За розыскные мероприятия, не приведшие ни к чему, мать вашу, ровным счетом ни к чему!
За сотни новых нормативов и проверок — целый лес на ту бумагу положили, а он мог бы зеленеть и шуршать листиками, между прочим.
За скандал между ГРУ и НКВД, хотя тут, конечно, надо бы благодарность объявлять: в кои-то веки чекисты сидели молча и обтекали.
- Здравствуй, Даня.
- А объясни-ка мне тот факт, что тебя год не могли ни мы найти, ни НКВД?.. Где ж ты был, родной, где ж таких баб выдают, чтобы год из-под перины не вылезать?!.
Рассказ Щуся потянул на трагикомедию века. Вышел прогуляться перед сном, стал нечаянным свидетелем ограбления киоска, но грабитель сбежал, а подоспевший милицейский патруль арестовал его, невинную жертву, и, не слушая объяснений, оформил на первую же попавшуюся фамилию, отправив на исправительные работы сроком один год. По беспределу мусорскому, уууу, волки позорные!
Проскуряков выслушал это с интересом — на дворе стоял тридцать девятый, вырваться в театр давно уже не удавалось. Опять же, по морде не смазал, хотя уже и с большим усилием, чем в первый раз.
- А что же вы, Даниил Иванович, не упоминаете про убитых сотрудников НКВД, найденных той же, вне всякого сомнения, роковой, ночью в вашей квартире?
Щусь похлопал круглыми глазами, изображая удивление, и моментально исторг из себя версию.
- Так это ж за мной враги приходили, а чекисты преследовали их, но, значит, попали в засаду. Жаль ребят, не повезло им…
- Даааа, — только и сумел выдавить из себя Проскуряков, подавившийся кофе. В голове вертелось слово хуцпа{?}[На идише - высшая степень наглости] и много других слов, но уже русских.
Но это было еще не все. Щусь времени зря не терял и, заглатывая предложенный Проскуряковым чай, излагал новую схему обучения агентов. Отсидка, судя по всему, оказалась для него необременительным мероприятием. Работа на свежем воздухе, с людьми…
Допивая кофе, Проскуряков думал о том, что сценарий, предложенный Щусем, может послужить основой для его восстановления на службе, после тщательной проверки, конечно. В конце концов, Щусевский послужной список пару раз обматывал по экватору земной шар, такими кадрами пусть НКВД разбрасывается, а у нас тут все просто.
Факты подтвердились, Щуся весь владимирский исправительно-трудовой лагерь признал. Так и кричали — ба, да это ж наш Гриня! Копать глубже, доискиваться до причин ареста, означало новый виток конфронтации с чекистами{?}[МУР был в структуре НКВД], так что на проверке факта отсидки поставили точку.
Вскоре стало не до мелочей. Началась война.
Несколько лет Щусь, теперь уже Чех или, если требовалось звание, Летнаб, жил и действовал строго в рамках, отведенных ему Проскуряковым и войной, а потом, после старта операции «Уран»{?}[Подготовка операции “Уран” - Сталинградской наступательной операции проводилась в условиях полной секретности и дезинформации противника], Чех, у которого появилось немного свободного времени, начал делать странные запросы аналитикам, разыскивая разведчиков со специфической национальностью. Проскуряков, у которого также появилось немного свободного времени, с интересом наблюдал за этим процессом, пытаясь понять, кого ищет Щусь.
Интуиция подводила его редко.
Неизвестно, сколько бы продолжались эти молчаливые розыски, но в перехваченной немецкой корреспонденции нашелся приказ Бёмма о направлении Васютина в округ Greuthungland. Сам Бёмм, спасибо Францисканцу, был уже на том свете, но приказ понудил извлечь из архива все, что было известно о Васютине, в том числе и фотографии времен Гражданской.
И тут на Проскурякова снизошло не то, что озарение — истина.
- По беспределу мусорскому говоришь? — спросил он у отсутствующего в кабинете Чеха. — Волки позорные?..
Проскуряков был человеком не ленивым и уже через четверть часа один из младших аналитиков рылся в архивах, собирая всю информацию об обоих Щусях, Цыганкове и Мещерякове, служивших с двадцатого года личной гвардией Смирнова. Группа Мстители.
Собрал.
И стало еще интереснее.
***
«А вот это уже наглость», — подумал Проскуряков, зайдя в избу, служащую гауптвахтой, куда по его просьбе поместили задержанную группу.
Оказывается, Чех все же иногда спал. Нда, с внезапной стороны открываются сотрудники. Так, неровен час, можно заподозрить, что он еще и ест.
- Подъем, — гаркнул Проскуряков.
