Оливино, который привык уважать волшебников, потому что они могли то, чего никогда не мог он сам, согласился:
- Хотя мне и жаль расставаться с семейной реликвией, но ради общего дела я отдаю этот меч достойной воительнице.
- Благодарю тебя, доблестный воин, - сказала Сердолика и подала меч сестре, которая приняла его с глубоким поклоном.
Пока все это происходило, Гиацинта потихоньку улизнула, втайне гордясь тем, что сегодня ее воровское искусство сыграло совсем не такую плохую роль, как всегда.
Глава 14. Разведка
- Оливино, сколько раз я тебе говорил, купи новое седло. Тебе что, пары золотых монет жалко? - журил своего помощника Рубиус Красный Капюшон.
- Ни за что, - Оливино прижал седло к груди, как самую большую драгоценность. - Это седло досталось мне от моего дедушки, теперь такой выделки уже нигде не сыщешь. Я его менять не буду! - и с этими словами он понес седло в конюшню.
Рубиус с досады только рукой махнул, спорить с Оливино было бесполезно. Все знали, что он не любит выбрасывать старые вещи, и поэтому в его хозяйстве чего только нет. У него даже хранились старые наконечники от стрел, которые совсем не подходили к современному вооружению. Он любил носить старую кожанку неизвестно какого цвета и утверждал, что это необходимо для маскировки. Но все эти причуды не мешали ему быть лучшим разведчиком у Вольных стрелков, и поэтому, когда маги рассказали бойцам Триединства о произошедшем в Альмарино, именно его вместе с вновь прибывшим магом леса Гладиолусом решено было отправить на далекий юг, чтобы узнать, что замышляют уфисты.
Сама Сердолика вышла проводить разведчиков, на которых возлагали большие надежды, и объяснила им, как добраться до жилища знаменитой старой волшебницы, матушки Хвощ, которая жила на опушке Южного леса, недалеко от Стефеншира. Между прочим, раньше, когда волшебница еще была главой Академии, все называли ее полным именем - Флора Примула Хвощ, однако, когда она ушла с должности, то оставила две трети имени в академических документах. В лицо ее теперь звали госпожой Хвощ, а за глаза - матушкой Хвощ, и, пожалуй, никто, кроме Малахитуса не знал, какой важной персоной она когда-то была.
Дорога двух товарищей к жилищу волшебницы была спокойной. Ясное небо часто проглядывало сквозь начинающую редеть листву, тут и там вспыхивали в кустах яркие сережки бересклета, серебристые паутинки, летавшие в воздухе, приклеивались к лицам, по кустам перелетали, попискивая, мелкие птички, а любопытная зарянка уселась прямо над лесной тропинкой и внимательными коричневыми глазками, совершенно не боясь, рассматривала всадников. Все это казалось таким далеким от идущей войны, что молодые люди ехали без всякой опаски и радовались жизни.
- Слушай, друг, почему у тебя такое ветхое седло? - спросил Гладиолус
- И ты туда же! - недовольно буркнул Оливино. - То командиру мое седло не нравится, то теперь тебе.
- Ну что ты, я совсем не хотел тебя обидеть, - тут же начал оправдываться маг. - Может быть и вправду это еще какая-нибудь реликвия, вроде Ледяного Шипа, только кажется, оно не переживет нашего пути.
- Но ведь если с ним что-то случиться, ты же сделаешь доброе дело, починишь его магическим способом, - сказал Дикий Кот и добавил: - Я ни за что с ним не расстанусь. На нем можно проделать во много раз более длинный путь, чем на самом лучшем седле от нынешних мастеров, и никаких проблем. Я не удивлюсь, если оно как-нибудь заколдовано. Дед рассказывал, что ему подарил это седло проезжий маг, за какие-то особые услуги. Маг был нездешний и выглядел не по-катахейски. Откуда и куда он бежал, кто были его преследователи, этого я не знаю. Но кое-какие магические вещички от него остались. Дед наказывал хранить их и никому не отдавать, вдруг хозяин за ними еще вернется.
- Да, - удивленно протянул Гладиолус, - чего только не встретишь в Кин-Тугуте.
Подъезжая к жилищу старой волшебницы, Оливино и его напарник немного притормозили коней. Миновав роскошное клубничное поле, разведенное, по-видимому, самой хозяйкой этих мест, они увидели аккуратный домик, увитый диким виноградом и окруженный яркими цветочными клумбами. По слухам, хозяйка обожала цветы и сама их выращивала, причем в умении оформлять цветники она перещеголяла самого мастера Малахитуса, известного специалиста в подобных вещах.
Когда вольный стрелок и волшебник приблизились к низкому плетню, окружавшему двор, их внимание привлекла презабавная картина. Хозяйка накрошила птицам во дворе белого хлеба, и на пир тотчас слетелась целая стая грачей. Они чинно клевали, и, что удивительно, пока один не наедался досыта, другой к хлебу не подходил. Оливино невольно заулыбался, глядя на трапезу этих птичьих вельмож, как их нередко называли в Кин-Тугуте. На дереве сидела большая серая ворона и жадными глазами смотрела на трапезу. Некоторое время она ничего не предпринимала, но потом не утерпела, кинулась в гущу стаи грачей и попыталась отнять у них добычу. Но не тут-то было! Грачи набросились на непрошеную гостью и принялись клевать и бить ее крыльями так, что она от неожиданности перевернулась на спину, задрав лапки кверху. И быть бы ей заклеванной, не будь против этого сам Геос, бог лесов. В пылу битвы за кусок хлеба один из грачей развернул ворону на брюхо, и ей удалось взлететь. Взъерошенная, избитая, лишившаяся части перьев, она с трудом приземлилась на ветку и долго еще не могла придти в себя. А грачи благодушно продолжали трапезу, не пытаясь преследовать возмутительницу спокойствия.
- Вот что бывает с теми, кто покушается на чужое добро, - смеясь, сказал Оливино.
- Это точно. На чужой каравай рот не разевай! - подхватил Гладиолус.
- А грачи-то! Вот благородные создания, не стали добивать ворону!
Так, беседуя и смеясь, они въехали во двор матушки Хвощ.
Рядом с домом находилась небольшая пристройка. Судя по всему, это была кухня, потому что оттуда доносился аппетитный запах.
На пороге появился маленький человечек со сросшимися густыми бровями, крючковатым носом и большими глазами:
- Никак к нам гости? Кто такие будете?
Хозяин кухни, в котором по его белому колпаку легко можно было признать повара, щурился на солнце, и было заметно, что он не особенно хорошо видит.
