С севера, обгоняя друг друга, под порывами резкого, колючего ветра мчали снеговые тучи. Они принимали разные обличия, и Алиса с интересом, радостно улыбаясь, разглядывала великолепные, причудливые метаморфозы, происходящие с ними. Вот серое, грязное облако растянулось по небосводу, в нем появились просветы: теперь туча выглядела не так мрачно, как прежде, и была похожа на грациозного скакуна в яблоках, за которым, скаля пасть, мчалась гончая с изогнутой, как дуга, спиной. Вот другое облако хищно запрыгнуло на скакуна, ударило его в бока и вдруг преобразилось, став иссиня-черным всадником.

Игривая детская фантазия находила в тучах все новые черты, наполняла небесную картину деталями, делала ее еще более интересной. Выдумка порождала выдумку, и разглядывание облаков становилось с каждой минутой все более увлекательным занятием.

В рисунки вплетались звуки. Гремели раскаты грома, пронзительно выл ветер, но казалось: звенела сталь, ржали кони, лаяли псы – мчал по небу Дикий гон во главе с Охотником, восседавшим на сером жеребце в яблоках.

Окно, у которого застыла Алиса, вдруг начало промерзать, быстро изукрасилось вязью витиеватых, неведомых никому, кроме зимы и холода, символов. Девочка радостно взвизгнула – витражи в храме, в котором она провела раннее детство, никогда не покрывались изморозью – и провела ладошкой по стеклу, теплом руки растопляя узоры. Отпечаток ее маленьких пальцев остался на окне, но в небольшие прорези было не интересно разглядывать мир, и Алиса, хохоча, помчалась на улицу, на ходу надевая нагольный полушубок и рукавицы.

Выбежав во двор, девочка закружилась, глядя на небо – тучи плясали, вертелись, их бесконечные превращения создавали все более красивые фигуры. Но неожиданно грянул гром, и Алиса, на секунду испугавшись, вздрогнула, сбилась с ритма и упала на землю.

– Зашиблась? – спросил чей-то звонкий, мелодичный голос.

– Чего? – пробормотала Алиса, с трудом справляясь с головокружением.

Сперва она увидела все то же небо, волчком вертевшееся над головой. Затем разглядела черноволосого, кучерявого мальчишку со смуглой, как шоколад, кожей. Он склонился над нею и внимательно посмотрел на Алису.

– Зашиблась, спрашиваю?

– Нет, – хмурясь, ответила девочка и, поднявшись, взглянула на любопытного собеседника. Он выглядел года на три старше нее, но ростом был невелик – лишь на полголовы выше Алисы. – Кто ты такой? Я тебя не знаю.

– Я Гоар! – улыбнулся мальчик и хитро сощурился: – А я тебя знаю. Ты – Алиса, дочь жрицы!

– А вот и не дочь, а ученица.

– Все едино! – отмахнулся Гоар. – А что вы со жрицей делаете на нашем постоялом дворе так долго?

– Ждем, пока в мир не прорвется зло.

– Да прям, – не поверил мальчик. – Какое еще зло? У нас, в Фиоре, жизнь такая спокойная – аж скучно. Никакое зло горожан не расшевелит.

– А о Хельхейме слыхал? – ехидно спросила Алиса и, покачав головой, как часто делала Матушка, наставнически погрозила пальцем: – То-то. Живешь тут и думаешь, будто все знаешь о завтрашнем дне. Ан нет. Только мы, Великие Видящие, можем знать заранее будущее и строить его так, как надо людям.

– Ага, и чего со мной случится завтра? Чего делать буду?

– Будешь искать клопов в постели хозяина! – вздернула носик Алиса, не желая признаваться в том, что не знает о будущем мальчишки ровным счетом ничего. Она – прорицательница снов. И пока Вёльва не накажет ей стимулировать видения, Алиса бессильна в предсказаниях.

– Всех клопов в кровати мастера Грегори не сыщешь, – вдруг рассмеялся Гоар. – Ладно, Великая Видящая, ты не серчай, расскажи лучше о том, чего вы со жрицей уж три месяца ждете? Что угрожает Фиору?

– Зябко тут, – поежилась Алиса. – Идем в дом. Там расскажу.

