И в эту минуту дверь таверны с грохотом распахнулась, и на пороге возникло трое весьма довольных и радостных магов. Гладиолус с растрепанными каштановыми волосами, которые он, как истинный маг леса нечасто причесывал, прижимал к животу огромную бутылку, оплетенную в ивовые прутья, а рыжий толстяк Базальт с факультета огня потрясал солидных размеров окороком. Аурелио, смахнув со лба непослушную соломенную челку, брякнул по струнам изящной лютни. И все вместе наперебой закричали:
- Аметисто, друг, мы ищем тебя по всему городу!
- Скорее пошли с нами, земля уже просохла, всюду летают бабочки, поют птицы, отметим конец месяца весенних палов на природе!
- Эй, а что это за красотка с тобой, ты никак подцепил Мориониту?!
- Тихо вы все, сегодня он мой! - сердито оборвала чародеев Морионита, и глаза амулета-ласточки загорелись зеленым.
- А вот и нет, он всегда наш! - закричал весельчак Базальт, известный говорун, шутник и обжора.
- И никого я не подцепил... - растерянно возразил Аметисто, и, будто очнувшись, со скоростью смерча рванулся с места и скрылся с друзьями за порогом таверны.
- Бум! - хлопнула дверь
- Дзинь! - звякнула полупустая кружка пива.
А в голове Аметисто, увлекаемого компанией друзей к весенним радостям, продолжали звучать последние фразы, выловленные из сознания магички леса: "Я должна выдержать! Скоро, уже через месяц, день Цветка! Если я пройду его успешно, мне обещали досрочный выпуск! О, я не стану тут задерживаться, меня ждет Эйдалон-Бравир, у моих ног будут важнейшие вельможи королевства, я смогу участвовать в политике! А этот... какой-то там жалкий сын купца, со своей нелепой наукой..."
Дальше стало еще хуже. Похоже, Морионита вообразила, что у нее есть соперница и стала делать мелкие пакости всем девушкам, с которыми как-то был связан Аметисто. Даже лаборантке, которая мыла колбы, она подсунула едкое мыло, и девушка на несколько дней лишилась возможности работать.
В конечном итоге в один из дней начала месяца цветения садов Аметисто был вызван к мастеру Малахитусу. Ректор, как обычно, сидел в любимом кресле, склонившись над бумагами. Их у Малахитуса было не меряно. Он лично составлял проекты развития Академии, отчеты для короля, инструкции, финансовые документы. Оторвав от очередного бюрократического опуса взгляд внимательных карих глаз, Малахитус ласково посмотрел на вошедшего. Невысокого роста, лысоватый, ректор не носил бороды и предпочитал самый обычный костюм, не увлекаясь вычурностью типа колпака с золотыми звездами или туфель особого покроя. Нельзя сказать, что Малахитус был таким уж бюрократом, но долгие годы общения с королевской канцелярией, постоянное выпрашивание денег на нужды Академии кого угодно сделают склонным к делопроизводству. Секретарши он не имел, полагался в основном на свою память и образцовый порядок в знаменитых зеленых папках, где хранился весь архив. Обходительность Малахитуса со студентами, особенно с дамами вошла в поговорку. "Любезен, как ректор", - говаривали в Академии. Однако за его любезностью скрывалась твердость в случае необходимости. Вот и теперь он приветливо спросил:
- Как дела? Как успехи?
- Господин ректор, я понимаю, что Вы позвали меня не за тем, чтобы спрашивать, как дела. Давайте перейдем к делу, - спокойно ответил Аметисто.
- Видишь ли, мальчик мой, дело, о котором я хочу поговорить, уж очень деликатное... - медленно произнес глава Академии. - Скажи-ка мне, что это у тебя за история с Морионитой?
- Какая еще история?! - вспыхнул Аметисто. - Всего лишь один раз с ней танцевал, да и то дамский танец! Препротивная особа, да к тому же еще и злобного нрава!
- Ай-ай-ай, Аметисто, как не стыдно так говорить о женщине! - укоризненно покачал головой Малахитус. - А знаешь ли ты, что она влюблена в тебя и по этой причине у нее магический срыв, она стала хуже заниматься и применяет кучу вредоносных заклинаний?
- Можно подумать, что я соблазнил ее! - молодой чародей все еще кипел от возмущения.
- Да знаю, знаю, ты тут, конечно, не причем... - примиряюще произнес ректор. - Но у нее - уникальные способности, она - единственная за многие годы магичка леса, которая не боится огненной стихии. Недаром ей покровительствует сама Сердолика. Нам никак нельзя ее потерять, да и архенская знать будет недовольна...
- Но я-то что могу сделать? - немного остыв, спросил Аметисто.
- Что ты можешь сделать, уже решено, - ответил Малахитус, обрадованный тем, что юноша, наконец, успокоился и готов его выслушать. - Мы отправляем тебя в Стефеншир, где на днях умер один из магов шторма. Ты поработаешь там год-другой, наберешься жизненного опыта, а то совсем засиделся в лаборатории. А там, глядишь, все и уляжется...
Аметисто терпеливо ждал продолжения, он уже стыдился своего неподобающего тона.
- Эх, молодость, молодость..., - Помолчав еще немного, вдруг мечтательно произнес ректор. - Я в свое время тоже бывал в Стефеншире, премилый городок... Я тогда, помню, служил походным магом у королевских стрелков, их послали туда для усмирения джеггов. Эх, какие же там арбузы!
И Малахитус пустился в пространные воспоминания о своей службе в Стефеншире, причем он говорил не о воинских делах, а все больше о стефенширских девушках, конях, садах и прочих радостях жизни, как будто его пребывание в этом пограничном городке было веселой прогулкой.
- Но почему меня не хотят отправить в Уланду? - прервал поток красноречия Аметисто.
- Уланда подождет, там достаточно магов шторма, - тон ректора снова стал серьезным. - А в Стефеншире нужен глаз до глаз. Я недавно получил известие, что среди джеггов началось беспокойство. Эти кочевники не раз причиняли неприятности королевству. Поезжай туда, мой мальчик, и да пребудет с тобой благословение Триединства.
После этих слов Аметисто уже не нашелся, что возразить. Страх показаться трусом в глазах начальства был сильнее, чем недовольство полученным приказом. Он молча поклонился и вышел, а в голове все вертелись последние слова Малахитуса о благословении. Было удивительно услышать такое от ректора в неофициальной обстановке. Все в Академии прекрасно знали, что маг леса не был особым приверженцем религии, а если кто-нибудь пытался вызвать его на разговоры о силах Триединства и наилучших способах поклонения им, то он всегда произносил одну и ту же фразу:
