— Да, он в порядке.

Что-то тяжелое, о чем она и не подозревала, немного отлегло от сердца.

— Ты ведь присматривал за ним, не так ли? — спросила она, желая знать, что он присматривает, заботится о том единственном, что было между ними.

— Присматривал. Так же, как я присматривал за тобой.

В ее животе разлилось облегчение. Когда Человек-Тень решил присмотреть за кем-то, он был в безопасности.

Переполненная эмоциями, она импульсивно шагнула к нему сзади и обхватила его руками, чувствуя, что он все еще держит тарелки в руке.

— Спасибо, — прошептала она ему в спину, ее голос дрожал от такого сильного чувства, что она почувствовала, как ее грудь переполняется им. — Большое спасибо.

Он повернулся в ее объятиях, взял ее лицо в свои руки, его двойные глаза пылали на ее.

— Для тебя — все, что угодно.

Он сжал их носы в легчайшем поцелуе, и это ощущение обожгло все ее тело. Лайла не помнила, чтобы ее кто-то обнимал, не помнила, чтобы чувствовала себя в такой безопасности, как сейчас.

— Обними меня, пожалуйста.

Его руки сжались вокруг нее, и он притянул ее к себе, ее лицо уткнулось в его грудь, ее нос наполнился его характерным мужским запахом, ее тело наполнилось его теплом.

Он держал ее рядом, и, слушая биение его сердца, чувствуя все то, что чувствовала она, она почти могла поверить, что он тоже это чувствует.

Глава 16

Человек-Тень

Он должен был рассказать ей о ее брате, о том, кто она такая. Но она еще не была готова.

С тем, как ее разум пытался справиться с ее жизнью и реальностью, что-то подобное могло сломать ее.

Он спросил доктора Мэнсона об этом, спросил, поможет ли ей раскрытие ее прошлого продвинуться вперед, и он тоже посоветовал пока отказаться от этого.

В данный момент она была хрупкой, ей все еще было больно, она все еще исцелялась, и ему нужно было, чтобы она была полностью готова к тому, чтобы справиться с этим, когда узнает правду.

И он был эгоистом. Он знал, что если она узнает, что у нее есть семья, брат, который искал ее более двадцати лет, она в конце концов пойдет к нему. А он не мог этого допустить, пока не будет уверен, что она вернется к нему по собственной воле, потому что другой вариант означал бы похищение ее у Кейна и превращение их всех в его врагов.

И хотя ему было плевать на их вражду, разрыв в конечном итоге причинит ей боль в результате трения, так что он предпочел бы избежать этого.

Ему не нравилось, когда ей причиняли боль.

Он наблюдал из тени, как Тристан и Морана беседуют с детским психологом, которого он, сам того не подозревая, послал к ним, бывшим учеником доктора Мэнсона.

Морана слушала более оживленно, чем ее любовник. Морана нравилась ему настолько, насколько вообще может нравиться человек. Она была умна, решительна, упряма и умела постоять за себя. Все это он уважал в человеке. Именно это делало их интересными для маневра. Она также казалась искренней, чему он был рад, потому что Тристан был для него самой большой угрозой.

Не потому, что он был более сильным или более смертоносным, а просто потому, что у него была связь и преданность Лайле, которой она жаждала.

Лучший мужчина отпустил бы ее и позволил ей найти счастье с другим. Лучший мужчина отпустил бы ее и позволил бы ей удовлетворить свои желания в другом месте. Он не был лучшим мужчиной. Черт, он даже не был хорошим мужчиной. И когда-то давно он, возможно, отпустил бы ее. Но не сейчас.

Не сейчас, когда она убежала от него и пробудила в нем животное, о котором он и не подозревал. Не тогда, когда она разбилась в его объятиях и позволила ему привязать ее к себе и вернуть обратно. Не тогда, когда она отдала ему еще одну часть себя, доверяя ему свою безопасность.

Она готовила ему еду, как будто он был особенным, обнимала его, как будто он был кем-то, кого стоило удержать, и смотрела на него с такими чувствами, каких демон смерти, подобный ему, никогда не видел и уж точно не заслуживал.

