— А, так это для вашей компании накрывают стол? — Шульц улыбнулся. Конструкторское бюро должно было собраться сегодня, отметить старт производства, на этом и строился его план.

— Да, мы с коллегами собрались кое-что отметить…

— Маленький вопрос, буквально на пару слов. Диаметр канала подачи рабочего тела в форсунках носовой части ноль двадцать пять или ноль пятьдесят четыре?

— Ноль двад…- Кляйн осекся и побагровел. Шульц впервые видел такой страх на лице человека.

— Я не должен… Как вы узнали?..

— О том, что вы главный конструктор проекта «Дора»? Видите ли, я руководитель снабжения этого проекта и предпочитаю перепроверить все лично, прежде чем размещать заказ на заводах. Итак, ноль двадцать пять, говорите вы. Я запомнил.

— Меня расстреляют, — прошептал Кляйн. — Это совершенно секретная информация.

— А кто из вас может похвастаться, что его дама испытала как минимум три оргазма подряд? — проорал Галланд над самым ухом. — Не меньше трех!

— Он просто никогда не пробовал оплатить несколько счетов от портного и ювелира разом, — заговорщически шепнул Шульц, положив руку на плечо Кляйна. — Скажу как мужчина мужчине, в этом случае счет идет на десятки.

Кляйн истерично хихикнул. Шульц достал красную книжицу партбилета и раскрыл его перед Кляйном.

— Вы же видите номер и дату выдачи этого билета. Я в партии дольше, чем большинство присутствующих здесь. Мне можно доверять. Я знаю все. И даже знаю в честь чего у вас банкет. Вы отмечаете начало производства опытного образца, а я делаю все, чтобы это производство состоялось. Мы с вами работаем вместе. Вам не стоит меня бояться. Вас совершенно точно не расстреляют, поверьте мне.

— Я пойду, — Кляйн соскользнул с высокого барного стула. Шульц отсалютовал ему бокалом, думая, что чего-чего, а расстрела Кляйну не дождаться.

Проектом «Дора» называлось создание принципиально новых ракет, использование которых могло коренным образом изменить ситуацию на фронте и залатать брешь, проделанную Сталинградом и рядом наступательных операций русских. То есть, совершить поистине чудо.

Райнер Шульц верил в чудеса. Эта вера могла показаться кому-то смешной и наивной, но после некоторых событий своей жизни Шульц точно знал, что чудеса случаются. Более того, он знал, что иногда их надо создавать самостоятельно.

Шульц рассеянно посмотрел на Марту — нежную белокурую Марту, напоминающую принцессу из детской сказки. У принцессы была такая тонкая кожа, что, когда она пила вино, красные струйки просвечивали сквозь ее горло. Ах, Хельмут, Хельмут, что же ты натворил… Шульц с внезапной и необъяснимой тоской подумал, что время любви на этой планете истекло тридцать лет назад. В каком году началась война? Война началась в тысяча девятьсот четырнадцатом.

Он встряхнул головой. Опять эти воспоминания. Чертовы розы с их названием, бывают же такие совпадения.

Его размышления прервал дружеский хлопок по плечу. Гауптштурмфюрер Макс Фольке сел рядом, его громоздкая фигура заслонила от Шульца и Марту и Галланда.

— Не ожидал найти вас здесь, — пробасил Фольке, возглавляющий отдел контрразведки в гестапо. Шульц и Фольке считались приятелями, но у Шульца не было иллюзий по поводу этих отношений. Фольке для всех был опасен как бешеная лисица.

— Почему же? — поинтересовался Шульц. — Я отправил Эрну в Париж и сразу же пришел сюда. Не терпится отведать холостяцкой жизни, вы ведь меня понимаете. Как ваши расследования, доблестный сыщик?

Фольке польщенно улыбнулся. В последнее время он был крайне занят, занят настолько, что уже несколько раз отклонял приглашения Шульца на покер.

— Планирую закончить самое важное сегодня, максимум завтра. Вы сказали, что супруга уехала в Париж? Одна?

— Мне все задают этот вопрос, — засмеялся Шульц. — Да, одна. Ей было крайне необходимо пройтись по магазинам, а я ненавижу Париж. Выбор был прост.

— Так, так, так, — Фольке смаковал принесенный ему коньяк. — И за что же вы так относитесь к Парижу?

Шульц ностальгически улыбнулся.

