Я чувствую, как на меня надвигается холодная тень того времени. — Едва ли.

— С тех пор как я встретила тебя, Эллиот был третьим человеком рядом с нами, каждую секунду. Иногда мне казалось, что то, что ты мне рассказывала, ты рассказывала только потому, что его там не было. — Она поднимает руку, когда я начинаю отвечать на это. — Это не жалоба, между прочим. У меня был Дэйв, и у меня была ты. У тебя была я… но у тебя был и он — в твоих мыслях, в каждом твоем поступке. Когда ты встречалась с парнями, это было похоже на… ты ускользала и возвращалась тайком ночью, как будто кто — то мог разозлиться, что ты была на свидании.

Выпустив длинный вдох, я изучаю ее, ненавидя ее за то, что она делает это, за то, что выкладывает эти истины, которые до сих пор жили только в пыльных тенях моей памяти, в публичное пространство.

— Когда ты впервые переспала с Джулианом? Ты помнишь это?

Я издала смешок — стон. Помню. Это было в середине первого курса. Играющий на гитаре, длинноволосый Джулиан был полубогом в кампусе, да еще и на первом курсе. Красивый, в меру тщеславный, не такой глубокий, каким он себя считал — или, может быть, это только мое мнение задним числом. По какой — то причине он начал добиваться меня в октябре, к вящей зависти поклонниц его группы. В конце концов я согласилась пойти с ним на свидание; в то время я думала, что, возможно, погрузившись во что — то с кем — то другим, я смогу заставить все вернуться в Калифорнию.

Мы занимались сексом у него дома после нашего первого свидания. Я почти ничего не помню об этом, кроме того, что во время секса я думала о том, что есть по крайней мере пятнадцать других женщин, которые хотели бы оказаться в этой постели прямо сейчас, и что он, вероятно, делал все это довольно умело. Но все, чего я хотела, это чтобы он закончил, и я могла пойти домой и свернуться в клубок.

Я вернулась в комнату общежития, которую делила с Сабриной, и не успела сказать ни слова, как меня вырвало на ее любимую пару фиолетовых Docs, после чего я упала в истерическую лужу и рассказала ей все об Эллиоте.

— Бедный Джулиан, — говорю я.

— Он был милым, — говорит она. — И это сработало на какое — то время, потому что ты не была заинтересована. Ты никогда не вкладываешься, Мейси. У тебя есть только горстка людей, которых ты действительно можешь назвать друзьями, а все остальные остаются на поверхности.

Я собираюсь возразить, но она нахально поднимает руку, чтобы остановить меня.

— Позволь мне сказать, я работала над этой речью с самого пикника.

Я улыбаюсь, несмотря на свой гнев. — Хорошо.

— Я уверена, что Шон — отличный парень, но это другая версия тебя и Джулиана; все лежит на поверхности. Ты никогда не почувствуешь того, что чувствовала к Эллиоту, но это удобно: ты все равно не хочешь чувствовать это снова.

Я напряженно киваю. Сабрину нельзя винить за то, что она произнесла вслух то, о чем я тоже начала задумываться.

— Но, черт возьми, Мейс, — мягко говорит она, — разве это не кажется эгоистичным? Ты даешь только столько, сколько сама готова. К счастью, в этот раз Шон доволен объедками.

Я откидываюсь в кресле. — Боже мой, — говорю я. — Скажи мне, что ты на самом деле думаешь.

Она пожевала нижнюю губу, изучая меня. — Ты хочешь сказать, что я не права?

Я провожу руками по лицу, чувствуя себя более уставшим, чем за всю неделю. — Все не так просто, и ты это знаешь.

Сабрина закрывает глаза, медленно вдыхая, а затем выдыхая. Снова посмотрев на меня, она мягко говорит: — Я знаю, милая. Дело в том, что… ты притворяешься, будто можешь просто уйти от Эллиота. А ты можешь? А если нет, то что ты делаешь, оставаясь помолвленной с другим мужчиной?

— Я знаю, знаю, — говорю я, чувствуя, как в животе бурлит.

Выражение ее лица смягчается. — Разве ты не хочешь посмотреть, куда все может зайти с Эллиотом? Самое худшее, что может случиться, это то, что ничего не получится, и его больше не будет в твоей жизни. — Она наклоняется назад и говорит более спокойно: — Ты знаешь, что сможешь это пережить. По крайней мере, минимально.

Я кручу вилкой по столу.

