Святые братья подоспели как раз вовремя, когда Энин уже расправилась со всеми мертвецами и, с трудом удерживаясь на ногах, вытирала кровь, обильно вытекающую из носа. Она не отказалась бы от помощи, оперлась бы на чью-нибудь руку, чтобы не рахнуть наземь, но не нашлось никого, кто бы предложмл ей свои услуги. Энин ничего не оставалось, кроме как, собрав последние силы, вялой поступью отправиться к повозке Бенедикта.
– Ведьма…
– Колдунья…
– Некромантка…
– Ведьме – пламя… – шептали люди за ее спиной.
Энин явственно почувствовала, как на нее устремились сотни ненавидящих взглядов, будто не этих людей она спасала минутой назад, а была той причиной, по которой немертвые пришли сюда. Колдунья не отвечала, не желая лишний раз привлекать к себе внимание, но ужасная новость тихими перешептываниями уже облетела весь обоз.
– Ты поспешила, дочь моя, – сказал Бенедикт, беря девушку за руку и отводя подальше от места схватки. – Братья справились бы и без твоей помощи, а теперь твоя жизнь под угрозой. Люди не любят тех, кто не таков, как они.
– Они мне ничего не сделают. Я спасала их жизни…
– Миряне этого не запомнят. Зато страх, который вызвали в них твои умения, навечно отпечатается в их сердцах. И когда Орден придет за тобой, никто не встанет на твою защиту…
Предсказание Бенедикта сбылось на следующий же день. Когда Энин пыталась помочь людям, они отводили взгляды, уходили прочь, опасаясь девушку, словно чуму. От отчаяния у нее прорезался голос, и она уговаривала матерей, едва не моля, усадить в повозку их перепачканных в пыли детей и дать им хоть крохотное мгновение отдыха, упрашивала стариков, уже падающих от изнеможения, но все они предпочитали смерть, нежели помощь ведьмы. К обеду, когда холодное зимнее солнце показалось в зените, Энин бросила безуспешные попытки и недвижимым изваянием застыла рядом с Бенедиктом. Ей было невдомек, что люди боятся церковников и именно поэтому старательно избегают всяческих контактов с ведьмой, ведь за пособничество силам тьмы грозили костром и ленивым пламенем.
– Столь очаровательное дитя… – прервал длительное молчание священник. – Как же тебя угораздило ввязаться в ту бойню? А я, как последний мирянин, не сумел тебе помочь, не предугадал твой нелепый поступок…
– Я все сделала правильно, – отчеканила Энин. – И, если будет необходимо, сделаю так снова.
– Не стоит, дочь моя. Ох, не стоит. Если ты повторишь свою ошибку, тебя сожгут на костре.
– Я не боюсь смерти.
– Как глупо, дочь моя, как глупо…
Вампир причитал и наставлял всю дорогу, пока, наконец, не опустились сумерки и люди не начали располагаться на ночлег. Но даже лежа у костра, укутавшись в шерстяные пледы, он продолжал что-то неразборчиво ворчать. Лишь поздней ночью, когда высоко в небе встала полная луна, священник перестал читать свои проповеди, целиком и полностью отдавшись мыслям, но не сновидениям.
Бенедикт думал о герцоге Ливаузье и о том, что Веридия больше нет. Гибель Мастера не была для вампира секретом, их неразлучно связала магия смерти. Теперь у священника, как у единственного представителя дома Атис, не осталось никаких клятвенных обязательств, а честное мужское слово Бенедикт привык с одинаковой легкостью как давать, так и забирать. Ответственность за жизнь девушки, которую он обещал отвести к границе с Валлией, упала с его плеч: дойдет она до цели или умрет в пути, уже не должно было его волновать… Но волновало. Что-то незримое притягивало Бенедикта к этой рыжеволосой молчаливой колдунье. Вероятно, та стена, которой она отгородилась от окружающего мира; та стена, которую вампир-священник как завзятый ловелас хотел преодолеть – в доказательство своих умений. Бенедикт твердо решил для себя: после того, как эта птичка окажется в его силках и тут же, как часто это бывало, перестанет интересовать как женщина, он от нее откажется. Только Энин не спешила в любовные сети, расставленные святым отцом, а служители Эстера, пришедшие ночью, когда все спали, разрушили замыслы вампира.
