– Зайдёшь меня поцеловать, когда вернёшься? – спросила Джесс.

– Обязательно, – пообещала мама. – Купер, когда будете ложиться спать, напиши мне, какой у неё сахар. Ладно?

– Угу.

Как всегда. Интересно знать, Джесс когда-нибудь научится сама измерять себе сахар? В конце концов, сестре исполнилось десять – он-то, Купер, в этом возрасте уже вовсю помогал с её лечением. Вот только если бы Джесс научилась обходиться своими силами, с ней сразу перестали бы так носиться. Купер не сомневался: ей нравится быть в центре внимания.

Мальчик взглянул на мать и остро почувствовал: если придвинуться к ней – хоть чуть-чуть, хоть на миллиметр, – она обязательно обнимет его, прижмёт к себе. Его отчаянно потянуло вперёд, будто за невидимую верёвку, но он нарочно откачнулся назад.

У мамы дрогнули, сжались губы. Она кивнула.

– Пока, мой хороший.

Он кивнул в ответ.

Купер ополоснул под струёй воды ещё одну тарелку, подошёл к окну и стал глядеть, как мама выкатывает из гаража велосипед и перекидывает ногу через раму. Задний фонарь мигнул красным светом. Мама ловко объехала многочисленные ямы на подъездной дорожке, докатила до улицы и скрылась за поворотом. Лишь тогда Купер позволил себе кинуть взгляд через дорогу.

– Ох ты ж! – он вздрогнул от неожиданности и весь покрылся мурашками. Да, уже успело стемнеть; но Купер мог бы поклясться, что соседские качели были пусты, когда мама выехала за ворота. А теперь на них сидела девчонка. Покачивалась туда-сюда. И таращилась на него.

Купер торопливо поднял руку и дёрнул за верёвочку. Штора опустилась, закрыв окно. Мальчик был не только ошарашен, но и смущён. Своей злости он не стыдился и не скрывал – наоборот, почти с гордостью выставлял её напоказ. Но вот боль и слёзы – дело совсем другое. Про них не должен был знать никто. Девчонка видела слишком много.

«Не думай о ней, – велел он себе. – Ни о ком не думай».

Купер торопливо отвернулся и шагнул прочь от окна, но тут его ногу пронзила острая боль. Испуганно вскрикнула Джесс.

Он ударился о распахнутую дверцу морозилки. Джесс тихонько открыла её, а он и не заметил. Теперь у Купера болела нога, а Джесс, которую холодильник почти поглотил, как венерина мухоловка[1], вывалилась из его пасти и шлёпнулась на попу.

– Что ты делаешь? – спросил Купер, потирая ногу.

Девочка сердито глянула на брата снизу вверх.

– Ты нарочно меня стукнул!

– Что ты несёшь? – рявкнул Купер. – И зачем ты вообще полезла в холодильник?

– Ни за чем.

– Джесс, что у тебя в руке?

– Ничего, – сестра показала ему пустую правую руку, а затем медленно вытащила из-за спины левую. В ней тоже ничего не было, но мгновение спустя откуда-то сбоку выкатился пластиковый стаканчик с мороженым.

– Даже и не думай! Мама сегодня уже колола тебе инсулин.

Джесс как будто нарочно добивалась, чтобы сахар в её крови подскочил и Куперу пришлось на ночь глядя послать маме ужасные цифры.

– Я бы куснула только разочек!

Купер дохромал до мороженого, убрал его на место и жестом велел Джесс подвинуться, чтобы закрыть дверцу.

– Послушай-ка. Я должен следить за твоим здоровьем, пока мамы нет дома. Ты можешь хотя бы не усложнять мне жизнь?

– Ой, извини, пожалуйста. Я забыла, что у нас тут всё вертится вокруг тебя.

– Вокруг меня? – усмехнулся Купер. – Ты что, издеваешься?

Его дела никого не волновали с тех пор, как Джесс получила звёздную роль «больной девочки». За каждым маминым решением теперь стояли интересы дочери: что нужно Джесс, как о ней позаботиться? А Купер… Только он мог учуять нездоровый приторный запах, который шёл от сестры, если сахар подскакивал. Мама часто рассказывала про собак медицинской службы, которых учат вынюхивать и распознавать серьёзные болезни на ранней стадии. И шутила: Купер ничуть не хуже.

