В дверь постучали, послышался голос.

– Мадам?

Патель взял крошечную баночку дымчато-зеленой туши. «МЭК Грин Годдесс» – значилось сбоку. Он отщелкнул крышку и снял перчатку. Тронул указательным пальцем порошковую массу и рассмотрел серебристые крапинки, размазанные по пастельно-зеленой коже.

Чандра вернулась к нему.

– Мы арестовали доставщика из бакалейной лавки.

– К чему такие меры? – Патель потер большим пальцем серебристую зелень на кончике указательного.

– Он обнаружил тело и позвонил в полицию, после чего отправился домой собирать вещи. – Чандра подобрала баночку с тушью и поставила на место.

Патель закрыл отделение для косметики, вытер пальцы и поднялся.

– Поехали, послушаем, что он скажет.

– И вам ничего не бросилось в глаза? – спросила Чандра нарочито безучастным тоном.

Патель ощутил нажим.

– Надо кое-что обдумать.

У двери он снова обвел взглядом комнату. Чувствовалось что-то непорочное в самой обстановке. И ни единого намека на личность Сариты Мохан. Она даже не носила украшения…

– Кольцо на ноге, – произнес Патель.

– На ноге?

– Обычно кольца на пальце ноги носят замужние женщины?

– Это периодически входит в моду среди студенток. Я тоже носила мамино кольцо, когда была подростком, но со временем интерес к этому пропал…

– При этом других украшений у Сариты нет.

– Ну и?..

– Кольцо слишком простое, затасканное. У нее нет ничего столь же – как бы это сказать? – простецкого, за исключением…

– Сари?

– Вот видите…

– О’кей. – Казалось, Чандру не вполне убедили его доводы. – Я распоряжусь насчет кольца.

Она окинула Пателя взглядом; оставалось только гадать, о чем сейчас думала эта женщина. Словно в стремлении озадачить его еще сильнее, протянула:

– Хм…

Патель рассердился.

– Давайте уже посмотрим на этого парня.

На веранде полицейского участка Улсура маялись без дела пятеро полицейских. Двое болтали, третий говорил по телефону, четвертый пил чай, пятый смотрел куда-то вдаль. При внезапном появлении помощника комиссара они всполошились и беспомощно заметались. Чандра устроила им разнос – вероятно, ожидаемый, – после чего Патель последовал за ней внутрь.

Он поморгал, пока глаза не привыкли к сумраку. Большое помещение, два десятка столов; с обеих сторон по дверному проему в смежные помещения, где сумрак был еще плотнее. Откуда-то из глубин эхом разносился чей-то плач. Столы констеблей и инспекторов, фотографии объявленных в розыск, полки с папками и файлами, приемное отделение и сам воздух – все было пропитано духом бюрократии. Патель чихнул.

Они вошли в кабинет начальника участка, чтобы дождаться его. Сержант подошел к доске с фотографиями разыскиваемых. Снимки в профиль и анфас, рецидивисты, их преступления – изнасилования, грабежи, поножовщина – не слишком отличались от тех, что совершались в Лондоне. Разве только черные, как смоль, волосы и густые усы придавали индийским преступникам облик мультяшных злодеев, вот и вся разница.

Начальник участка торопливо вошел в комнату и рассыпался в извинениях за долгое ожидание. Затем, по-беличьи поглядывая на Пателя, торопливо повел их по коридору. Они шли мимо камер, населенных всевозможными отбросами общества, проститутками – вероятно, завсегдатаями этих мест. Они жались по углам или сидели вразвалку, разговаривали либо молчали. Многие провожали полицейских взглядами. Пропитанные мочой каменные блоки источали аммиачную вонь, от железных решеток исходил кислый запах человеческого пота. Запах безысходности и апатии. Мигающие лампочки под потолком. Стены заплеваны соком бетеля[15] и словно покрыты пятнами застарелой крови. Должно быть, заключенным нужно было хоть что-то жевать, чтобы скоротать время, пока боги индийского правосудия решали их судьбы.

Наконец начальник остановился, кивнул младшему инспектору. Тот взял ключ у констебля и отомкнул замок. Они оказались перед деревянной дверью со смотровым стеклом.

Чандра повернулась к начальнику.