Судя по тому, как медленно и нехотя просыпались товарищи Мстители, врасплох застать никого не удалось. Проскуряков полюбовался на непроницаемого Чеха и на широко улыбающегося Францисканца (черта с два его узнаешь в том подростке с фотографий). Цыганков помог жене встать (поднималась и стояла она с видимым усилием) и вытянулся в струнку, согласно уставу.
- Оксаночка, вы прекрасно выглядите, синяки прямо под цвет глаз, — не удержался Проскуряков. — Садитесь, пусть мужчины стоят.
- Постою, — недружелюбно сообщила она. Интересно, она-то как здесь появилась? Но сейчас были задачи поважнее.
Францисканец и Цыганков в центре, Щуси по бокам. Странная расстановка. Если только…
- У меня один вопрос, — задумчиво сообщил генерал. — Что именно вы, товарищ Мещеряков, рассказали Мюллеру?
Посмотрел на изменившиеся выражения лиц и усмехнулся.
- Ты, Щусь, действительно полагал, что вашу бредовую идею с якобы выданной под амиталом историей про лихую борьбу с бандитами, драку в трактире гитарами, сношением записками через дупло, внедрением в банду и прочей ересью я приму за правду? Так зря ты это думал. Рассказал Мещеряков Мюллеру все, что мог. А ты об этом знал, но все равно дружка решил вытащить. Как ты разведданные подменил я чуть позже разберусь, но ты во мне, Щусь, не сомневайся, я до правды докопаюсь, всегда докапывался. А знаешь, на чем вы прокололись? На имени. Гриня Кандыба — помнишь такого, Щусь? Тебя же Цыганков под этим именем упаковал в тридцать седьмом по сто шестьдесят второй статье, чтобы ты по расстрельной пятьдесят восьмой не уехал. Ну и откуда бы Мещерякову знать про Кандыбу, если он в то время в Германии безвылазно сидел?.. Не ожидал я от тебя такой топорной работы. Грубо ты сработал, Даня, очень грубо. Заигрался. Или не сообразил? Всю информацию я передам в СМЕРШ.
Он прервался, чтобы вдохнуть воздуха и подумал, что самообладание у товарищей было потрясающее — ни движения, ни вопроса. Только Оксана, глядя в упор на брата, нервно потирала шею.
- Ты, Цыганков, тоже не грусти. Ты у меня на службе не состоял, шпиона из тебя не вышло, так что пойдешь по уголовке, как муж пропавшей без вести жены. Как ты там говорил: когда жена пропадает, из ста девяносто девять, что муж постарался? Ну так ты тот самый муж и есть. Молчать. Ты хочешь сказать, что нету тела — нету дела? Не переживай, тело мы найдем, война все же, разгул преступности, болезни везде, лица гражданские гибнут без счета. Причину, по которой ты супругу убил, выберешь сам. Я сегодня добрый. А Оксаночка останется как есть. Оксаночка у нас, конечно, беглая гражданка, но, как мне уже сообщили, героиня подполья, а мы с гестапо все же разные задачи выполняем. Доказать, что она это она все равно не получится.
Проскуряков снова замолчал, ожидая.
Сейчас кто-из них должен отвлечь на себя внимание. В обычном, классическом варианте, имей он дело с дилетантами, это была бы женщина. Но дилетантами они не были еще в двадцатых. Проскуряков почти не удивился, когда заговорил Францисканец.
- Даня, ты мне что-то про Глорию начал рассказывать, но не дорассказал. Про розы.
- Лучше у Яшки спроси, он точно помнит.
Цыганков кивнул.
- Розы, да, у них лепестки как будто окровавленные. Как тогда.
- Когда — тогда?
Цыганков, не ответив, прижал руку к левой стороне груди, и Проскуряков понял, что его не просто отвлекут, нет, все будет решено изящнее.
Цыганков сейчас потеряет сознание или забьется в падучей. Это будет выглядеть достоверно — психика у разведчиков горит первой, сколько их списывается, прямиком в психушки. Ему станут помогать двое, третий — третья, женщина, чей муж только что был чудовищно и несправедливо обвинен — кинется с гневом и проклятиями к Проскурякову, и его судьба будет решена. Оксаночка, отлично знающая как работает организм человеческий, не просто так потирала шею — кратковременного пережатия сонной артерии с учетом его возраста и лишнего веса, будет достаточно для вывода генерала из строя. Но она в плохой форме, она не справится. Справится Щусь, который будет ее якобы оттаскивать. А если этот план не сработает, то у Цыганкова в сапоге последним аргументом наверняка припрятан НР-40{?}[Нож разведчика. Серийно выпускается с 1940 года, что не помешало Валерке метать его еще в 1920-м. А вот так.]. А Мещеряков прекрасно метает ножи. А у Щуся достаточно изворотливости чтобы объяснить внезапную смерть руководителя. Нет, все же, не обморок, а падучая — больше свободы действий.