– Нельзя мне в дом, – заозирался Гоар. – Если хозяин увидит, что я без дела слоняюсь, отлупит.

– Тогда… спрячемся!

Двое детей, вооруженные безграничным интересом друг к другу, охваченные тем неведомым чувством предвкушения чего-то запретного и увлекательного, которое нередко появляется при игре в прятки, если, разумеется, прятаться от взрослых, помчались в сарай, по лестнице взобрались на крышу и там, за деревянным козырьком, укрылись от людских глаз и ветра.

– Рассказывай… – прошептал Гоар и от нетерпения поерзал, удобнее устраиваясь на прелой, промерзшей соломе, которую сам же сюда и натаскал: за этим козырьком он всегда прятался от хозяина и мечтал о новой жизни с путешествиями и приключениями! Сегодня Видящая, сама об этом не догадываясь, покажет Гоару путь в неизведанные уголки мира, откроет тайны и с новой силой разожжет в нем жажду к переменам.

– Видишь то облако? – Алиса указала на огромную серую тучу, которая закручивалась, клубилась на ветру. – Представь себе, что это дым. Так много дыма бывает только при пожаре. Вот и моя история начинается с огня. Как-то раз, было это в Хельхейме, в деревне загорелся дом. Жили в нем камнетес, Видящая и их десятилетний сын. В пожаре выжил только мальчик.

– Не может быть! – безапелляционно заявил Гоар. – Какая Видящая даст себя спалить? Не верю!

– И не верь! И вообще, молчи, пока я рассказываю. Потом все узнаешь.

– Ладно, ладно, молчу, – Гоар махнул рукой и разочарованно – его надежды не оправдались: девочка не знала занимательной истории – посмотрел на небо.

– Да, Видящая знала об опасности, но не стала калечить Судьбу. Знаешь, ведь каждое вмешательство в человеческую жизнь изменяет ток вещей. Стоит толкнуть один камень, и он вызовет лавину. Опасная, опасная доля у жриц, – сказала Алиса, скорчив такую трагическую гримаску, что Гоару показалось: нет в мире ничего более печального, чем жизнь прорицательницы. – Много времени надо потратить, чтобы оценить последствия своего поступка. А иногда знание не оставляет выбора. Мать Сандро посчитала, что так для мира будет лучше. Поступок достойный Великой…

– Ой, только не надо опять о величии Видящих. Будь у нее возможность спасти себя да мужа – спасла бы. А так… грош цена этой жрице…

Алиса нахмурилась, разозлилась от такого отношения к Видящим и, не сдержавшись, отвесила мальчишке подзатыльник.

– Не смей! Не смей говорить… перебивать меня. Хочешь услышать историю, молчи. Ежели лясы пришел точить, то беги в дом – работать.

– Да ты мне не указывай… – обиженно процедил Гоар, но не устоял перед разгорячившимся любопытством и тише добавил: – Рассказывай.

Ах, если бы взрослые были так же прямы и откровенны, как дети, в мире, вероятно, не было бы зла. Никто б не стал склочничать, кляузничать и погружаться в житейские дрязги. Только они, дети, их кристально чистые души, умеют так же быстро прощать, как и обижаться.

– Сандро, так звали выжившего мальчишку, – повинуясь просьбе Гоара, продолжала Алиса, – попал в рабство. Его хозяином стал злой некромант и колдун – Арганус.

Почувствовав сходство своей судьбы с судьбой Сандро, Гоар невольно скривился: мастер Грегори, пусть и не был колдуном, не отличался хорошими манерами – все и всегда объяснял угрозами и криком.

– Но рабство было далеко не самое страшное из того, что приключилось с Сандро. Он умер. По крайней мере, должен был умереть. Арганус его воскресил, воскресил еще до смерти и превратил в ужасное существо – полулича.

– А кто такой этот полулича? – удивился незнакомому слову Гоар.

– Эх, деревенские… – ядовито выдавила Алиса, сама лишь полугодом ранее узнавшая о некромантах от наставницы. – Лич – это мертвец, скелет без плоти, умеющий колдовать. Так вот, Сандро остался наполовину жив, наполовину мертв – полулич.

– Смотри! Смотри! Там облако с лицом, как у полулича, ополовиненным… – радостно выкрикнул Гоар и указал пальцем на небо.