некоторое время жила в Англии.

– Мистер Патель играл в крикет и в свое время был знаменитостью. Уже давно.

– Да ну? – проговорила доктор Пракаш, склонившись над подносом с инструментом. Явно не фанат крикета. – Занятный случай, не правда ли, мистер Патель? – Она снова наклонилась к отверстию в черепе Сариты Мохан. – Согласитесь, есть некое изящество в этих убийствах…

– Хм, – только и сумел выговорить сержант.

Глаза доктора Пракаш сверкали задором.

– Я изучала английскую литературу в Университете Йорка, пока не осознала свое истинное призвание и не вернулась в Индию, чтобы изучать медицину.

Она отложила скальпель и протянула руку в перчатке, запачканную кровью и мозговым веществом. Прямо под нос Пателю.

Тот отпрянул назад.

– Ох, простите… Где мои манеры? – Патолог стянула перчатку и пожала его вялую руку. – Прити Пракаш.

– Это сержант Виджай Патель, – сообщила Чандра вежливо и официально. – В прошлом игрок в крикет, а ныне юный гений из Скотленд-Ярда.

Где-то в глубинах затуманенного разума Патель воспротивился ее покровительственному тону. Хоть и выше по званию, Чандра определенно была младше его, и не стоило ей звать его «юным».

Доктор Пракаш смерила его взглядом.

– Впрочем, можно возразить, – протянула она задумчиво, – что изящество для одного может быть совершенным извращением для других.

Патель кивнул, приподняв брови в надежде, что это сойдет за ироническое безразличие.

– Вам стоит прийти ко мне на обед. Вам двоим… – Доктор Пракаш повернулась к Чандре. – Папа будет рад видеть вас. Приходите. Я попрошу, чтобы приготовили майсур-пак[20]. Деликатес народа каннара, мистер Патель, вам понравится.

– М-м-м, – протянула Чандра и окинула взглядом жуткую картину – тело на столе, словно центральная часть триптиха Фрэнсиса Бэкона[21]. Затем посмотрела на Пателя. – Звучит аппетитно.

Во дворе больницы Патель проверил телефон. Один пропущенный от Сары. И сообщение: «Марти и Нина зовут поужинать. Дай знать, если сможешь в двадцатых числах».

Повседневная жизнь, друзья и походы в свет с Сарой казались в этот момент чем-то нелепым, как будто он наблюдал за этой жизнью по телевизору, а не проживал сам. У него не было желания отвечать даже простым «да» или «нет». Он чувствовал отвращение ко всему – к трупам, острой пище, своей обыденной жизни, аспектам профессии, даже к собственным волосам и коже.

Чандра подошла к лотку с закусками. Люди болтали и смеялись, с аппетитом ели. Патель припомнил, как сумрачно бывало в их семье на свадьбах, зато похороны проходили куда оживленнее. Очевидно, этим отличалось не только его семейство. Здесь родственники пациентов носили религиозные символы и цветки в волосах, образуя калейдоскоп жизнерадостных оттенков. Люди громко и с гордостью обсуждали диагнозы, смаковали подробности. Слух вылавливал множество английских терминов, усеивающих местные наречия. Не было тягостного напряжения, наполнявшего воздух в британских больницах, где переговаривались только шепотом и в коридорах смотрели себе под ноги.

Чандра вернулась с двумя высокими стаканами арбузного сока, и они сели за небольшим столиком. Пока Чандра кому-то звонила, Патель пробежал взглядом отчеты баллистики по предыдущим убийствам, после чего взял газету, оставленную кем-то на соседнем стуле. «Таймс оф Индия», позавчерашний выпуск. Облава на скотобойне. Просматривая заметку, Патель с удивлением узнал, что полиция лично устраивала рейды на вполне легальные предприятия, следуя заявлениям о жестоком обращении с коровами. К статье прилагалась драматичная иллюстрация: человек в тюрбане – вероятно, раджпут[22] – приставил двустволку к коровьей голове. Безвкусное фото.

Чандра не дала ему дочитать.

– Итак, я знаю, какие у меня планы на вечер.

– Есть улики?

– По делу Сариты Мохан пока ничего, – ответила Чандра.

– А что же?

– Хочу еще раз повидать кое-кого. Первая жертва, модель Лакшми, – ее агент Рахул.

– И почему вы хотите видеть его теперь?

– Звонила по поводу его алиби. Не подтвердилось. И вообще этот тип меня порядком бесит.

– Полагаю, это веский довод.

– К слову, есть еще кое-кто, кого вам лучше не бесить.

– Таких много.

– Раджкумар хочет вас видеть. Официально ввести в курс дела, как он выразился. Что бы это ни значило. Как ваш непосредственный начальник, думаю, что ознакомить вас с фактами – моя обязанность. Но, – она пожала плечами, – мужчины есть мужчины.

– И что бы это ни значило…

– Мужчины в Индии – как, впрочем, и везде – себе на уме.

– Раджкумар, – заметил Патель, осторожно подбирая слова, – уж точно себе на уме.

Чандра рассмеялась.

– Вы даже не представляете, насколько… Пошли.

Когда Патель вошел в кабинет, шеф полиции Раджкумар сидел, зажав пальцами верхнюю губу и подергивая ее из стороны в сторону. На столе перед ним было три телефона – красный и два черных – и два мобильника, выстроенные строго по линии. И больше ничего – ни единого листка, ни папки.