Полноватый, начинающий лысеть церковник в белоснежной рясе подошел к лежащему на боку Бенедикту и потряс, желая разбудить. Вампир открыл глаза, посмотрел на человека, чье лицо в отблесках огня походило на маску кровожадного демона, и без труда узнал в нем Притория, главу Ордена.
Удостоверившись, что брат по вере проснулся, эстерец тихим, скрипучим голосом сказал:
– Люди взволнованы. На рассвете приведи ведьму в главный лагерь. Ее ждет пламя…
Глава 3
Врата мертвых
И день обернулся ночью,
И ночь стала смертью,
И встречались неживые на остроге мира,
И гремела сталь,
И шла битва,
И падали головы,
И рушились башни.
Но павшие вновь поднимались,
А за рухнувшей башней вставала новая…
И гремела сталь,
И не было конца яростной битве.
И смеялась Хель: сражался мертвый с мертвым…
Имгырская надпись.
В темном кабинете, который заменил для короля мертвых тронную залу, под тихий треск догорающих в камине дров за широким дубовым столом сидел Арганус. Он всецело погрузился в привычные для себя изыскания, при помощи которых надеялся разрушить купол и ворваться губительным смерчем во владения живых, чтобы мечом и магией погрузить Валлию сперва в забвение, а затем – в бессмертное процветание. Хельхейм уже был в руках Кровавого лорда, но что нужно тому, кто обладает властью? Безусловно, еще больше власти. А для того, чтобы ее получить, необходимы новые горизонты, земли, куда всеобъемлющая длань некроманта еще не дотянулась.
К великому своему сожалению, Арганус ни на йоту не приблизился к заветной цели. Секрет, способный открыть врата в Большой мир, был все так же недоступен. Кроме этого навалились и другие проблемы. С юга пришла весть о том, что люди, собравшись в дружное стадо, двинулись к границе с Валлией. Сейчас, когда армии покинули гарнизоны, чтобы принять участие в войне, это было чревато дурными последствиями: живым ничто не могло помешать вырваться из-под купола. Такой исход сулил Хельхейму невероятный до сего момента упадок, ведь без подушной подати не удастся восстановить утраченные в междоусобице силы. Живых не трудно было остановить и вернуть их существование в привычное русло, но появлялась другая проблема: вот уже девять дней под прикрытием редколесья, почти у самых ворот Хельгарда, стояла армия Фомора и своим присутствием мешала Арганусу отправить карательные отряды. Если бы только недальновидный наместник пошел в наступление, отдал приказ к штурму, тогда Арганус пришлепнул бы его, как жирную муху. Но Фомор медлил и этой своей нерешительностью рушил все планы.
Проклятье! В такой атмосфере мысли о покорении Валлии меркли, а решение задачи по разрушению купола, столь сейчас необходимое, никак не шло на ум – тяжкие думы не давали сосредоточиться. Это выводило Аргануса из себя. Всего один треклятый поступок, один приказ о нападении и все пойдет своим чередом, мир – власть над этим миром! – стремглав перетечет в руки Кровавого лорда. Всего одно решение, которого безмозглый Фомор никак не мог принять… Арганус и сам напал бы, спровоцировал бы наместника к решительным действиям, но не делал этого, опасаясь утратить выгодное положение и вместе с ним – военный перевес. Одна беда – время играло на чужой стороне…
– Мой повелитель! – в кабинет Хозяина без стука ворвался Барклай. – Фомор пошел в наступление! Наш час пробил!
– Великолепно! – воскликнул Арганус, вставая из-за стола. Глаза его хищно засверкали оттого, что судьба, рок, провидение сменили гнев на милость. – О лучшей новости я не мог и помыслить. Иди и неотступно следуй моим приказам.