Это были мелочи — то, как она сломалась за чаем на его кухне и собрала себя заново, то, как она жаждала учиться и постоянно становиться лучше, то, как она простила его и впустила в свою жизнь.

Это было то, как она претендовала на него, как трепетала от его прикосновений, как не убежала, когда он рассказал ей о смерти, которую он принес ей, как приняла его бездушную форму в свое мягкое сердце.

Она крала его взгляды, крала его футболки, крала части его самого.

Он никак не мог отпустить ее. Он уже давно вышел из одержимости и вступил на совершенно новую территорию, которую он даже не узнавал, потому что она была больше.

Более навязчивой. Более интенсивным. Более одержимым. Более…

Если раньше он был готов сжечь весь мир ради нее, то это было ничто по сравнению с тем разрушением, которое он мог причинить сейчас.

И хотя он не собирался скрывать ее от Тристана, ему нужно было быть уверенным, что она не оставит его в пыли, когда придет время.

Мир не был готов к тому, что он выпустит на волю, если это когда-нибудь случится.

Глава 17

Лайла, 6 лет назад

В небе гремел гром, и она бежала так быстро, как только могла, с маленьким комочком, завернутым в одеяло, на руках, по лицу текли слезы, а легкие горели.

Между ног у нее болело, и она была уверена, что истекает кровью, но другого шанса у нее не было. Комок в ее руках плакал от толчков.

Она плакала вместе с ним.

Все девять месяцев, что она носила его в своей юном утробе, прекрасный продукт ужасного, чудовищного акта, она клялась себе, что спасёт его. Она знала, что делают с детьми, рожденными в этом аду, как их забирают и начинают обхаживать еще до того, как они начинают нормально говорить.

И она поклялась, что бы ни случилось, ее ребенок не вырастет в том аду, в котором выросла она.

Каким-то образом, каким-то образом, она вытащит его или умрет, пытаясь это сделать.

И поскольку боль между ног усиливалась, а слабость в теле после родов вызывала головокружение, она понимала, что это вполне вероятно.

Но если ей придется умереть, она умрет после того, как доставит его в хоть какое-то подобие безопасности.

Ей просто нужно было держаться подальше от основных дорог, которыми они пользовались, и надеяться, что она попадет на другую. В мире должен был быть кто-то, кто мог бы ей помочь.

Остановившись, чтобы перевести дух, она прислонилась к дереву, покачивая своего маленького мальчика на руках, чтобы немного успокоить его.

Она ничего не знала о материнстве, не была уверена, что из нее когда-нибудь получится хорошая мать, но была одна вещь, которую она могла дать своему ребенку, и она умрет за это.

Она прижалась к нему на мгновение, тяжело дыша, и осмотрела местность в поисках следующего пути.

Зная, что не сможет отдохнуть дольше нескольких минут — слишком велик риск, что охрана уже прочесывает лес, — она снова начала бежать и бежать изо всех сил, тонкие подошвы ее ботинок почти не защищали. У нее на ногах будут волдыри, но это будет стоить того, если он будет в безопасности.

Спасти его. Спасти его. Спасти его.

Повторяя эти слова, она продолжала бежать, чувствуя влагу между ног и замечая, что лес редеет. Это могло означать, что поблизости есть цивилизация, а значит, и помощь.

С приливом энергии, наполнившим ее, она направилась туда, где лес выходил на какую-то улицу.

Остановившись, чтобы перевести дух, она лихорадочно огляделась. Там была улица, одно здание, больше ничего, и одна машина. Она узнала в ней одну из машин охраны комплекса. Они патрулировали, возможно, искали ее.

Остановившись в тени деревьев и повернувшись, чтобы снова побежать, она наткнулась на что-то твердое.

Голова уже кружилась от слабости, обезвоживания и потери крови, она начала падать, ее руки инстинктивно сжались вокруг связанного мальчика, и тут же две большие руки обхватили ее за талию, поддерживая.