— Что удерживает тебя с Шоном?

Я знаю, что она хочет получить серьезный ответ, но я просто устала от интенсивности этого разговора. — Его квартира такая удобная.

Она разражается лающим смехом, который на самом деле пугает Вив во сне. — Они взбивают твои подушки в аду, Мейси Лиа Соренсен.

— Я не думаю, что в аду есть подушки, — говорю я, улыбаясь ей в ответ. — И я шучу. Мне просто трудно доверять этим новым сомнениям, потому что несколько недель назад я была совершенно счастлива с Шоном. Что, если это просто всплеск?

Она произносит скептическое — Угу.

Я моргаю ей. — Ну же.

— Да ладно тебе. Ты знаешь, что я права. С Шоном все просто, я понимаю. Он кактус, а Эллиот — орхидея. Это я тоже понимаю. Просто…

— Просто что?

— Просто не будь киской по этому поводу, — говорит она. Сабрина ненавидит использовать слово 'киска' для обозначения слабости, особенно после того, как она родила своего десятифунтового ребенка старомодным способом. — Когда ты думаешь о поцелуе Эллиота, что ты чувствуешь?

Все мое тело взрывается от жара, и я знаю, что это сразу же отражается на моем лице. Я знаю, каково это — целовать Эллиота. Я знаю, как он звучит, когда кончает. Я знаю, как его руки становятся дикими и блуждающими, когда он напряжен. Я знаю, как он научился прикасаться, целоваться и доставлять удовольствие, потому что он учился вместе со мной.

Я знаю, как это было хорошо, даже за то короткое время, что он был у меня.

— Мне даже не нужно, чтобы ты отвечала. — Она откидывается назад, когда заходит официантка, чтобы принять наши заказы.

Когда она снова уходит, мой телефон вибрирует в сумке, и я достаю его, смеясь. Это сообщение от Эллиота, с которым я не разговаривала после пикника:

«Ты говорила с Шоном о Новом годе? Я бы хотел, чтобы ты поехала со мной. Думай об этом как о шансе провести исследование для свадьбы, которую ты не хочешь планировать».

Я разворачиваю телефон, показывая его Сабрине, и она смеется, качая головой. — Вмешательство завершено.

Тогда: Суббота, 14 января

Одиннадцать лет назад

Эллиот растянулся на полу, стянув с футона новую пушистую подушку и подоткнув ее под голову. Было почти два часа дня, и мы с папой едва успели подняться сюда из — за жуткого сухого скрежета под капотом 'Вольво'. Пока папа и мистер Ник работали над папиной машиной, мы с Эллиотом поглощали холодную курицу на ступеньках перед домом. Вернувшись в тепло дома, я скорее задремала, чем прочиталв целую главу.

Голос Эллиота казался более глубоким, чем даже в предыдущие выходные: — Любимое слово?

Я закрыла глаза, размышляя. — Мучительно.

— Вау. — Эллиот сделал паузу, и когда я посмотрела на него, он с любопытством уставился на меня. — Вот это зингер. Обновить?

Я скинула туфли, и одна из них едва задела его голову. Мы провели последний час вместе, но что — то в том, чтобы вернуться в комнату, с голубыми стенами, звездами и теплой массой тела Эллиота рядом, казалось, ослабило все внутри меня. В девятом и десятом классах было тяжело, но одиннадцатый? Определенно самый худший.

— Девочки — отстой. Девочки сплетничают, мелочны и вообще отстой, — сказала я.

Эллиот пометил свое место в книге и закрыл ее, положив на бок. — Поподробнее.

— Моя подруга Никки, — сказала я. — Ей нравится этот парень, Равеш. Но Равеш пригласил меня на весенний бал, а я отказалась, потому что он просто друг, но Никки все равно злится на меня, как будто я могу помочь, что Равеш пригласил меня, а не ее. Поэтому она сказала нашей подруге…

— Дыши.

Я сделала глубокий вдох. — Она сказала нашей подруге Элизе, что я сказала подруге Равеша Астрид, что хочу пойти с Равешем только для того, чтобы он попросил меня, а потом я ему отказала. Элизе поверила ей, и теперь ни Никки, ни Элизе не разговаривают со мной.

— Ни Никки, ни Элайза с тобой не разговаривают, — поправил он, а затем, заметив мой взгляд, извинился, прежде чем добавить: — Очевидно, что Элайза и Никки — сучки.