Вот так-то. Не хуже учёного пса.

Он прошёл мимо Джесс и не помог ей подняться.

По вечерам Купер обычно уходил к себе в комнату и записывал впечатления дня в дневник – это помогало успокоиться. Но сейчас он был слишком зол. Слишком взвинчен. Нужно было как-то развеяться, забыться. Уйти в другой мир. Поэтому мальчик направился в дальний угол кухни, к маминому столу, но не нашёл там то, что искал. Он неохотно повернулся к сестре.

– Где мамин ноутбук?

Джесс, которая уже успела подняться с пола, одёрнула футболку и скрестила руки на груди.

– А тебе что, уроки делать не надо?

– Я спрашиваю, где мамин комп? – повторил мальчик.

– Ну, не знаю… Может, у меня. – Купер зашагал к лестнице, а Джесс крикнула вслед: – Мама тебя убьёт, если из школы опять пожалуются!

Купер открыл дверь в комнату сестры. Там, как всегда, царил безупречный порядок. Кровать была аккуратно заправлена (какой смысл?), а на покрывале рядком разместились мягкие игрушки (как она вообще тут спит?). На полу не валялось ни единого носка (чистюля!). Мистер Миггинс, огромный плюшевый медведь со здоровенным бантом на шее, чинно сидел в углу. Этот мишка появился в доме вскоре после того, как у Джесс обнаружили диабет. Сестра тогда впервые попала в больницу, а когда вернулась, мистер Миггинс ждал её на кровати. «Чем он может помочь?» – мрачно гадал Купер. Ему казалось, что медведю надо было повесить на шею записку, как Паддингтону в книжке. Только написать: «Извини, пожалуйста! У тебя неизлечимая болезнь, а я ничего не могу поделать». Но Джесс почему-то пришла в восторг от подарка.

Купер взял ноутбук с прикроватной тумбочки, пошёл к себе в комнату и по-турецки уселся на кровати. Открыл компьютер и принялся сворачивать окна, которые наоткрывала Джесс. И вдруг застыл, не в силах отвести взгляд от экрана.

Перед ним был открытый чат (если, конечно, можно назвать чатом односторонний поток сообщений). Их отправляла только Джесс. Самое свежее было таким:

Чуть пораньше:

Купер прокрутил ещё немного выше. И ещё. Сообщений было очень много – все без ответа. Казалось, Джесс перепутала номер и пишет кому-то другому, но Купер видел, что номер правильный. Видимо, отцу просто было неохота общаться.

– Ох, Джесси, – пробормотал мальчик. Сколько же посланий отправила его сестра в пустоту? Когда же наконец перестанет надеяться на чудо?

Он покосился на дверь. Если бы Джесс вдруг вошла в комнату, он, пожалуй, наорал бы на неё и обозвал дурой. Но сейчас, наедине с собой, он её ужасно жалел. Почти до слёз.

В первое время, когда отец только ушёл из семьи, Купер тоже ему писал – настоящие бумажные письма на листках из маминого блокнота. Выходили такие же короткие, натужные обрывки, как у Джесс. А что ещё можно придумать, когда на самом деле хочется сто раз подряд крикнуть: «Ну почему?!» Ему отец тоже не отвечал. Хорошо хоть, мама не спрашивала, куда пропал блокнот: он давным-давно превратился в кучку пепла на заднем дворе.

Теперь Купер с трудом подавил желание написать отцу пару хлёстких фраз в открытый чат. Вместо этого он щёлкнул на красный кружочек и прошептал:

– Забей ты на него, Джесс.

Он собирался посмотреть видеоролики, но браузер оказался открыт на странице с какой-то старой чёрно-белой газетной статьёй. В середине была фотография покорёженных, перекрученных обломков металла – даже и не поймёшь, как такое могло получиться. Куперу стало интересно. Он крутанул вверх, чтобы почитать с самого начала, но целую минуту был вынужден разглядывать вертящийся радужный мячик: старый ноут, почти ровесник Джесс, долго обновлял страницу. Статья была из британской газеты «Дейли ньюс» от 14 октября 1928 года. Заголовок гласил: