– Маша сказала, что тебе плохо, и я подумала… Прости. Наверное, я не вовремя. Лучше я уйду. Зря я пришла.

Маша права, мне было плохо. Ох, Маша, Маша, добрая душа. О себе бы так заботилась, как о брате.

Но ведь заботилась, несмотря и вопреки. Ей памятник нужно ставить прижизненный, а не ругать. Разве я, например, думал о сестренке, когда мне было особо хорошо или плохо?

Щелкнул отпираемый замок, я посторонился. Дверь захлопнулась за вошедшей Дашей.

В прихожей царила тьма – открывая дверь, я забыл про свет, а теперь выключатель загораживала спина Даши.

– Я только на пару слов. – Она стояла передо мной, почти такая же высокая, как я, взбудораженная, с опущенным взглядом. – Мне нужно кое-что сказать. Не прогоняй меня, хорошо?

Я как бы и не собирался. Если впустил – зачем прогонять?

А зачем впустил? Маша сто тысяч раз права. Мне было очень плохо. Жизнь разрушена, над руинами вился дымок сгоревших надежд. В таком состоянии люди беспробудно пьют, бросаются в окно или пишут стихи.

Как недавно выяснилось, Маша писала стихи. Если, конечно, это был не сон. Неужели ей было настолько плохо? А я, родной брат, не знал. Меня в это время занимала собственная судьба, и даже мысли не возникло отвлечься на переживания близкого человека. Что я сделал, когда узнал о проблемах сестренки? Пожалел? Встал на защиту?

Я высек сестру ремнем. Фактически, я высек себя. За свое нежелание видеть главное. За невнимательность к близким. Прости меня, Маша, если сможешь.

Даша собралась с силами.

– Можно быть с тобой честной?

Что люди ожидают ответить, когда задают такие вопросы? «Нет»?

Я кивнул. Даша быстро заговорила:

– Не хочу юлить и играть в глупые игры. Тебе плохо. Мне тоже плохо. Мне тоскливо и одиноко так, что хоть вешайся. Когда Маша сказала, что ты дома, что с Надей у вас не сложилось и теперь ты очень переживаешь, я решила зайти. Причина проста. Ты не такой как все.

Нас разделяла ширина коридора, примерно полметра. Как говорится, на расстоянии вытянутой руки. Если вытянуть, то не просто коснешься, а…

Мне было так плохо, что коснуться хотелось просто очень. Ко мне, зная о том или нет, пришло лекарство от хандры. Клин клином вышибают. Понимала ли это Даша?

Она продолжала:

– Ты умеешь сказать «нет» приятному, потому что оно приятно лишь на вид, а пахнет плохо. Ты думаешь на шаг вперед. Ты готов жертвовать своим счастьем ради счастья близких. Я ничего прошу. Я понимаю, что пришла слишком рано и ты не готов к такому, и, как обычно, будешь сопротивляться… но потом будет поздно. Мне ничего от тебя не нужно. Я просто хо…

Последние буквы и слова заблудились в лабиринте встретившихся губ. Расстояние вытянутой руки – это очень мало.

***

– Кто-то пришел!

Хлопок входной двери выкинул нас из постели. Это могла быть только Маша, для родителей слишком рано. Я предвидел, что сестренка может вернуться, поэтому раскиданные по квартире вещи мы забрали с собой в комнату. Только розовые кроксы у порога выдавали, что у меня гостья.

– Родители?! – Даша спешно расправляла в руках спутавшиеся трусики, те сопротивлялись, она отбросила их и влезла ногами сразу в шорты.

Правильно, более мелкое можно спрятать и надеть потом, когда опасность минует.

– Маша вернулась.

От моего ответа у Даши на лицо вернулась жизнь.

Я собирал с полу свидетельства бурного времяпровождения. На мне было уже четвертое, и я чувствовал, что сегодня готов на большее. Вместе с надорванными упаковками получилась большая горсть мусора, я едва успел сунуть все это под кровать и замотаться в подобранное с пола ворсистое покрывало, когда раздалось:

– Привет, мы дома!

В испуге, что дверь в любой миг распахнется, я оглянулся на Дашу. Она сидела на кровати в незастегнутых шортах, на меня пялились открытые круглые груди, которые я успел намять и нагладить на годы вперед… а желание продолжать мять и гладить до сих пор не пропало.

Мою сестренку Даша не стеснялась. Сопровождать Машу мог только Захар, а в его компании Даша и другие дворовые девчонки играли и в более откровенные игры. Думать об этом было неприятно. А смотреть, наоборот, приятно. Странно же, однако, устроена мужская физиология.

Двойные шаги переместились из прихожей в кухню.

– Ты не одна? – громко спросил я.

Нужно знать точно, кто есть в квартире. Догадки догадками, но знания – сила. А сила в нашем доме – это я. Пусть так и остается.

– Здравствуйте, – донесся голос Захара.

– Привет.

– Не волнуйтесь, – объявила Машка звонко и задорно, с лукавой интонацией, – не побеспокоим.

– А почему, собственно, мы должны волноваться? Мы ничего такого не… – Я оборвал себя, поняв, какую глупость сморозил.

Лучше бы поблагодарил или признался честно. Не надо, чтобы сестренка сейчас входила. Тем более, с Захаром. Но было поздно.

– Тогда не возражаешь, если я кое-что возьму? – Нарочно громкие шаги стали приближаться.

Хоть за это спасибо.

– Одну минуту! Не входи!

– А-а, я же говорила! Скажешь когда можно.

Шаги замерли у самой двери.

– Накройся! – прошипел я Даше.

Она пожала плечами и влезла под одеяло.

– Можно, – сказал я.

В приоткрывшуюся щель заглянул один глаз, затем дверь открылась полностью и вошла улыбавшаяся до ушей Машка – по одеянию точная копия Даши до момента, когда одежда стала нам не нужна. К чести сестренки, на этот раз ее шортики были длиннее и закрывали тело до середины бедер, а топик, как я и думал, по обыкновению не столько прикрывал, сколько демонстрировал. Бравада своими достоинствами казалась Машке нормальной, и даже родители перестали протестовать, когда замечали. Тинейджеру надо как-то выделиться из толпы таких же, а как это сделать – он не знает или не хочет знать. Работать над своим внутренним миром – долго и тяжело, а результата хочется сразу. В общем, тинейджер – он и в Африке тинейджер, и хоть разбейся, но ничего не изменишь.

– Привет, Даш. У меня просто фантастический брат, правда?

– Ага. – Укрытая по горло, Даша покосилась на меня с кровати.

Я по-прежнему изображал римского патриция в тоге – с волосатыми ногами, всклокоченной головой и недовольным взглядом, поскольку патриций чрезвычайно возмущен вторжением варваров, отвлекшим государственного мужа от важных дел.

Машка вытащила что-то из шкафа и на цыпочках, как бы с издевкой, но, скорее, от души забавляясь, осторожными шагами направилась обратно к двери. Будто в комнате все спят, а она боится разбудить. «Меня здесь нет», – говорил ее вид. Так и хотелось влепить смачного «леща». Я переборол желание. Машка – умница, хотя и паршивка, каких свет ни видывал. Одним словом – сестра. Люблю, горжусь, ненавижу и придушить готов. Все в порядке, ничего не изменилось.

– Больше не побеспокоим.

Дверь за Машкой закрылась. Нас предоставили самим себе. Даша откинула одеяло:

– Иди сюда!

Шорты она сняла быстрее, чем я свою «римскую тогу».

***

– Тихо! – умолял я.

– Да ладно тебе, Маша уже большая.

– Именно поэтому.

Приходилось сдерживаться, что еще больше распаляло. Утробное рычание и стоны я глушил, зарываясь лицом в зыбь жаркой груди, а Даше закрывал рот ладонью, которую она то облизывала, то кусала. Кровать под нами нещадно скрипела, с этим я ничего сделать не мог. Других вариантов для горизонтального счастья комната не предоставляла. Переместиться на пол мы пробовали, но фантазии не позволял разгуляться узкий проем между кроватями. К тому же, там оказалось грязно и пыльно. Для меня стало открытием, что внешне чистым пол лишь выглядел, а правды не узнать, пока не раскинешься на коврике потным телом и не проведешь руками или ногами по окружающему линолеуму.

Сдвигать кровати я не решился, это была бы наглость из серии «нагадить кому-то под дверью, постучать и попросить бумажку». Если так сделаю я – чего ждать в ответ от дерзкой сестренки? Я должен быть сдерживающим фактором, а не наоборот.