Само собой разумеется, что, какие бы архитектурные шедевры ни возвышались в двух шагах от него, Франсуа Гишар ни разу не соизволил удостоить ни один их них хотя бы минутой внимания.

Следует заметить, что г-н Батифоль по-прежнему страшно досадовал на соседа, выказавшего ему свое презрение, и число его тайных обид на рыбака постоянно накапливалось. Подобно всем быстро и неожиданно разбогатевшим людям, он не переставал удивляться своему достатку; обозревая свой особняк с плоской крышей и балконами, крытыми изогнутой черепицей, Аттила спрашивал себя, действительно ли он является владельцем всей этой роскоши. Он поглаживал серые обои с золотой каймой и мягкую мебель, обитую кретоном, с той же нежностью и восхищением, с какими мать ласкает плод своего чрева. Он не мог наглядеться на собственное детище, подобно тому как фат не устает любоваться своим отражением в зеркале. Он не понимал, как можно пройти мимо того, что он называл своим творением, и не обнажить перед ним голову.

Господин Батифоль обижался на папашу Горемыку не только из-за безразличия, которое тот проявлял к его дому. Он затаил на него зло еще и потому, что завидовал мастерству рыбака. Мало-помалу чеканщик попался на удочку, которую он предназначал обитателям вод Марны. То, что в первое время было для него просто забавой, постепенно переросло в причуду, а затем возвысилось до страсти — очевидно, по причине того, что это чувство было безответным.

В самом деле, г-н Батифоль испробовал все орудия лова. Его вечное невезение вошло в поговорку во всей округе; он не мог поймать ни самого крошечного пескаря, ни самой ничтожной уклейки: рыба лишь дерзко и безнаказанно задевала хвостом приманку, которой Аттила пытался ее прельстить. Столь явная присущая ему неполноценность выводила Батифоля из себя, способствуя тому, чтобы он еще сильнее невзлюбил опытного рыбака, слава которого даже превосходила его подвиги.

Некоторое время г-н Батифоль пребывал в пасмурном настроении, но внезапно он, казалось, смягчился.

Несколько раз Аттила пытался завязать со стариком пустой разговор о дожде и хорошей погоде, о своих неудачах в рыбной ловле, о своих надеждах и, наконец, о случаях из рыбацкой жизни, и его поползновения сблизиться не были как обычно отвергнуты; одновременно чеканщик стал особенно обходительным по отношению к Юберте.

Вначале, когда девушка появлялась на пороге хижины папаши Горемыки, Аттила довольствовался тем, что посылал в ее сторону телеграфные сообщения своими действующими по отдельности глазами, таким образом выражая бесконечное восхищение миловидной соседкой и показывая, что он питает к ней горячую симпатию. Это заигрывание г-на Батифоля вызывало улыбки на алых губах Беляночки, и при виде ее улыбки он набирался смелости. Глупость всегда ходит рука об руку со своим братом-тщеславием.

Воображая, что его знаки внимания принимают благосклонно, г-н Батифоль выпрямлял сутулую спину, прятал острый подбородок под галстуком и, покачивая головой, принимался поглаживать рукой свою мебель с еще большей любовью, чем прежде. Как-то раз, когда Беляночка отправилась за покупками для своего бедного маленького хозяйства, Аттила последовал за девушкой и заговорил с ней. Незачем повторять слова, сказанные им — это и так ясно, но нельзя умолчать о другом: чувства, в которых признался Юберте ее воздыхатель, настолько не вязались с его профилем совы и ужимками павиана, что они вызвали у Беляночки приступ смеха, который ей не удалось заглушить.

С легкомыслием, свойственным юности, она не видела причины лишать себя развлечения, которое ей доставлял вид влюбленного чеканщика. Впрочем, следует простить Юберте это мимолетное заблуждение, ибо, с тех пор как г-н Батифоль задумал основать город на берегах Марны, это были единственные радостные минуты в жизни внучки старого рыбака.

Восприняв веселый смех девушки как одобрение, г-н Батифоль приосанился, сдвинул фуражку на ухо и зашагал, размахивая руками и мурлыкая куплеты из какого-то водевиля.