— Вы не поверите, но меня там пытались убить.

— Действительно, не поверю. Бандиты, наверное? Клошары?

— Почти. Во время моего первого — и последнего — визита в Париж какие-то пьяные русские пытались сбросить меня с Эйфелевой башни. Я был совсем юн и, разумеется, приехав в Париж, я поднялся на башню — все говорили, что с нее открывается великолепный вид. Тут же меня окружил десяток человек, представляете? Потребовали, чтобы я спрыгнул. Видом, я, конечно, насладился, но…

— Не говорите мне, что вы подчинились их требованиям. — Фольке поставил пустой бокал на стол.

— Очевидно, я не прыгнул, — Шульц засмеялся. — Их отогнали какие-то другие пьяные русские, так что мне повезло. Но моего друга в тот же день на совершенно пустой улице Шерш-Миди сбила машина. К счастью, и он тоже остался жив. Больше в Париж я ни ногой, — Шульц поднял руки в протестующем жесте.

— О, это были разрушительные двадцатые. Вы помните, что творилось в Европе?

— Да, — согласился Шульц. Двадцатые он помнил так же хорошо, как и сарказм Смирнова: «В Париж? Только в тот, что в Уральской области{?}[Да, в Челябинской области (на момент разговора Валерки и Смирнова — Уральской) есть Париж]. Вам с Щусем месье Дюк до сих пор приветы передает». Пришлось вычеркнуть Францию из карты мира. Впрочем, это было к лучшему.

— Анархия. Разброд. Шатание. Слава фюреру, он смог это остановить.

Фольке помолчал, смакуя ароматную жидкость.

— Вчера мне не спалось, мучили мысли, — задумчиво сказал он. — Я нашел успокоение, перечитывая Данте. Весьма познавательно и наводит на некоторые мысли. Вы помните, кто помещен в девятый, самый страшный круг Ада?

— Вмерзшие в лед предатели, кажется. В центре круга находятся Иуда, Брут и Кассий Лонгин. Никогда не мог понять за что страдает бедняга Кассий — он-то Цезарю сыном не приходился. Должен заметить, дорогой мой Фольке, что «Божественная комедия» не самый удачный выбор для чтения во время бессонницы.

— Верно, — Фольке отпил еще коньяк, Шульц жестом попросил повторить коктейль. — На том мои попытки уснуть и закончились. В девятом круге находятся предатели. Как вы думаете, почему?

Шульц пожал плечами.

— Никогда не задумывался.

— Вы хотите сказать, что никогда никого не предавали?

— Если вы про ту вечеринку, то Эрна…

— Меня не интересует ваша семейная жизнь, — Фольке потребовал еще коньяка и Марта поставила перед ним пузатый бокал.

— Что же вас интересует? Вы задаете очень странные вопросы.

— Верно! — Фольке склонил голову. Шульцу все меньше и меньше нравился этот разговор.

— Что толку думать о том, что нас ждет после смерти. Пути Его неисповедимы.

— Однако любой мыслящий человек должен оценивать свои поступки.

Шульц глубоко вздохнул и поправил очки.

— Макс, дорогой мой. У меня была чертовски тяжелая неделя. На меня орал Крупп, заваленный заказами для Восточного фронта. На меня орал директор Миттельверка {?}[Завод, производящий ракеты] — без крупповских поставок он не может начать производство. Я договорился с Круппом, знали бы вы чего мне это стоило, я успокоил Миттельверк. Восточный фронт подождет, черт с ними, наш проект куда важнее. Ближайший месяц Крупп будет работать на «Дору». Вы знаете, я не дипломат, я вспыльчив и прямолинеен, но был вынужден молчать, кивать, поддакивать, улыбаться и искать компромисс. Я приползал домой как слепой котенок, надеясь посидеть в тишине, но там рыдала Эрна, обнаружившая, что ей нечего надеть, а малыш Хели, заходя на чай, рассказывал мне о своей невероятной любви к Марте, — Шульц улыбнулся девушке, она вернула ему улыбку. — Вы не представляете себе, насколько утомительно выслушивать откровения влюбленного юнца. Я едва сумел переключить его на другую тему. Все, чего я хочу — сыграть партию-другую в покер, поболтать в приятной компании и уединиться с красивой фройлен. После этого я смогу говорить с вами о Данте, Петрарке, Иуде и даже о Бруте и друге его Кассии.