– Дальше мы сами, можешь подождать у себя в кабинете.

Инспектор, глуповато ухмыльнувшись, испарился.

– А ты, – Чандра обратилась к констеблю, – принеси воды и чая.

Констебль, уже преклонных лет, с проседью в волосах и усами, с той же глуповатой ухмылкой поспешил исполнять распоряжение.

Патель не видел ничего подобного у себя на родине – чтобы подчиненные мужского пола столь безоглядно подчинялись женскому авторитету. Без раздражения, ни секунды не раздумывая.

– Каковы будут дальнейшие действия? – спросил он.

– Я стану переводить. Задаем вопросы по очереди.

– Ему предоставили адвоката?

– Серьезно?

– Он хотя бы знает о такой возможности?

– Возможности оттянуть неизбежное? – В голосе Чандры слышалось раздражение.

– А что насчет записи допроса, разрешите поинтересоваться?

– Разрешаю.

Патель не мог скрыть досады.

– К такому я не привык.

– Послушайте, нам просто нужно задать пару вопросов. Исключить этого парня из списка подозреваемых.

Сержант поколебался, затем кивнул, сдвинул заслонку на двери и заглянул внутрь. В глаза ударил яркий свет, и разглядеть что-либо не представлялось возможным. Патель открыл дверь.

Мальчик сидел на металлическом складном стуле напротив пластикового стола. Он не вздрогнул при их появлении, даже не повернул голову. Просто смотрел на свои колени. По другую сторону стола находились еще два металлических стула: для Пателя и Чандры.

Мальчик наконец поднял голову. Его круглые, как блюдца, глаза перебегали с Пателя на Чандру и обратно так, словно он не мог решить, на ком сосредоточить внимание. На вид ему было около шестнадцати.

Чандра первой задала вопрос.

– Имя?

– Рави.

Или даже пятнадцать, подумал Патель.

– Возраст? – спросил он.

И стал ждать, пока Чандра переведет. Но мальчик ответил сам:

– Четырнадцать.

Патель поднялся.

– На минутку, – сказал он Чандре и вышел в коридор.

Когда та вышла, сержант прислонился спиной к закрытой двери.

– Так нельзя, – произнес он, с трудом сдерживая злость, – он же несовершеннолетний. Должен быть какой-то протокол, даже если у вас принято как-то иначе. Да, я привык к такому. Но нельзя сажать подростка в тюрьму ко взрослым. Нельзя применять к подростку методы допроса для взрослых.

Чандра и глазом не моргнула.

– Только не корчите из себя социального работника, Патель. Это уже четвертое убийство. У нас нет ни единой улики. Представьте, какой шум поднимется в СМИ после пресс-конференции… Нам нужны зацепки, и немедленно.

На это Пателю нечего было возразить. Хоть он и должен был следовать собственным протоколам, но при этом находился вне своей юрисдикции. Технически это его никак не касалось. И все-таки…

– Вы можете показать мне протокол допроса?

– Нет.

– У вас предусмотрена процедура обжалования?

– Нет.

– Комитет по этике?

– Нет.

– Надзорные органы или арбитры, которые изучали бы полицейские процедуры и протоколы?

– Не смешите.

Патель глядел на нее в упор. Чандра смотрела на него.

– Я хочу выразить свое несогласие. – Он подался вперед.

Чандра не двинулась с места.

– Кому вы хотите выразить несогласие? Своему начальству или моему?

– Только вам. – Всем своим видом он выражал праведное негодование. – Продолжим, только давайте с ним помягче.

Они вернулись в комнату и вновь заняли свои места.

– Ты говоришь по-английски? – начал Патель.

– Да, сэр.

– О’кей, – сказала Чандра. – Расскажи нам, что произошло сегодня утром.

Мальчик содрогнулся.

– Я каждое утро приношу пакет молока для мадам, обезжиренного. Обычно звоню в дверь, и служанка, Сарала, открывает и забирает молоко. Я думаю, Сарала много отлынивает от работы. Ленивая леди. Сегодня я звоню – никто не открывает. Такого не бывает никогда. Если Саралы нет, то мадам сама открывает дверь. Потом я вижу – дверь открыта. Почему? Я думаю. Толкаю дверь – и что-то не так.