Было ясно, что в дальнейшем он собирается перейти в наступление. Однажды вечером Юберта вышла из дома. Хотя уже настала лучшая пора весны, день выдался холодный и промозглый, и папаша Горемыка, рыбачивший на Марне с. раннего утра до сумерек, сушил одежду у очага, подбрасывая хворост в огонь; лампа, висевшая над камином, бросала тусклый отсвет на черные закопченные стены комнаты, и лишь изредка, когда пламя, добравшись до сухих листьев на ветках, брошенных в очаг, ярко вспыхивало, можно было рассмотреть предметы обстановки, домашнюю утварь и две кровати под зелеными саржевыми балдахинами.

Старик сидел, вытянув руки над очагом и, вероятно (так оно и было на самом деле), о чем-то задумавшись, как вдруг звук поспешных шагов, послышавшийся снаружи, заставил его встрепенуться. В тот же миг ему, казалось, послышался приглушенный крик и он узнал голос своей внучки.

Очевидно, с девушкой приключилась беда.

Папаша Горемыка почувствовал, как внутри у него похолодело. Он стремительно вскочил на ноги, опрокинув табуретку, на которой сидел, и ринулся к двери. Но не успел он сделать и двух шагов, как дверь распахнулась, открывая дорогу Юберте.

Она вся запыхалась, словно от кого-то в испуге убегала, и выглядела взволнованной. Войдя в дом, девушка с необычайной поспешностью заперла дверь на засов и бросилась в объятия деда.

— Что с тобой, Беляночка?.. Что случилось?.. Кто тебя так напугал?.. — с тревогой спрашивал старик, озабоченный этой непривычной немой сценой.

Затем, не став ждать ответа внучки, точно его осенило, что Юберте нанесли оскорбление, папаша Горемыка устремился к берегу с поистине юношеской резвостью.

Однако берег был пуст; лишь ветер, свистевший в ушах, гнал по реке волны, блестевшие в темноте, да темные силуэты деревьев то сгибались, то выпрямлялись.

— Вернитесь, дедушка, — взмолилась Юберта, следовавшая за стариком и удерживавшая его за полу рубахи. — Что вы тут ищете в такой поздний час и в такое ненастье?

— О, если я найду того, кого ищу, — пробормотал рыбак, грозно глядя в сторону темных очертаний дома Батифоля, к которому они подошли, — если я его найду, то разорву его пополам, и это так же верно, как то, что святой Франциск мой заступник! Гляди, вот эта рука (и он показал девушке свою левую руку) может одним махом раздавить такого червяка, как он.

Внезапно его гнев усилился, и он воскликнул громовым голосом:

— Где же он прячется, этот трус? Говори, — продолжал он, резко обернувшись к внучке, — почему ты сейчас кричала? Почему ты вернулась домой вся перепуганная?

Юберта молчала, не решаясь ответить. Замешательство внучки окончательно убедило Франсуа Гишара в том, что его подозрения справедливы; он подошел к двери дома Батифоля и нанес ей такой сокрушительный удар, что девушка, наконец, осмелилась солгать, на что раньше у нее не хватало духа.

— Дедушка, — промолвила она, — это я, как дурочка, сама виновата, что испугалась.

— Испугалась!.. Чтобы ты испугалась!.. Да ведь ты целыми ночами спокойно спала в лодке, лежа у моих ног!

— Кого же мне было пугаться, как не себя, если на улице никого нет?

— Ну да, я вижу, что тут никого нет; этот бездельнику наверное, вернулся и спрятался за толстыми стенами. Но я заставлю его выйти из логова, даже если мне придется не оставить камня на камне от этого дома!

— Да ведь в доме, как и на дворе, никого нет. Посмотрите, дедушка, ни в одном окне не горит свет.

— Ну и что? Когда мы час назад возвращались домой, все эти дыры сверкали, как костры в ночь на святого Иоанна.

— Может быть, но час тому назад господин Батифоль уехал в Париж.

Затем Юберта добавила со смущением, словно ей было неловко вникать в подозрения старого рыбака:

— Что вы могли такое подумать, дедушка?

Папаша Горемыка ничего не ответил и принялся искать какой-нибудь камень, чтобы выломать дверь г-на Батифоля. Его намерение привело Беляночку в ужас.

— Дедушка! — вскричала она. — Что вы собираетесь делать? Я клянусь вам…