Пока шофер, обливаясь потом, таскал чемоданы, Райнер и Эрна лучезарно посмотрели друг на друга.

— Я надеюсь, мы больше не встретимся, — поцеловав воздух у щеки жены, произнес Шульц.

— Мы женаты, — с очаровательной улыбкой напомнила Эрна, смахнув пылинку с лацкана его пиджака. — Я не собираюсь забывать о том, что двенадцать с половиной лет моей жизни были отданы тебе и этим чертовым розам.

— Я уничтожу их при первой же возможности, — пообещал Шульц.

— О, милый. Ты такой романтик.

Последний чемодан исчез в недрах багажника. Эрна села в машину, шофер захлопнул дверцу, и черная машина Министерства Путей Сообщения выкатилась на тихую и безмятежную Липовую улицу.

Шульц, раскланявшись с соседями, наблюдающими отъезд Эрны, скрылся в доме.

Он прошел в свой кабинет и сел за письменный стол, разложив перед собой, как пасьянс, документы. Стоящая перед ним задача немного напоминала школьные логические головоломки: Ганс живет в красном доме, у Фрица во дворе цветут чертовы розы, чтоб их, Фридрих сосед Ганса. Чью собаку зовут Малыш?.. Роль логических условий в этой задаче выполняли приказы, распоряжения, накладные и транспортные квитанции. Там, где замешана бюрократия — а Германия славилась своей идеальной, сияющей как горный пик, бюрократией — нет и не может быть секретности. Всегда будет какая-то запротоколированная деталь, вещающая истину будто Иоанн Богослов. Эту деталь и пытался найти Шульц.

Он уже дочертил сравнительную таблицу, свел воедино результаты изучения документов и перепроверял выводы, когда раздался телефонный звонок. Звонила Эрна.

— Я на вокзале, милый, — прощебетала она. — Ты все еще работаешь с документами?

— Почти закончил. Твой поезд приходит вовремя?

— Надеюсь да, об опоздании ничего не сообщали. Я просто хотела попросить чтобы ты был внимательнее к Хельмуту. Мальчик отчаянно влюблен, а ты же знаешь как любовь меняет людей.

— Хотелось бы мне это знать, — внезапно сказал он, отвлекаясь от фамилий, названий и расчетов. — Хотелось бы мне хотя бы представить как это бывает.

Эрна засмеялась хрустальным смехом.

— Посмотри на малыша Хельмута, — посоветовала она. — Поговори с ним. Вот так выглядит любовь, сметающая все на своем пути — и запреты и обещания.

— Спасибо за совет. Совсем забыл — тебе передавал привет Генрих Кляйн.

— Генрих Кляйн? Ты уверен?

Он снова посмотрел на таблицу. Да, это был Генрих Кляйн, остальные варианты исключались.

— Я тоже удивился. Но да, я уверен. Сегодня вечером я встречаюсь с ним в «Марго», у них небольшой банкет, надеюсь, удастся переброситься парой слов. Эрна?..

— Разумеется, удастся, — сказала она после паузы. — Генриху тоже мои наилучшие пожелания.

И снова замолчала.

— Ты не можешь плакать, Эрна, — осторожно сказал он. — Потечет тушь, и ты станешь похожа на панду.

— Спасибо, Райни. Разумеется, я не плачу — я еду в Париж и нет совершенно никаких поводов для расстройства.

— Именно. Проведи там время с толком — за нас обоих.

— Конечно. Мой поезд пришел. Прощай.

— Прощай.

Он положил трубку и, подойдя к окну, долго в него смотрел. В палисаднике качали пышными головками чайные розы с красной, будто кровавой, каймой по краям лепестков. Новый, недавно выведенный и очень модный сорт «Gloria Dei». Глория. Странное совпадение.

Телефон взорвался дребезжащей трелью. Шульц пропустил несколько звонков и снял трубку.

— Герр Шульц, — Большая Берта, его секретарь, не говорила, а вещала. — Я получила подтверждение от Круппа. Наш заказ размещен, к изготовлению приступают немедленно.

— Отлично, Берта. Они больше не упоминали про Восточный фронт?

— Немного, — Берта хихикнула, мембрана в трубке содрогнулась от колебаний. — Но у меня создалось впечатление, что заказам для Восточного фронта придется немного подождать. Проект «Дора» важнее.

— А как самоуверенно они отвергали все заявки поначалу… — Шульц засмеялся, Берта вторила ему раскатистым басом.

— Благодарю, Берта. Думаю, ваш муж был бы доволен вами так же, как и я. Вернее сказать, я в этом уверен.

— Только это и поддерживает меня, — искренне сказала Берта. — Одна только мысль о том, что мой Ганс смотрит с неба на нас с Хельмутом и одобрительно качает головой, заставляет меня просыпаться утром. Мне так его не хватает. Он был бы рад тому, что и Хельмут и я работаем с вами. Он очень уважал вас.

— Я тоже уважал его, Берта. Мне тоже его не хватает. Да, и спасибо за документы, они очень мне помогли.

— Хельмута со вчерашнего дня нет дома, — судя по звукам в трубке, Берта пыталась совладать с эмоциями. — Думаю, он у своей девчонки, у Марты. Но, конечно, сегодня вы можете на него рассчитывать.

— Я его жду. Спасибо, Берта.

Он повесил трубку и снова посмотрел в окно. Эрна и Большая Берта были чертовски разными женщинами, играли совершенно разные роли в его жизни и в его деле, и сейчас, на финишной прямой, он не мог бы сказать кого ему не будет хватать больше.

Через несколько часов пронзительный дверной звонок заставил Шульца надеть пиджак и распахнуть калитку. Хельмут, семнадцатилетний красавец, сын Берты и давно погибшего Ганса, неловко одергивая ставшие уже короткими рукава, переминался с ноги на ногу. Было ровно 18.43.

— Ты пунктуален, Хели, — сказал Шульц. — Это хорошо. Машина в гараже, держи ключи. Погоди. Вот примерь, Эрна купила тебе куртку, из этой ты уже вырос.

Куртка села на Хельмута как влитая. Пока Хельмут заводил машину и выезжал на улицу, Шульц закончил последние приготовления и, взяв небольшой кожаный кейс, вышел на улицу. Ехать было недолго.

— Как твои дела? — спросил Шульц, когда Липовая улица исчезла из вида. — Твоя мать сказала, что ты не ночевал дома?

Хельмут кивнул. В зеркале заднего вида отражался его высокий чистый лоб и ясные серые глаза.

— Да, когда я сделал, — он запнулся, — то, что я был должен сделать, я пошел к Марте. Она боится ночевать одна, так что я остался у нее. Все прошло удачно — меня действительно никто не осматривал, как вы и сказали, так что я просто зашел через черный вход и поднялся на чердак… Я сделал то, что был должен, — повторил вдруг Хельмут хрипловато. — Я буду молиться о том, чтобы Господь не наказал меня за мой поступок.

— Ты все сделал правильно, — подтвердил Шульц. — Ты молодец.

— Вы думаете? — Хельмут попытался поймать в зеркале взгляд Шульца. — Если с Мартой что-то случится… я просто не смогу жить.

— Отец гордился бы тобой, — мягко сказал Шульц. Это было правдой. — И с Мартой все будет хорошо, я обещаю это. Вы поженитесь, будете жить долго и счастливо.

Хельмут заулыбался и как-то расслабился. Шульц поймал себя на мысли, что не считает свою фразу ложью. В самом деле — почему бы этим двум детям не пожениться и не жить долго и счастливо? При условии, что они оба переживут эту войну, конечно. И если сегодня вечером все пройдет по плану.

— Женатым быть… интересно? — Хельмут на мгновение отвлекся от дороги.

Шульц хмыкнул.

— Как сказать, мальчик мой, как сказать. Вначале очень интересно, потом просто интересно, потом все менее интересно, потом она едет в Париж, а ты идешь в ночной клуб. И вы оба очень этим довольны.

— Фрау Эрна уехала в Париж?! — машина вильнула. — Одна?

— Следи за дорогой, дружок, — посоветовал Шульц. — Да, она уехала. Я не мог бы составить ей компанию — с юности ненавижу Париж. К тому же, как ты знаешь, этот вечер у меня занят.

Хельмут в изумлении бросил руль и всплеснул руками.

— Как можно не любить Париж? Ведь он так романтичен! Я мечтаю о том, чтобы когда-либо оказаться там с Мартой.

Имя возлюбленной он выговаривал с особой нежностью.

— О, это долгая история, в которой замешаны пьяные русские, журналисты, Эйфелева башня, мокрые мостовые и неумелые водители. Как-либо расскажу.

— Звучит интересно, — кивнул Хельмут. — Райнер, а вы будете еще давать мне задания?

— Задания?

— Да, как вот вчера, например. Вы с фрау Эрной столько делаете для меня. Я хочу быть полезным. В память о моем отце и в благодарность.